Элла, Рипли и Харрис не сводили глаз с находки, когда к ним поспешили два криминалиста. Харрис передал им контейнер дрожащими руками. Команда криминалистов взяла его и бережно положила на рабочую поверхность позади них.

 Это была голова Кристин Хартвелл – без кожи и волос, с двумя карими глазами, застывшими в смертельном взгляде. На ней были следы бровей и неповрежденные зубы. Можно было рассмотреть все сухожилия, идущие от щек к голове. От увиденного Элла почувствовала рвотные позывы. Пока Рипли и Харрис осматривали голову, Элла выбежала на улицу, чтобы подышать воздухом.

Теперь ее теория имела значительное подспорье, но все равно это было самое ужасное утро. Облачное небо над головой и грязная трава под ногами. Она чувствовала, как влага с лужайки просочилась в ее обувь. Сначала ей было некомфортно, но затем она вернулась в реальность. Все эти смерти и разложение, которые она лицезрела за последние несколько дней, казались ей каким-то невероятным ночным кошмаром.

За последние несколько дней она многому научилась, включая то, что учебники и фотографии мест преступления не могут подготовить человека к встрече с этим в реальности. Элла всегда думала, что, окажись она в подобной ситуации, ей удастся держать свои эмоции под контролем, но реальность разительно отличалась от того, что она представляла. Каждое место преступления накладывало свой отпечаток, вытесняя все приятные воспоминания сценами жестокости и человеческих страданий.

Она подумала, что, возможно, эта должность не для нее, но мысль о том, чтобы подвести людей, давших ей этот шанс, повысила уровень ее тревожности до предела.

Вдруг она почувствовала на своем плече прикосновение чьей-то руки.

– Нет, легче со временем не станет, новенькая, если ты об этом думаешь.

Элла сняла очки и протерла глаза. Она не развернулась к Рипли.

– Не об этом. Я думаю, может, я не создана для этой работы.

Рипли рассмеялась.

– Ты шутишь? Твоя теория выглядит весьма правдоподобной. Не позволь паре жутких подробностей разуверить тебя.

Элла почувствовала, как тревога отступила. Облегчение пришло медленно и постепенно, когда она поняла, что легендарная Мия Рипли похвалила ее.

– Что ж, спасибо. Просто.. Видеть все эти свежие трупы очень тяжело. Когда я вижу их в учебниках, я будто просто постигаю факты. Я просто читаю историю, понимаете? Я ничего не могу сделать, чтобы изменить то, что с ними произошло.

– Но теперь ты чувствуешь, будто в ответе за них, – сказала Рипли.

Элла тяжело вздохнула и кивнула.

– Наверное. Это сложно объяснить. Я чувствую, что если бы старалась лучше, лучше проработала теорию, проговорила ее, тогда, возможно, в этом доме не было бы трупа.

– Да, я помню, когда думала так же. Но поверь мне, ничто не могло это предотвратить. Ты не можешь винить себя за действия психопата.

– Я знаю. Просто это тяжело.

– Конечно, тяжело, но ты должна гордиться собой. Ты пришла к этой теории практически с самого начала, основываясь всего на одном месте преступления и небольшом количестве деталей. Даже с сегодняшними находками, я бы не додумалась до таких выводов. Я бы предположила, что это дело рук какого-то рассеянного шизофреника, экспериментирующего с разными методами убийств. Но твоя теория разворачивает дело в совершенно другом направлении. Даже мне это не по силам.

Элла снова надела очки и повернулась к Рипли. Между ними дул ледяной ветер. Элла промерзла до костей. Все это утро казалось нереальным, но еще более нереальным казалось то, что Рипли хвалит ее. Элле пришлось воспроизвести слова агента в памяти, чтобы убедиться, что она правильно все расслышала. В течение сорока восьми часов Рипли спешно опровергала ее теорию. Теперь она вернулась к этой теории. Это был успех, неважно каким горьким он был. Эллу переполняло чувство удовлетворения.

– Правда? Даже вам? – спросила Элла.

– Даже мне. Если бы я нарисовала психологический портрет и отправила его копам, представь, как бы глупо я выглядела, когда выяснилось бы, что он на самом деле делал с каждым убийством?

