На пороге они разговорились.
– Кажется, месье сказали, что интересуются древними церковными книгами?
– Да, было такое дело, я уж, собирался вас спросить, если в вашем селении библиотека?
– Нет, месье, таковой у нас нет. Наверное, какая-то библиотека раньше и была, при капитуле[11], но наше селение уже порядком обезлюдело…, затем, в нерешительности, он замолчал, после чего, набравшись смелости продолжил: – Но, если месье действительно – amateur des vieux livres, то есть, настоящий ценитель антикварных книг, у меня дома есть то, что могло бы его заинтересовать. Я живу тут неподалеку, всего в каких-нибудь ста ярдах.
И снова Денниссттоуна охватила радость, и проснулось заветное желание найти в заброшенных уголках Франции бесценные манускрипты, но воодушевление и пыл как-то сразу угасли. – Наверняка, слуга церкви хочет мне предложить какой-нибудь глупейший католический служебник, что-нибудь из печати Кристофора Плантена[12], где-то так, 1580 года издания. Чтобы о местечке, находящемся в такой близости от Тулузы ничего не знали охотники за книжным антиквариатом? Такого просто не может быть. Но, в любом случае, пойти туда нужно, иначе я буду чувствовать себя последним глупцом, если этого не сделаю, и буду упрекать себя в этом всю оставшуюся жизнь за то, что упустил такую возможность, может быть эта книга, которую он хочет мне показать, действительно стоящая. – думал Деннисстоун. Поэтому они и пошли. По пути Деннисстоун, опять обратил внимание, теперь уже на меняющееся поведение своего попутчика, потому что страх и подавленность стали переходить в решительность, тем самым, весьма озадачив Деннисстоуна, который шел и думал про себя, не показывая виду, уж не решил ли этот дьячок заманить его куда-нибудь на окраину с целью ограбить и прикончить там, сочтя за богача, приехвшего к ним из Англии. И, тут он понял, как надо поступить; он начал беседу со своим гидом и вдруг, совершенно как бы между прочим, говорит, дескать, завтра утром он ждет своих друзей, которые должны заехать за ним сюда. К его удивлению, услышав эти слова, ризничий в мгновение ока освободился от последних страхов и тревоги.
– Это очень хорошо, – ответил тот, и лицо его оживилось – Это очень хорошо. Месье путешествует в компании своих друзей: друзья всегда будут рядом. Как здорово путешествовать вместе с друзьями…, порой…
Выглядело так, словно, последнее слово его собеседник произнес в запоздалом раздумье, которое с новой силой окунуло несчастного беднягу во тьму уныния.
Вскоре они подошли к дому, который заметно выделялся среди находящихся по соседству, это был каменный дом, гораздо больше других по размеру, на двери его был прикреплен щит Альберика де Малона. Потом, Деннисстоун рассказывал мне, что Альберик де Малон был потомком по боковой линии Джона де Малона, епископа Собора Святого Бертрана. Этот Альберик был каноником[13] в Комменже с 1680 по 1701 года. Все окна наверху этого огромного особняка были заколочены, поэтому он и казался пустым, обветшалым и скучным, точно таким же пустым и скучным выглядел весь Комменж, следствие упадка и разложения.
Встав на пороге, ризничий замешкался.
– Может быть, – произнес он, – может быть, месье, у Вас нету времени?
– Вот и не угадали, любезнейший, – уйма, уйма времени – вплоть до завтрашнего утра мне абсолютно нечего делать. Ну, давайте, показывайте, что у вас там.
В этот момент открылась дверь, и выглянуло лицо, гораздо моложе чем лицо ризничего, но всё то же угнентенное состояние души омрачало его, только на этот раз глаза говорили не о страхе за свою собственную жизнь, а о тревоге за жизнь близкого человека. Совершенно несложно было понять, что лицо это принадлежит дочери ризничего, но, несмотря на то выражение, о котором я уже говорил, было видно, что это довольно милая и приятная девушка. Когда она увидела своего отца в компании крепкого и хорошо сложенного незнакомца, в её глазах вспыхнули искорки. Она обменялась с отцом всего несколькими фразами, из которых Деннисстоун смог разобрать только слова ризничего – «Он смеялся в церкви», – услышав эти слова, девушка ничего не ответила, а лишь со страхом взглянула на отца.
