На следующий день сэр Мэттью Фелл в шесть утра не спустился вниз, хотя так было заведено. Не спустился он ни в семь, ни в восемь. Вследствие чего слуга поднялся наверх и постучал в дверь его комнаты. Я думаю, мне не нужно продолжать описывать с какой тревогой все слуги этого дома стояли под дверью и слушали то, что происходит в комнате, и каждый раз снова стучали в дверь. В конце концов, они сломали замок, открыли дверь и, нашли своего хозяина мертвым, а его труп, к тому времени, уже почернел. Предположить можно было всё что угодно. Каких либо признаков борьбы и насилия при первом осмотре заметить не удалось, но окно было открыто.
Одного из слуг послали за священником, а затем, уже по распоряжению священника, отправился за коронером. Господин Кроум приехал в Холл настолько быстро насколько мог, его проводили в ту комнату, где лежал покойник. Среди своих бумаг, он оставил записи по которым видно насколько искренним было его уважение к сэру Мэтью и печаль об его утрате, там также был и отрывок, который я скопировал, потому что он мог пролить свет на то, что произошло, и рассказать о нравах того времени: – «Каких-либо следов проникновения или насилия в комнате не оказалось, но оконная створка была открыта, впрочем, мой несчастный друг всегда оставлял окно открытым в эту пору. Он обычно выпивал свой вечерний эль из серебряного кубка, вместимостью около пинты, а в этот вечер он из него не пил. Этот эль был исследован врачом из похоронного бюро, господином Ходжкинсом, который не смог, не смотря ни на что, как он, впоследствии, заявил под присягой в присутствии коронера, определить присутствие в нем хоть малейшей дозы отравляющего вещества. Что касается значительной припухлости и почернения трупа, естесвенно, был проведен опрос всех тех, кто жил рядом с умершим, по подозрению в отравлении. Тело, которое лежало на постели, было в ужасном состоянии, оно было до такой степени перекручено, что возникало единственное предположение о том, что мой дорогой друг и патрон отошел в мир иной в страшнейших муках и агонии. Впрочем, что так и осталось необъяснимым для меня самого, так это то, что все-таки существовало доказательство тому, что это ужасное варварское преступление было совершено злоумышленниками по заранее разработанному плану, потому что женщины, которым было поручено омовение и одевание трупа, обе очень известные и уважаемые в своей скорбной профессии, пришли ко мне в великой боли и страдании, и обе, находясь в абсолютном телесном и душевном здравии, заявили, что в действительности, после того как они сделали первый осмотр, они не сразу принялись работать с трупом, но когда они его раздели и прикоснулись руками к его груди, то они почувствовали какую-то странную боль и покалывание в ладонях, впоследствии их руки до самых предплечий на непродолжительное время значительно припухли, эта болезненность продолжалась и после. В результате оказалось, что в течение нескольких недель они были не способны работать, хотя на коже у них не осталось никаких отметок.
И только я это услышал, как послал за врачом, который всё еще находился в этом доме, и мы провели тщательное исследование состояния кожи в этой части тела, настолько тщательное насколько это могло позволить небольшое увеличительное стекло из горного хрусталя. Но этот инструмент нам не дал возможности обнаружить что-нибудь существенное кроме пары маленьких проколов или отверстий, которые, как мы после решили, были отверстиями через которые яд ввели в тело, и тут мы вспомнили о перстне папы Борджиа[65], и о других случаях применения ужасного искусства итальянских отравителей в прошлом столетии.