– Да уж, – согласилась Элла. – Но теперь вы знаете правду.

– Все еще есть вещи, которые я не могу разглядеть. Ты замечаешь мелкие детали, такие как джутовый мешок на месте убийства Хартвелл, след от помады на месте убийства Баркер. Эти детали помогают выявить связь и определить более четкий психологический портрет. Поэтому я хочу доверить это тебе.

Элла смотрела на нее в потрясении.

– Что? Мне?

– Да, тебе. Ты когда-нибудь составляла психологический портрет?

Вот оно. Великое достижение. Высшая честь, которой она могла удостоиться.

 Она мечтала составить официальный психологический портрет для ФБР со времен средней школы, когда готовила презентации для уроков и представляла, что будет заниматься этим в будущем. Все, ради чего она работала, все эти годы работы до полуночи, чтобы быть лучшей, все эти часы исследований, которыми она занималась в свободное время, все то время, что она чувствовала, будто ее не замечают, несмотря на то, что она работала до изнеможения. Одобрение, которого она втайне ждала, свалилось на нее, как цунами ответственности.

Это был апогей; момент, который она запомнит до конца своих дней, независимо от того, как сложится ее карьера.

– Нет. То есть ни разу официально.

– Неофициально – тоже неплохо. Давай в последний раз осмотрим место преступления и будем двигаться дальше. Ты справишься?

Это была честь для нее, честь, о которой она никогда даже не мечтала. Она пришла с огромной ответственностью, но был шанс, что она сможет предугадать следующий шаг преступника. Был шанс, что ее способности помогут поймать реального серийного убийцу.

– Да, я справлюсь.

– Хорошо.

Элла была обессилена. Она посмотрела на часы, висевшие на стене полицейского участка. Уже четыре часа она корпела над этим портретом, изменяя и добавляя абзацы по мере того, как ее посещали новые мысли.

Она внимательно прочитала его от начала до конца, хотя слова уже расплывались перед глазами.

«Достаточно», – сказала она себе, уверенная, что охватила все необходимые детали. Элла распечатала несколько копий и подготовила их, чтобы показать Рипли.

Она переживала о том, как Рипли отреагирует на составленный ей портрет. Что если он не выдержит проверку или меркнет на фоне портретов, которые писала Рипли? Что если она упустила некоторые очевидные детали преступления?

Элла убедила себя, что это не ее случай, надеясь, что так оно и есть. Она вышла из офиса с распечатками в руке и обнаружила Рипли печатающей что-то на своем ноутбуке в главном офисе участка.

– Закончила? – спросила Рипли, прежде чем Элла успела что-либо сказать.

– Закончила.

Тревога вернулась. Психологический портрет должен быть детальным планом для поимки преступника. Он должен быть идеальным. И вот Элла представляет свой первый официальный портрет самому легендарному агенту из ныне живущих. Напряжение было сильнее, чем когда-либо в ее работе в разведотделе.

– Давай, – сказала Рипли.

Она откинулась в кресле и посмотрела в потолок.

– Давай?

– Читай.

Элла почувствовала себя школьницей. Рипли была строгой учительницей, которая попросила ее выступить с презентацией. Напряжение возросло. Элла посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что другие офицеры ее не услышат. И начала с самого начала.

– Все мужчины, которым подражает преступник, являются архетипичными американскими серийными убийцами. Белые мужчины с отклонениями на сексуальной почве, одиночки, которые убивали ради удовлетворения собственных извращенных фантазий. Хотя им с трудом удавалось влиться в социум, они были не настолько неприспособленными, чтобы отталкивать любого, с кем вступали в контакт. У них были знакомые, пускай и немного. Им удавалось влиться в небольшой круг общения, где их считали частью группы, однако люди за пределами этого круга иногда замечали в них что-то странное. Поскольку преступник видит что-то в этих убийствах, что-то, чего он сам жаждет, что-то, чего, как он осознанно или неосознанно считает, ему не хватает, он будет проявлять те же характеристики. Он также должен быть в одной возрастной группе с этими убийцами, то есть где-то между двадцатью и сорока.