«… в этот день время пойдет вспять… и расступятся своды… но не убоится он ничего… и выйдет на свет…»
Тут же вернув взгляд обратно – в направлении указательного жеста, – И. внезапно обнаруживает перед собой целый океан пыли, переливающийся в потоке света над головами людей…
– Ух ты…
Клубы мерцающих частичек, зависших в плотном воздухе вокзала, словно целая галактика из триллионов янтарных звезд… По инерции И. делает ещё несколько шагов и только после этого замечает, что всё его тело: грудь, предплечья, ладони и пальцы на руках пылают в ослепительно-золотом сиянии. Случайно попав под солнечные лучи, он судорожно запрокидывает голову к распахнутым на потолке заслонам и замирает. Ноги врастают в пол, а в глубине сужающихся зрачков начинает расти огненный шар…
Крошечные песчинки кружат всё медленнее и медленнее, пока не застывают вовсе. Все вокруг оборачивается в галлюцинаторное видение, в центре которого царит небесное светило…
– И.! Эй Иииии.! Ты слышишь?! Приди в себя! Очнись! Не стой на месте! Ты должен продолжать идти…
Анамнез
Примерно тридцать лет тому назад…
Он моргнул.
Прямо перед ним в широком зеркале размером в бо́льшую часть стены отражается стерильно-белая, но потрёпанная временем комната: стол с настольной лампой, два стула (один напротив другого), дверь на магнитном засове и камеры наблюдения, перемигивающиеся в разных концах помещения… а также его худое, усталое лицо, что находится практически в упор к зеркальной поверхности наблюдательного окна.
Разглядывая в нём собственное отражение, он время от времени улавливает короткие еле различимые фразы людей по ту сторону. Иногда ему кажется, что их перешёптывания – голоса у него в голове.
Но все разговоры умолкают, когда из коридора начинает доноситься эхо ударов звонких каблуков. Торопливые шаги становятся всё отчетливее и громче, пока не оборачиваются оглушительными цоканьем, которое обрывается прямо у дверей. Писк электромагнитного замка, щелчок затвора – и в комнату заходит женщина в белом халате, в руках у неё папка с документами и планшет.
– Присаживайтесь, мы здесь надолго, – сообщает она и направляется к столу.
В воздухе повеяло запахом её парфюма.
Яркая, белая люминесцентная лампа противно гудит и, мерцая, похрустывает у них над головами.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она, когда он сел напротив.
– Вы бы не могли погасить свет? Он слепит меня.
– Гелиофобия?
Он кивнул.
Она подаёт сигнал зеркалу, словно собственному отражению, и, глядя в него, поправляет волосы, собранные на затылке в пучок. Свет потухает, остаётся лишь бледное сияние настольной лампы. В комнате воцарился привычный полумрак.
– Так лучше?
«Приступайте уже, – неожиданно в голове у неё раздаётся голос, – у Нас нет времени тянуть».
– Нам нужно начинать, – произносит она и взмахивает рукой над прибором, встроенным в край стола. В воздухе над ним всплывает тусклая медленно разогревающаяся проекция небольших размеров. Её пальцы касаются эфемерной клавиши «Rec» на ней.
– Здравствуйте, – от её голоса на голографическом экране вздрагивает линия эквалайзера, – меня зовут Доктор Кэрриал Хилл, – так же, как и на бейджике у неё на груди: «Dr. K. Hill». – Наш разговор будет записываться. По результатам экспертизы, – она снова покосилась на отражение, – комиссия вынесет заключение, от которого будет зависеть ваш статус. Вы готовы?
Он снова кивнул.
– Вслух, пожалуйста.
– Да.
– Хорошо…
Она открывает толстую папку и достает из неё медицинскую карту. Её глаза опускаются в текст, отперфорированный на поверхности синтетических листов из мягкого зеленоватого материала.