Так много было сказано о признаках, которые были обнаружены на трупе. В отношении этого я должен добавить, всё это мои личные наблюдения, которые должны дойти до последующих поколений, чтобы те могли судить представляют они какую-либо ценность или нет. На столике, стоявшем возле кровати, лежала небольшого размера библия, которую мой друг, вплоть до последнего момента, открывал всегда ночью и проснувшись утром, для того чтобы прочесть из неё место, которое он отмечал закладкой. И я, беря её в руки, не мог не проронить слезу, вспоминая о нем, и эти, пропитанные скорбью воспоминания, от этого скромного эскиза книги книг перенесли меня к мыслям о её Великом Первоисточнике. Так всегда, в моменты отчаяния, мы готовы идти на едва мерцающий лучик, который нам обещает то, что яркий свет ждет нас впереди. Я попытался гадать по Библии, используя старый и многим известный способ, открывая наугад первые попавшиеся страницы; о возникновении этого метода и его применении сейчас много говорят и пишут в своих трудах, его Святое Величество Благословленный Король Карл 1[66] и господин Виконт Фолклэнд.[67] Я должен признаться, что эта моя попытка не особенно мне помогла: и еще, для того чтобы суметь выяснить причину этих ужасных событий, я записал полученные результаты, на тот случай, возможно они смогут указать на действительный источник зла более развитому интеллекту и уму чем мой.
Затем, я три раза гадал, открывая книгу и ставя палец на слова: в первом случае я получил три слова, от Луки XIII. 7, Победи это; во втором из стиха Исаийя XIII. 20, Это никогда не будет обитаемо: и в третий раз, Иов XXXIX. 30, Её потомство тоже пьет кровь.
Это всё, что нужно было привести из записок господина Кроума. Сэр Мэтью был положен в гроб и похоронен, обряд похорон был проведен господином Кроумом на следующее воскресенье. После чего была напечатана статья под заголовком «Неисповедимый путь; или, То, что угрожает Англии и злые козни Антихриста", викарий, также как и большинство соседей были убеждены, что почтенный сквайр стал очередной жертвой папистского заговора[68].
Его сын. Сэр Мэтью Второй, унаследовал от отца его имя и имение. Так закончилось первое действие Кастрингэмской трагедии. Стоит сказать, хотя настоящий факт никого не удивит, что новый баронет не стал жить в той комнате, в которой умер его отец. К тому же, в этой комнате никогда не останавливался ни один из гостей во время своего пребывания в доме. Он умер в 1735 году, и я не могу сказать, что его управление имением можно было бы отметить каким-либо знаменательным событием, за исключением, неизвестно почему, возросшему числу случаев смертности среди скота и живности, в которой была замечена тенденция к постепенному росту.
Те, кого заинтересовали подробности этих событий, могут посмотреть статистический отчет, напечатанный в виде письма в «Джентльмен’с Мэгэзин» 1772 года, в котором приводятся факты из личных документов баронета. Он нашел очень простой способ, который положил конец всему этому, запирая всю свою живность в стойле и сараях на ночь, и убрав всех овец из парка. Так как, он заметил, что никто так не мрет в хлеву, как овцы, ночью. После этого мору пришлось удовлетвориться только дикими птицами и зверями в лесу. Но, поскольку, у меня нет никаких данных о симптомах, а всенощное бдение, было весьма непродуктивным занятием, чтобы дать хоть какое-то предположение, я не могу дать точное определение того заболевания, которое суффолкские фермеры назвали «Кастрингэмская падучая».
Как я уже говорил, сын сэра Мэттью умер в 1735 году, и по закону все права на титул и имение унаследовал его сын, сэр Ричард. Это при его жизни на северной стороне приходской церкви было отведено место для захоронения членов его семьи. Идеи молодого сквайра были настолько глобальны, что потребовалось убрать несколько могил на неосвященной стороне церкви для того чтобы выполнить его требования. Среди них оказалась и могила госпожи Мозерсоул, расположение которой было точно известно, из имевшейся пометки в плане церкви и внутреннего двора, которая была сделана господином Кроумом.
Различные пересуды пошли по деревне, когда стало известно, что будет произведена эксгумация тела знаменитой ведьмы, которую еще до сих пор кое-кто помнил. Причем, чувство удивления и неподдельной тревоги были очень сильными, когда обнаружили, что гроб, в котором она должна была лежать, был абсолютно целым и нераскрытым, но тела внутри не оказалось, ни костей, ни праха. Действительно, весьма любопытный случай, так как в те времена, когда её хоронили, не было похитителей трупов, а другого, в какой-либо степени разумного объяснения мотивов похищения тела покойника, кроме как для нужд прозекторской, сложно предположить.