— Хорошо, — покорно кивнула девочка.

Когда они оставили ее одну, Кэрол долго нежилась в роскошной ванне, потом тщательно вымылась, помыла голову, надела чистое белье, выбрала самые красивые из своих вещей, по ее мнению — короткую джинсовую юбочку и зеленую футболку. Долго смотрела на потрепанные старые тапочки, понимая, что в них выйти к ужину она не посмеет. И надела кроссовки, потому что ничего другого просто не было.

Куртни была очень ухоженной и аккуратной женщиной, дорого и со вкусом одетой, даже дома. Здесь не носили домашние тапочки, Кэрол это заметила. На Куртни были удобные элегантные туфли на маленьком каблуке, вне дома она носила только высокий каблук, преимущественно шпильку, как позже узнала Кэрол. Дороти тоже была обута в мягкие удобные туфли, которые не мешали ее работе.

Долго и уныло разглядывала Кэрол себя в большое зеркало во весь рост, которое висело в гардеробной, большой и просторной. Кэрол сначала подумала, что это шкаф, и когда открыла дверь, в изумлении приросла к полу. У нее была собственная гардеробная! Просторная, с огромным зеркалом, и с многочисленными зияющими пустотой полками, ящиками и вешалками.

«Господи, у меня никогда не будет столько одежды и обуви, чтобы и наполовину ее заполнить! Зачем мне она?» — подумала тогда она. Сейчас, вспоминая об этом, она лишь усмехалась, досадуя на то, что в ее гардеробной так мало места, и в ней не помещаются ее вещи.

Тогда же она аккуратно разложила и повесила свой скудный гардероб. Позорные тапочки засунула в мусорную корзину у большого письменного стола, не решившись положить их в роскошную гардеробную.

Потом все-таки решила снять футболку, расстроенная своим отражением в зеркале.

Во всей этой роскоши она смотрелась так же нелепо и чуждо, как и облезлые затертые тапочки, которые выкинула. А любимую футболку, подаренную Эми, она сняла, вспомнив о том, о чем постоянно забывала, еще не успев привыкнуть к тому — что носить одежду с короткими рукавами она больше не может из-за обезображенных уродливыми рубцами рук. Как же здесь, в Калифорнии, она будет жить, вынужденная носить только длинные рукава?

Разглядывая страшные шрамы на своих руках, она только теперь осознала, что наделала, обезобразив себя на всю жизнь. Она никогда не сможет пойти на пляж, живя рядом с прекрасным океаном, не сможет носить красивые платья. Теперь она всегда будет прятать свои руки, потому что это были не просто шрамы, это было вопиющее свидетельство попытки суицида. Каждый, кто увидит эти шрамы, будет знать, что она самоубийца, хоть и не состоявшаяся. И сама она никогда не забудет, о том, что произошло тогда в ее комнате, эти шрамы всегда будут ей напоминать об этом. Только ведь эти шрамы — следствие попытки спастись, избежать того кошмара, на который обрекла ее мать, отдав тому мужчине. Ведь это было только начало, Кэрол это знала. За этим мужчиной были бы другие. Она не хотела убивать себя, она хотела просто спастись от этого ужаса, от мук и страданий, издевательств. Просто иного способа это сделать у нее не было. По крайней мере, именно в тот момент, когда мужчина ломился к ней в комнату. Но ведь она не будет объяснять это каждому, кто увидит ее шрамы. Люди будут осуждать, не зная и не понимая. Она уже видела, что ее безобразные шрамы повергали людей в шок. Даже ее не отличавшийся деликатностью отец до сих пор не решился спросить ее об этих шрамах, хотя было очевидным, что он задавался этим вопросом, потому что она часто ловила его взгляд на своих руках, как будто он хотел разглядеть ее шрамы сквозь ткань рукавов. Она знала, что придет момент, и он спросит. А может, Пегги ему уже рассказала, и он знает, потому и не спрашивает.

Кэрол решила надеть вместо футболки школьную блузку, но она помялась в чемодане. Девочка тщательно обыскала комнату, но, к своему огорчению, утюга не нашла. Окончательно расстроившись, она натянула джемпер и вышла из комнаты. Робко оглядевшись, она медленно спустилась по лестнице, вышла в холл и пошла в ту сторону, откуда выходила Дороти. Почувствовав аромат готовящегося ужина, она пошла на запах и вскоре нашла кухню, большую и просторную. Дороти проворно порхала по комнате, быстрая, ловкая, напевая потихоньку какую-то мелодию. Она не сразу заметила безмолвно застывшую у порога девочку, а когда наткнулась на нее взглядом, вздрогнула от неожиданности, выронив тарелку, которая вдребезги разлетелась по полу.

— Пресвятая Дева, как ты меня напугала! — выдохнула она.

— О, простите… — Кэрол бросилась на пол, упав на колени у ее ног, и стала торопливо собирать осколки. — Я не хотела вас отвлекать…

— Стой! Прекрати, что ты делаешь? — растерялась женщина, невольно повысив голос в удивленном возгласе.

Кэрол подняла голову, затравлено взглянув на нее, посчитав, что та на нее сердится.

— Ничего… Я сейчас все уберу. Простите, такая красивая тарелка, как жалко…

Наклонившись, женщина схватила ее за плечи и с силой рванула вверх, пытаясь поднять с пола, но девочка вдруг сжалась и вскинула руки, прикрыв голову, словно ждала, что на нее сейчас обрушатся удары.

Женщина тут же отдернула руки, отпустив ее, и пораженно застыла на месте, смотря на нее.

Поняв, что бить не будут, Кэрол опустила руки и, не поднимая голову, поползла по полу, торопливо собирая осколки. Женщина, не двигаясь, наблюдала за ней, растерянная и шокированная.

Девочка поднялась с пола и повернулась к ней, держа осколки в ладони.

— А где у вас мусорное ведро? И веник? Я подмету мелкие осколки.

— Не надо… я сама, — выдавила Дороти и протянула руки, чтобы забрать у нее осколки. — Давай, я выброшу.

— Нет, вы можете порезаться, — Кэрол отвела руку, не отдавая осколки.

Дороти развернулась и открыла дверцу шкафа, за которой стояло мусорное ведро.

— Сюда.

— А веник?

— Так, деточка, успокойся. Какой тебе веник? — немного пришла в себя женщина. — Всю работу по дому, включая уборку, делаю я. Тебе не положено.

Девочка уставилась на нее с таким недоумением и недоверием на лице, что Дороти чуть не рассмеялась.

— Пресвятая Дева, да откуда ж ты такая взялась! — с доброй улыбкой воскликнула она. — Так, а ну-ка, садись сюда.

Она отодвинула стул и властно указала на него пальцем.

Привыкшая подчиняться, Кэрол покорно присела за стол, наблюдая, как женщина открыла огромный холодильник и достала бутылку с соком.

— Веник ей подавай, ну надо же, — бормотала она тихо, словно сама себе, и, налив сока в стакан, поставила перед девочкой. — Пей. Я бы дала тебе чего-нибудь вкусненького, но до ужина всего час, испортишь аппетит. Ты голодная?

— Нет, — девочка качнула головой и пригубила сок. — Спасибо.

— Ты что-то хотела, или просто пришла?

— Я хотела попросить у вас утюг. На десять минут. Я вам его верну.

— Какай еще утюг? Если тебе что-то надо погладить, неси сюда. Я сейчас поглажу.

— Вы? — брови девочки удивленно взлетели вверх. — Нет, не надо. Я сама.

— У тебя в комнате есть гладильная доска? Где ты собралась гладить?

Вот проблема! Постелить на стол покрывало или сложенную в несколько раз простыню — и гладь себе на здоровье. Но Кэрол промолчала, не желая снова шокировать эту добрую женщину, которая и так, судя по всему, от нее была в шоке. Девочка это видела, но причину удивления этой женщины понять не могла. Что не так она делала или говорила? Кажется, ничего такого. Собрала осколки разбитой тарелки, попросила веник и утюг. И все. Что не так?

— Ладно. Но только первый и последний раз, договорились? И никому об этом ни слова, если не хочешь, чтобы меня уволили, — прошептала Дороти. — Неси сюда свои вещи, я покажу тебе, где ты можешь их погладить.

Улыбнувшись, Кэрол подскочила и, быстро допив сок, подбежала к раковине, открыла кран и проворно вымыла за собой стакан. Дороти только успела открыть рот, чтобы возразить, но она уже поставила стакан рядом с остальной посудой и, развернувшись, выбежала из кухни. Женщина проводила ее растерянным взглядом.