Кэрол молчала, пытаясь понять, шутка это или что?..

— Он шутит, Кэрол. Не обращай внимания, — ухмыльнулся Джек. — Отец, тебе не стыдно? Взгляни, как перепугал девушку!

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не шучу, — огрызнулся Рэндэл — старший. — Плюешь на себя, позаботься хотя бы о своем старике. Хочешь умереть — твое дело, только меня не обрекай на одинокую старость! Оставь мне внуков!

— Не хорони меня раньше времени, я не собираюсь умирать!

— Насколько мне известно, никто перед тем, как попытаться отправить тебя на тот свет, не спросил, собираешься ли ты туда или нет! И, поверь мне, не спросят! И отправят, если не одумаешься! Девушка, — мужчина повернулся к Кэрол, — хоть вы скажите ему, чтобы прислушался к отцу, хоть раз в жизни!

— Ладно, отец, хватит! Кончай этот цирк! — разозлился Джек. — Без тебя разберусь, не маленький. У тебя своих дел хватает — вот и займись ими.

— Боже, как ты меня бесишь, отморозок! И откуда ты свалился на мою голову? И почему мамаша не забрала тебя с собой? Награждал бы ее седыми волосами и расшатанными нервами, а не меня!

— Иди на хрен, старый зануда!

— Сам иди на хрен, идиот!

Кэрол открыла рот, шокированная этой перепалкой.

— Сам найму толкового киллера, чтобы, наконец-то, прикончили тебя. Достал уже нервы трепать! — проворчал Рэндэл — старший, прикурил сигарету и невозмутимо протянул сыну. Тот спокойно взял и затянулся.

— Нет такого киллера, чтобы меня одолел, — усмехнулся Джек. — Только деньги на ветер выкинешь!

— И в кого ты уродился таким чудовищем?

— Ясно, в кого!

Лицо Джорджа Рэндэла расплылось в улыбке, и он дружелюбно хлопнул сына по плечу.

— Эй, осторожней, больно же! Забыл, что я весь переломанный?

— Ладно, не ной, «переломанный»! Найдем этого ублюдка и переедем пару раз, размазывая его кишки по асфальту, — утешил отец. — Что б другим неповадно было! А то распоясались, имеют моего сыночка, как хотят, да еще и калечат.

— Слушай, ты, кажется, собирался уходить. Иди уже, надоел.

— Ладно, пойду. Постарайся продержаться до завтра и не попасть опять под колеса или пулю, — съязвил Джордж Рэндэл и учтиво поклонился девушке. — Леди, приятно было познакомиться. Обязательно обдумайте мое предложение, оно стоящее, даю слово.

Кэрол снова улыбнулась ему.

— До свидания.

Джордж Рэндэл удалился, оставив ей незабываемое впечатление.

Джек, спокойно докуривая сигарету, улыбнулся девушке.

— Не обращай на него внимания. Мой папаша любит совать нос в мои дела и личную жизнь, как и твой — в твою.

— Вы похожи, — только и смогла сказать Кэрол.

— Даже слишком, — хмыкнул он. — Будь добра, подай пепельницу.

Потушив сигарету, он оперся о здоровую руку и приподнялся. Губы его слегка скривились от боли.

— Помоги мне. Я хочу встать.

— Зачем? Тебе же, наверное, нельзя!

— Можно, — упрямо возразил он, откидывая одеяло и спуская здоровую ногу на пол. Со второй, скованной тяжелым гипсом, он не мог справиться, и, наклонившись, Кэрол помогла ему.

— Пожалуйста, подай-ка мне эту штуку, — он указал на стоявшие в углу костыли. — Один.

Девушка, сильно сомневаясь в том, что он поступает благоразумно, все же выполнила его просьбу. Держась за костыль здоровой рукой, он сделал усилие, пытаясь оторваться от постели, но только застонал от боли и с яростью отшвырнул ненавистный костыль.

— Не злись, за меня держись, — ласково сказала Кэрол и, присев, подставила плечо ему под мышку. Обняв его за талию, она не без усилия подняла его на ноги. Джек пошатнулся и зажмурился.

— Что?

— Голова кружится.

— Я же говорила, не надо. Давай, осторожно садись…

— Нет! Дай мне этот чертов костыль!

— А ты не упадешь?

— Нет.

Отпустив его, Кэрол быстро наклонилась, подобрала костыль и подставила ему под мышку. Стоя на одной ноге, опираясь здоровой рукой на костыль, Джек горестно вздохнул. О том, чтобы попробовать сделать хотя бы шаг, и речи быть не могло.

— Ну, и как я смотрюсь? — невесело хмыкнул он.

— Молодец, уже стоишь. Если бы не поломанная рука, мог бы и походить.

— На костылях? Не хочу!

Лицо его перекосилось от досады и злобы, и он снова отбросил костыль. Потеряв от резкого движения равновесие, он начал падать.

Кэрол успела его подхватить, но удержать не хватило сил, лишь смягчила и задержала его падение. Упав поперек кровати на спину, он скривился от боли.

— Ой, Джек, прости!

А он вдруг тихо засмеялся.

— Боже, как больно… мои помятые ребра, — простонал он, пытаясь подавить смех, который отзывался в поломанных костях острой болью. Не выдержав, Кэрол тоже засмеялась, помогая ему разместиться в кровати.

— Ничего, Джек, потерпи, скоро все заживет.

— Скорей бы! Будь проклят этот негодяй… Подтяни, пожалуйста, повыше подушку.

Наклонившись над ним, девушка поправила подушку.

— Удобно?

— Да вроде как… Спасибо.

Он бросил на нее благодарный взгляд.

— Не привык я к женской заботе… не по себе как-то.

— Почему?

— Боюсь, понравится, привыкну.

— И что в этом плохого?

Он не ответил, задумчиво смотря в окно. Кэрол тоже молчала, присев на стул рядом.

— Мне, конечно, очень приятно, что ты навещаешь меня, проявляешь участие, — проговорил он. — Понимаю, почему ты это делаешь. Только хочу сказать, что я не отказался бы от дела Мэттью Ланджа, даже если бы ты всего этого не делала.

— Ты думаешь, что меня волнует только благополучие Мэтта?

— Конечно, что еще? Можешь расслабиться и не напрягаться так. Я не отказываюсь от своих обещаний, поэтому тебе вовсе не обязательно заискивать передо мной. Кстати, детективы уже взялись за расследование. Есть и вторая приятная новость — получено разрешение на свидания.

Девушка благодарно кивнула, опустив голову и ковыряя длинным ногтем застежку сумочки. Джек удивился, не увидев радости.

— Разве ты не рада?

— Рада… очень. Спасибо.

Она встала и поставила стул, на котором сидела, к стенке.

— Уже уходишь?

Кэрол показалось, что услышала в его голосе расстроенные нотки. Вот именно, что показалось.

— Да, мне пора. Поправляйся, — она вскользь ему улыбнулась и, так и не подняв к нему глаз, отвернулась и направилась к двери. Подобрав с пола костыль, она поставила его рядом со вторым, и вышла из палаты.

Проводив ее взглядом, Джек снова отвернулся к окну. Он понял, что она больше не придет. И, как всегда, он оказался прав. Но ошибся в другом, приняв искреннее беспокойство за корысть, и обидев эту бесхитростную добрую девочку. Это он тоже понял.

В больницу к Джеку Рэндэлу Кэрол больше не ходила. Даже когда приехала Куртни и предложила навестить его вместе, девушка отказалась, сославшись на важный зачетов университете. Но вечером она поинтересовалась у Куртни, как его самочувствие и здоровье. Куртни рассказала, что он рвется домой, но врачи категорично его пока не отпускают.

От Куртни Кэрол позже узнала, что Джек все-таки покинул больницу, наплевав на протесты врачей, и теперь потихоньку набирается сил дома.

Куртни дала ей его домашний номер телефона, предложив самой позвонить и справиться о здоровье.

Кэрол долго думала, звонить или нет, и так и не позвонила. Слишком уж неприятно было то, что ее желание помочь и облегчить его страдания, было воспринято, как заискивания ради Мэтта. Во всем Рэндэл видел корысть, потому что сам таким был. Кэрол считала, что пытаться его переубедить в чем-то — пустая трата времени, поэтому даже не пыталась. Пусть думает так, если такой дурак. Только больше «заискивать» перед ним она не хотела.

Кэрол ездила к Мэтту, поначалу с его матерью, а потом решилась увидеться с ним наедине. Узнав, что адвокат в больнице, Мэтт очень расстроился. Нельзя было сказать, чтобы Джек Рэндэл особо ему нравился, но Мэтт проникся к нему глубоким уважением и признательностью. Этот самоуверенный парень обнадеживал, но почему-то Мэтту хотелось быть осторожным с ним. Даже более — Мэтт побаивался его каким-то шестым чувством, ощущая в этом человеке силу, способную не только спасти, но и погубить. И в иной ситуации он ни за что не стал бы связываться с этим человеком. Рэндэл держал слово и, не смотря на случившееся с ним несчастье, дела его не остановились. Детективы ворошили прошлое, пытаясь разобраться в запутанных преступлениях. И о безопасности Мэтта адвокат уже позаботился. Это Мэтт понял, когда неожиданно его взял под свою опеку сам Крис Бартес со своими безжалостными убийцами. Этот человек держал зону изнутри, главенствуя над заключенными. Его боялись и уважали все, без исключения, даже начальник тюрьмы. Феликс Бон никогда не препятствовал правилам и законам, установленным между заключенными. Он знал, что за Бартесом на воле — люди серьезные, мафия, проще говоря, которые через таких, как Бартес, контролировали места заключения, чиня свои законы и расправы. Тех, кого Бартес брал под свою защиту, становились неприкосновенными. И только самые отчаянные могли покушаться на избранников, готовые отдать за это свои жизни. Таких находилось мало. Умирать, к тому же страшной мучительной смертью, не хотелось никому, даже тем, кто был обречен провести остатки жизни за решеткой. А у Мэтта не было здесь смертельных врагов, ненавидевших его настолько, чтобы расплатиться за это жизнью. Поэтому у него было достаточно оснований считать себя в полной безопасности, пока Бартес стоит за ним.