– Итак, пациент № i129S+1, – читает она на обложке, а затем откидывает её вверх и переходит на следующую страницу. – Вы поступили в изолятор в ночь с пятницы на субботу. Отчёт оперативной группы, прибывшей на место: «Больной в критическом состоянии: не вступает в контакт с окружающими; полное отчуждение от реальности; отсутствие реакции зрачков на свет и физическую боль. Возможны галлюцинации: делирий или онейроид…» Это всё довольно типично, – она заглядывает в следующий лист. – А вот дальше начинаются странности. Следующий комментарий бригады: «У больного наблюдаются серьезные нарушения работы сердца: аномальная тахикардия…». Боже, я таких показателей в жизни не видела «400-450 ударов в минуту…», «…внутривенное введение 0,5 мл 20% раствора Препарата (наименование изъято «защита интересов пациента») нормализовало состояние больного», – закончив со страницей, она перелистывает оставшиеся листы один за другим. – Но в стационаре вы не продемонстрировали никаких отклонений. Тесты и анализы тоже в пределах нормы, за исключением диагностики реакции и мышления, тут вы набрали максимальный результат, – она откладывает медицинскую карту в сторону и заглядывает в планшет, который в реальном времени считывает показатели самочувствия пациента. – Странно, а сейчас ваше сердцебиение снова зашкаливает. Видимо, я вас напугала…
«Мисс Хилл, – в её голове вновь раздается требовательный голос, – в первую очередь Нас интересует информация о звонке. Займитесь этим».
Она находит среди документов другой зеленоватый листок синтетической бумаги.
– Да, по поводу звонка, – продолжает она, – Он поступил в Службу в 2.18 ночи от анонима через удалённый прокси сервер. Голос также оказался зашифрован, анализ не дал никаких результатов, – отрывает глаза от протокола в руках. – Человек один в запертой изнутри комнате. Встает вопрос: кто, в таком случае, звонил? Предположения или комментарии будут?
Он помотал головой.
– Я так и думала, – произносит она и опускает глаза обратно в текст, – У отдела безопасности к вам много вопросов. В рамках расширенного расследования всё ваше оборудование изъято для проверки. Не думайте, что вам удастся что-то скрыть.
– Мой компьютер? – угрюмо переспросил он. – Разве я дал разрешение?
– В таких случаях оно и не требуется.
Он мгновение помолчал, а позже пробормотал себе под нос:
– Власть толпы…
Она посмотрела на него исподлобья.
– Давайте без этого. Экстремистские заявления только ухудшат ваше положение. Вы же тоже госслужащий, должны понимать. Хотя, теперь уже бывший…
«Доктор Хилл, не отклоняйтесь от основных задач Комиссии. Лучше расспросите пациента об импланте».
– И что касается вашего височного имплантата. В отчетах техников говорится, что он изрядно потрёпан, – она роется в бумагах одной рукой, – а также на нём присутствуют следы взломов и нелегальных манипуляций. Что вы с ним делали? Передавали слишком большие объёмы информации? Устанавливали неофициальное ПО?
– Ничего подобного, – ответил он, не поднимая глаз.
Покосившись на наблюдательное окно, она несколько секунд подождала дальнейших указаний, но их так и не последовало.
– Ладно, – она берёт в руки планшет. – Чтобы разобраться с историей вашей болезни и вынести заключение, нам необходимо пробежаться по фактам из вашего личного дела, поскольку некоторые события из прошлого могли повлиять на ваше нынешнее состояние, – она открывает файл и в глубине её опустившихся глаз начинают бежать страницы загружающегося текста. – Здесь нет никакой информации о ваших родителях. Предположительно они были нелегальными мигрантами. Верно?
Он пожал плечами.
– Вы что-нибудь помните о них?
Он помотал головой, отводя взгляд куда-то в сторону.
– Понятно. Зато у нас есть файл на вашего опекуна…
Она открывает его досье и медленно, пальцем по воздуху, прокручивает доступную информацию.
– Подозрительный старик. И очень странный выбор протезов, – она задерживается на биометрическом изображении аугментаций ног, которые больше напоминают конечности какого-то копытного. – Но долго вы с ним не прожили, он умер… О нём у вас остались какие-нибудь воспоминания?