Всего через минуту они оказались в гостиной. Это была небольшая комната с каменным полом и высокими потолками, полная причудливых теней, отбрасываемых большим очагом, в котором горели дрова. Благодаря огромному распятию, которое висело на одной из стен, упираясь чуть ли не в потолок, эта комната становилась чем-то похожей на часовню; тело Христа на Распятии было окрашено краской в естественные тона, а сам крест был черным. Под распятием стоял старинного вида массивный сундук. После того, как принесли лампу и расставили стулья, ризничий подошел к сундуку и с нарастающим беспокойством, как показалось в тот момент Деннисстоуну, достал оттуда большую книгу, обернутую в белую материю, поверх ткани грубой рукой красной нитью был вышит крест. Еще до того, как ризничий снял с неё ткань, Деннисстоуна поразил объем и формат этой книги. – Уж слишком она большая для простого молитвенника, – подумал он, – причем, она далеко не такая как антифонарий[14]; похоже, на этот раз, мне в руки попала действительно стоящая вещь. – В следующий момент, после того как книга была открыта, Денниссстоун понял, – наконец-то, ему посчастливилось найти то, что превосходило его самые лучшие ожидания. Перед ним был крупный фолиант[15], созданный, приблизительно в конце семнадцатого столетия, с золотым гербом каноника Альберика де Малона отштампованным на корешке. Объем его был, где-то, стопятьдесят книжных листов и почти на каждом из них была прикреплена страница из заставочной рукописи, украшенной миниатюрами и орнаментом. О таком ценном приобретении Деннисстоун не мог даже мечтать, такое не могло ему присниться даже в самых вошебных снах. Первыми шли 10 рукописных листов из Книги Исхода с рисунками и орнаментом, датируемые не позднее 700 года после Рождества Христова. Далее следовала полная коллекция иллюстраций из Псалтиря, созданного в Англии, – великолепнейшее издание, которое можно было отнести, примерно, к 13 столетию, наверное, это был один из самых лучших Псалтирей. Затем, шли двадцать листов, исписанных латинским унциальным шрифтом[16], благодаря тем нескольким словам, которые он смог разобрать, ткнувшись то в одном месте, то в другом, он подумал, что это вполне вероятно один из ранее неизвестных трактатов, принадлежащих одному из Отцов Церкви. – А не может ли это быть фрагментом из рукописи Папия[17] «Изложение Изречений Господних», о существовании которой в Ниме[18] уже было известно с 12 столетия? – подумал он.
В любом случае, он твердо решил, что эта книга будет принадлежать ему и поедет с ним в Кембридж, даже если придется потратить на неё все имеющиеся денежные средства, имевшиеся на счету в банке, и остаться в Сент-Бертране до того как ему снова переведут деньги. Он взглянул на ризничего, желая увидеть на его лице хотя бы ничтожный намек на то, что он поддастся на уговоры и продаст ему эту книгу. Ризничий был бледен, лишь только губы шевелились.
– Если, месье соблаговолит заглянуть в конец книги, – сказал он.
Месье так и сделал, а там его ждали новые сокровища, на каждом новом листе; к тому же, в самом конце книги он наткнулся на два листа бумаги, по сравнению со всем увиденным им ранее, эти были более поздние, что его серьезно озадачило. – Скорее всего, – решил он, – эти листы, современники алчного и бессовестного каноника Альберика, который, а это вне всяких сомнений, ограбил библиотеку капитула Сен-Бертрана и скомпоновал этот альбом. На первом из этих листов был тщательно выполненный чертеж, на котором человек, побывавший в Соборе Сен-Бертрана, без труда узнал бы план южного крыла и галерею Сен-Бертрана. Также, на нем были изображены интересные знаки, похожие на символы планет, по углам страниц были слова, написанные на иврите; а северо-западная часть галереи была отмечена крестом, нанесенным золотой краской. Внизу, под чертежом были написаны несколько строк на латыни: