Внутренний облик дома был так же приятен для глаза, как и наружный: большой вестибюль с мраморными полами, широченная лестница, солидные дубовые двери и чистенький, просторный лифт с решетками и стеклянными дверями.
Нине Павловне, сухонькой приветливой старушке в синем фланелевом халате, я представилась стажёркой следственного отдела. Показала мельком пропуск в бассейн и беззастенчиво соврала, что имею задание собрать сведения о погибшей семейной паре с целью составления мнения, было ли трагическое происшествие убийством или самоубийством. Так как на несчастный случай оно явно не тянет. Соседка выслушала мою замысловатую брехню и, похоже, нисколько не усомнилась в правдивости истории. Я была радушно приглашена в большую, обставленную тяжёлой тёмной мебелью комнату, где Нина Павловна мгновенно накрыла стол к чаю. Мы прихлебывали чай весьма приличного качества из красивых фарфоровых чашек, я слушала неторопливый пространный рассказ хозяйки.
Жила Нина Павловна одна в этой просторной двухкомнатной квартире с большой прихожей и внушительных размеров кухней. Муж её, много лет проработавший главным инженером оборонного завода, умер пятнадцать лет назад от инфаркта. Бабушка давно уже была на пенсии, дочь навещала её не чаще двух раз в месяц, а внуки и того реже. Так что времени свободного у старушки оказалось достаточно, чтобы живо интересоваться соседскими проблемами и с интересом их обсуждать. Ей было дело до всего, впрочем, любопытствовала она весьма деликатно. То есть, в чужие дела не лезла, но всегда слушала, если громко говорили, и заходила в гости, когда звали.
– Нина Павловна, а в тот день кто-нибудь приходил к Илье Коновалову? – спросила я.
– Утром была Вероника. Заскочила буквально на полчаса —видела с балкона, как она к дому шла, я как раз цветы поливала. А минут через тридцать я на балконе бельё развешивала, так она через двор проходила в обратном направлении. А потом тихо было. Никто не топал, дверьми не хлопал, не разговаривал. Поэтому я и удивилась, когда он вскрикнул… страшно так, что у меня аж душа в пятки ушла. Они ведь люди спокойные были, не кричали никогда, не ругались. Затем что-то упало с громким стуком. Я тут же вышла на площадку и в дверь позвонила. Еще удивилась тогда, почему Илья не открывает, ведь только что слышала крик и удар. Думала, может, с сердцем ему плохо стало, вот он позвал на помощь, а потом упал. Хотела «скорую» вызвать, да раздумала.
– Почему раздумали?
– Подумала: вдруг кричали не в квартире Коноваловых, а где-нибудь в другом месте? А мне показалось. Это сейчас я точно знаю, что Коновалов-то и кричал, а тогда побоялась, не лезу ли я в чужие дела? Вызову «неотложку» зря, а это просто телевизор у кого-то громко работал. В общем, не хотелось неприятностей иметь. Вот потому-то и не стала звонить. К тому же, если он мне дверь не открыл, то не открыл бы и врачу. Ну, постояли б под дверью, да и уехали, еще меня бы и отругали за ложный вызов.
– Но кто-то ведь ударил Коновалова ножом, – задумчиво проговорила я. – Убил и сбежал.
– Нет. Это вряд ли. Я бы заметила, если б кто на площадку вышел. Как грохот услышала, так к двери и пошла. Никто от них не выходил.
– Ну а после того, как вы позвонили, и никто не открыл? Ведь вернулись к себе и могли не услышать, если кто-то осторожно выбрался из квартиры.
– Нет, этого быть не могло, – стояла на своем соседка. – Я долго перед их дверью топталась, всё думала, что делать. Потом решила к соседке справа постучать, но той дома не оказалось…
Потоптавшись на площадке, Нина Павловна вернулась в свою квартиру. Но ещё долго стояла в прихожей, прислушивалась и гадала: что могло произойти у соседей? Потом сняла трубку с телефонного аппарата, он у нее в прихожей стоит, на тумбочке перед зеркалом. Сняла, да на место положила, не решилась вызвать «скорую». Дверь она не захлопывала, только прикрыла, оставив узкую щель для наблюдения. всё думала, вдруг помощь понадобится Илье. Или выйдет кто. Но никто так и не вышел. А потом пришла Любина сестра с подружкой. Примерно через сорок минут после того, как крик раздался. Хотя, может, и час прошёл.
