Как жить, помня, сколько боли и отчаянья в его ласковых глазах? Человек с разбитой жизнью, с разбитым сердцем, поставивший на себе крест, а не тот веселый добродушный парень с открытой душой, теперь стоял у нее перед глазами. И его безнадежность, его тоска, обида на несправедливый мир передались ей, наполняя ее невыносимой горечью. И сейчас, за него, она возненавидела весь этот мир.

Кэрол потребовалось два месяца, чтобы найти адвоката, согласившегося взяться за дело Мэттью Ланджа. Даже Куртни не смогла ей в этом помочь. Кэрол искала, не смотря на постоянные отказы, на которые натыкалась везде. С каждым таким отказом ее охватывало еще большее отчаянье, но именно оно и подстегивало ее. Она словно бросала вызов всему миру, восстав против всех. Вся ненависть и неприязнь отвергнутой обществом девочки вернулись к ней. Впрочем, они никуда и не уходили, просто отступили и затаились в последнее время, притупленные благополучным пребыванием в доме Куртни. Требовался лишь толчок, чтобы она вспомнила о несправедливости и жестокости, преследовавших ее, когда она жила с матерью, о своей роли изгоя, которую отвели ей люди. Теперь жертвой несправедливости стал Мэтт. Он — изгой, всеми отвергнутый, презираемый. Она понимала его боль, потому что помнила свою. Из всех только он отнесся к ней с теплом и пониманием, без отвращения и брезгливости, с которыми смотрели на нее другие.

И теперь она, одна из целого мира, сделает для него то же самое. Она не боялась осуждения и непонимания, потому что для нее это уже вошло в привычку. В душе она продолжала оставаться все тем же изгоем, затаившим обиду и злобу. Только что-то в ней изменилось, ей не хотелось больше убегать и прятаться, потуплять взгляд и безответно страдать. Возмущение и негодование превратились в огонь, который жег ее грудь, и она готова была дать ему выход. Она ощущала себя маленьким затравленным зверьком, которого боль и отчаянье побудили, наконец-то, защищаться, пробудили силы и храбрость, заставляя драться и кусаться, чтобы отстоять право на жизнь в этом мире. И даже более того — защитить такого же, как она сама.

Сначала были хорошие дорогие адвокаты, но планка опускалась ниже и ниже, пока она в грязном обшарпанном офисе не нашла того, кто ей не отказал. Почему-то он не понравился ей, но выбор был невелик, точнее, его вообще не было. Это был мужчина примерно сорока пяти лет, толстый до отвращения, с хитрым лоснящимся лицом. Он сразу попросил аванс, Кэрол отказать не могла.

Вот уже месяц, как она наняла его, а он только и делал, что просил финансы на расходы, связанные с расследованием тяжелого дела. Он объяснял, что дает взятки, чтобы Мэттью Ланджу немного облегчили тюремную жизнь, что для того, чтобы добиться хотя бы разрешения на свидания с заключенным, необходимо подкупить нужных людей, и ни как иначе. Везде и все делают только деньги. Но за все это время он не предоставил никаких результатов своей работы.

— Я работаю и делаю все возможное. Вы знаете, сколько времени требуется, чтобы рассмотрели прошение и приняли решение? Таких прошений поступает тысячи. Вы должны запастись терпением… и деньгами, если хотите помочь своему другу. Вы ведь хотите ему помочь?

— Хочу, — грустно ответила Кэрол, морщась от отвратительного ощущения, вызванного подозрением, что этот адвокат просто тянет из нее деньги и не торопиться делать свою работу.

Она приняла решение не давать ему больше ни цента, пока он не представит ей доказательства того, что он действительно что-то делает. А пока снова занялась поисками адвоката, чувствуя, что с этим она мало чего добьется. Да и деньги у нее кончались — она потратила почти все свои сбережения. И теперь она еще ломала голову над тем, где взять деньги. Зарплаты будет не достаточно, чтобы оплачивать услуги адвоката и необходимые для дела расходы. Просить у Куртни Кэрол не могла, совесть не позволяла. Эта совершенно чужая женщина сделала для нее столько, что большего требовать было бы сверх наглости. Можно было бы попросить у Рэя, но деньги Рэя — это деньги, заработанные Куртни. Он, скорее всего, не отказал бы, но потребовал бы объяснений, а, узнав, что она собирается выпустить на свободу маньяка, непременно бы передумал.

Когда Кэрол рассказала все Куртни и попросила помочь найти хорошего адвоката, та не разделила ее энтузиазма, особенно после того, как узнала, что Джек Рэндэл отказался заниматься этим делом.

— Послушай этого парня, девочка. Если он говорит, что этот человек виновен, то лично я склонна ему верить. Я понимаю, что тебе тяжело поверить. Я сама никогда бы не подумала, гладя на этого симпатягу, что он на такое способен…

— А он и не способен, — стояла на своем Кэрол, глотая слезы от того, что даже Куртни не поддержала ее в такой важный и отчаянный момент.

— Ты не должна это утверждать так непреклонно. Ты совсем не знаешь этого человека. А честный и искренний взгляд может быть всего лишь уловкой хитрого монстра, как и вызывающее доверие, красивое лицо, которое на самом деле — просто маска. Подумай, что будет, если ты ошиблась, а он выйдет на свободу? Тебе самой не страшно выпустить чудовище из клетки?

Но даже Куртни не смогла убедить Кэрол и поколебать ее решимости во что бы то ни стало помочь Мэтту.

Она снова одна. Одна во всем мире, который снова пытался ее подавить, навязать свои правила и мнения, заставить отказаться от сопротивления и опять склонить голову.

Но не этому учила ее Эмми, которая никогда не потупляла взгляд, не прогибалась под напором более сильных, не боялась драк и споров, никогда не сомневающаяся в себе. Она могла постоять не только за себя, но и за других, и всегда так и делала.

«Эмми, дай мне силы, — взывала Кэрол, смотря на милое личико подружки на фотографии. — Я снова одна, и то, что я задумала, мне не под силу, я знаю. Но я все равно буду пытаться, даже если на это потребуется вся жизнь, даже если все равно ничего не добьюсь. Только бы он не сдавался и жил. Только бы с ним ничего не случилось. Если бы ты была со мной, ты бы поверила мне и ему, поддержала бы нас, я знаю. И добилась бы больше, чем я. Ты всегда знала, что нужно делать и как. Ты обещала никогда меня не покидать. Помоги мне».

Кэрол ни сколько не смущало то, что обычно люди обращаются с подобными просьбами к Богу, а не к мертвым. Эмми была ее богом.

Фотография Мэтта теперь стояла в красивой рамке рядом с фотографией ее единственных друзей, из которых осталась только Даяна. Больше друзей у Кэрол не было. Она по-прежнему очень тяжело сходилась с людьми, оставаясь одинокой. У нее были Даяна, Куртни с Рэем, да еще семья Берджесов. Только эти люди были за пределами враждебного ей мира, в ее маленьком кругу, которым она отгородилась от всех остальных. Но раньше всех в ее «кругу» появился Мэтт, именно он был первый чужой, которого она впустила в свое сердце, основатель ее взаимоотношений с посторонними.

Она думала о нем постоянно. Его глаза преследовали ее и днем, и ночью. Она видела его в своих снах, и это были печальные сны.

Он был окутан черным туманом, густой осязаемой пеленой, стоял и смотрел на нее. Просто смотрел, совсем один в непроглядной тьме, и молчал.

А из глаз по бледному лицу медленно текли капли крови, оставляя на коже красный след. И эти страшные слезы пугали Кэрол и бросали в бездонную пропасть отчаянья и тоски. Она чувствовала, как по лицу тоже бегут слезы. Проведя рукой по щеке, она увидела на пальцах кровь.

А между ними непреодолимой преградой светились желтым пламенем две зловещие точки. Она звала Мэтта, но он не мог подойти к ней, эти глаза не пускали его.

— Я не отдам тебе его! Не отдам! — кричала она.

А потом появлялись три девочки. Они скакали вокруг Мэтта и смеялись, хватали его за руки, пытаясь увлечь за собой, глубже в непроницаемый мрак за его спиной.