– И целый час вы стояли в прихожей? – поразилась я.
Старушка кинула на меня странный взгляд, и я догадалась, что прихожая с глазком в двери, равно как и балкон, была для нее самым привычным наблюдательным пунктом. Местом, где можно узнать что-нибудь интересное о соседях. А ради такого и постоять нетрудно. Хотя зачем стоять, вон табуретка возле стены, а на ней подушечка, чтобы сидеть было удобнее.
– Никто из квартиры не выходил, вы уж мне поверьте, я ни на секунду никуда не отлучалась. Как только Веронику увидала, так сразу и выскочила. А потом она дверь открыла, и мы вошли. Да увидели весь этот ужас, – Нина Павловна вздрогнула. – Вот такие у нас в доме дела страшные творятся. Егоровна из пятьдесят девятой говорит: батюшку позвать нужно, пусть дом освятит, покропит святой водой. Нечисть, говорит, поселилась у нас в подъезде. У Егоровны с потолка что-то невидимое валится со стуком…
– Может, штукатурка? – подсказала я.
– Какая штукатурка, ремонт недавно сделали, – отмахнулась Нина Павловна. – Вроде что-то падает, а на самом деле нет ничего, пусто на полу-то. А у Федотовых занавеска загорелась сама собой. Полкомнаты выгорело. Спасибо, пожарники вовремя приехали.
Женщина сделала небольшую паузу, покачала многозначительно головой, а потом вдруг сказала без всякого перехода:
– А Любаша-то тихая была, не скандальная. И на тебе – после смерти мужа зарезала. Точно, священника звать надо. Вот и Вероника согласна. Обещала сама к батюшке пойти – у ней церковь рядом с домом.
Соседка было заметно напугана, и ничего разумного больше услышать я не надеялась. Но всё же осторожно спросила:
– Значит, все думают, что преступление совершила умершая?
– А кто ж ещё? Ведь я точно знаю, никто из квартиры не выходил. Значит больше некому, как покойной Любаше, – с готовностью подхватила Нина Павловна.
– Через дверь не выходил, – уточнила я. – А мог бы выйти через балкон. У вас ведь пожарная лестница есть.
Нина Павловна посмотрела на меня с некоторым удивлением.
– Точно. Есть лестница.
– Ну вот, пока вы у двери стояли, кто-то мог спокойно спуститься по лестнице вниз и убежать.
Старушка заметно повеселела и даже заулыбалась. Кажется, версия с посторонним убийцей была ей куда больше по душе, чем предположение о разгуливающих по дому покойниках с кухонными ножами.
– К тому же Илья мог и сам себя убить, с горя, – добавила я. – Подобные случаи не такая уж редкость. Очень он жену любил, как вы думаете?
– Любил, – подтвердила старушка уверенно. – Во всяком случае, скандалов между ними не было. Как два голубка жили. Мирно, значит.
Нина Павловна вспомнила, как восьмого марта видела Илью с огромным букетом роз, и расчувствовалась. А потом вдруг спросила:
– А у вас в полиции-то как считают?
– Пока нет единого мнения, Начальство склоняется к версии самоубийства. Я же думаю, что это убийство. Вот поэтому меня и прислали к вам, – заявила я, напустив на себя важный официальный вид. – Вы, Нина Павловна, расскажите подробнее, кто вообще приходил к Коноваловым. Раньше, до этого ужасного дня.
Старушка плеснула в чашки еще заварки, добавила кипятка, подложила в вазочку душистого вишневого варенья и принялась описывать гостей, захаживавших в соседскую квартиру.
Во-первых, иногда приходила Вероника. Не слишком часто, но бывала. Во-вторых, время от времени Коноваловых навещали сослуживцы, мужчины и женщины, имен и фамилий она не знает. Илья и Люба, оказывается, работали в одном банке. Вместе с хозяевами гости выходили на балкон, где курили, смеялись и вели умные и непонятные разговоры.
– Всё больше про курс, индекс там или дефлот беседовали, – доверительно сообщила Нина Павловна. – Совсем ничего интересного. То ли дело соседи справа. Он-то сам в телевидении работает, так у них народ разный бывает. Иногда напьются и скандалят, хоть с виду и приличные.
