— Моя королева, думаю, я сумею помочь тебе добыть нужные сведения, не заезжая в Каменего, — подарил озорной взгляд, такой как прежде, вынуждая изумленно вскинуться, и загадочно прибавил. — Давненько я не навещал схрон…

— Схрон? — мое удивление достигло пика, но Зор не собирался ничего более пояснять. Только улыбнулся:

— Сама все увидишь! Потерпи денька два-три…

Кто бы знал, чего мне это стоило! За эти дни я измучилась от любопытства, совсем не по-королевски обижаясь на Зоряна за его молчание. А на дворе, между тем, царило самое настоящее жаркое лето. Короткое, северное, но от того не менее любимое и драгоценное. Солнце, прогнав пелену хмурых туч, заливало лес благодатным светом, а густой лиственный полог накрывал землю тенью, создавая приятную свежесть. На лугах разрослись травы и цветы, покрывая землю пестрым благоуханным ковром. Суетливые птахи дарили миру свои трели, ласкающие слух, и мне хотелось наслаждаться ими круглые сутки, позабыв о проблемах. Только дела сами напоминали о себе, а еще был Зор, который вспомнил о своих обязанностях наставника и нещадно гонял меня по вечерам, когда солнце нехотя уползало за горизонт, окрашивая его яркими красками, обещая скоро вернуться. Ночи были душными, безветренными, когда ни ветка, ни травинка не шелохнется, и, опасаясь пожаров, Зорян строго следил за кострами, которые использовались только ради приготовления пищи. Разбойники отдыхали, пережидали эти жаркие денечки на берегу большого озера. И я любила искупнуться под строгим присмотром Зоряна, который никому, даже Дугу, не доверял мою охрану. Сам он на меня не смотрел, вызывая искреннее недоумение и нешуточную злость, потому что тело мое, разбуженное демоном, жаждало мужских ласк. А еще это было время ягод, время сладости, когда я позволяла себе медленно, восторженно распробовать каждую из них, выбирая самые спелые, получая от этого невероятное наслаждение, помогающее отвлечься от всех забот.

Когда Зорян позвал меня за собой, я была только рада и вскочила на лошадь, едва он подвел ее, позабыв о том, что давненько не ездила в дамском седле, так как по случаю жары нарядилась в платье. Хмурый лес обступил нас со всех сторон, едва мы удалились от лагеря, но грустные думы не осаждали мою голову. Разве можно грустить, когда сквозь листву проглядывает безоблачное небо, а рядом едет друг, который обещал раскрыть заданную загадку. Всю дорогу мы молчали, я вынужденно, Зорян — таинственно, оставаясь верным своему слову.

И вот лес расступился, открывая моему жаждущему зрелищ взору совершенно круглую поляну, в центре которой виднелось древнее строение, сплошь заросшее вьюном. Спешились и Зор предупредил:

— Иди туда, только с тропы не сходи! Своды старые, осыпаются. В подвал за мной не суйся — заплутаешь, а я быстро обернусь!

— А…

— Да, идя по тропе, найдешь того, кто ответит на все твои вопросы! Нет! Не так! Их много, Ниа, потому спрашивай только у мужчин, к ведьмам не суйся, даже не смотри на них!

— А…

— Некогда пояснять, да и не откликнуться они на зов, если ты знаешь правду! Просто не сходи с тропы! Ладно? — в его словах и взоре было искреннее беспокойство, и я кивнула, слишком беспечно, слишком поспешно, торопясь узнать разгадку.

Зорян нырнул в какую-то яму, а я, не особо задумавшись, прогнав зашевелившуюся совесть (а вдруг разбойники прячут тут награбленное?), отправилась осматривать развалины.

Ветер шумел в узорных листах многочисленных деревьев, обступивших поляну, и больше ничто не нарушало тишину этого дивного места. Что и зачаровывало, заставляя неугомонное сердечко биться чаще, и бодрило, и вынуждало, очертя голову, броситься на поиски приключений. Древние тайны всегда манят разгадать их, и я побрела среди руин, любуясь окружающей обстановкой, восторгаясь ею. Ослепленная, околдованная богатством, великолепием, изяществом, мастерством. Белый мрамор треснувших стен, на который наползает вьюн, точно диковинный, невиданный узор. Причудливые обломки рухнувших колонн и сводов покрывает мягкий мох, как изысканная бахрома. Из-под слоя прошлогодней листвы проступают крутые лестницы. Их ступени выщерблены неутомимым временем, и там, где раньше ступала нога человека, скользят лишь лучи солнца. Осколки витражных окон, прорываясь острыми гранями сквозь пестрый лиственный ковер, бросают блики вокруг.

Я шла по тропе, чьи плотно пригнанные друг другу камни, вели меня вперед, и вот несколько арок, через которые я иду, выводят меня туда, что некогда было залом. Осколки мозаичного пола хрустят под ногами, сверху через разрушенный куполообразный потолок глядит солнце, на стенах кое-где сохранились остатки драгоценных панно и изысканных фресок. Как? Неужели? Я всплеснула руками, узнавая эти узоры. Художники почившего в веках царства Мэнар, что когда-то существовало далеко на юге, за морем. Но мы в Двуречье? Как такое возможно?

Я непонимающе моргала, бегая от одной стены к другой, давно потеряв тропу, позабыв о словах Зоряна, рассматривая тронутые рукой времени скульптуры, прячущиеся в нишах. Одна из статуй привлекла мое особое внимание. Это была девушка, которая, словно, только-только явилась на бал, разглядывающая танцующих, но скрытая от их глаз в тени арки. Время лишило юную красавицу обеих рук, на лице, как морщинки, пролегли многочисленные трещины. Но тонкий стан, прикрытый кажущимися невесомыми складками платья, по-прежнему выражает легкость и готовность выйти танцевать.

Камни, согретые ласковыми солнечными лучами, на ощупь были теплыми, когда я проводила рукой по их поверхности. Надавила чуть сильнее, и в стене что-то щелкнуло, отчего я изумленно отпрянула, потрясенно вглядываясь в темноту открывшегося прохода. Замерцали в глубине зеленоватые искорки, закружились и слились вместе, являя миру темную фигуру. Чудилось, что на меня смотрит выросшая с человека отвратительная жаба, до того мерзким было представшее передо мной существо. Толстое, старое, светящееся болотным светом. Голову на тонкой, покрытой бородавками шее, украшала седая косица, а глаза на сморщенном лице сверкали двумя изумрудами. Взор этот холодный, немигающий приковал меня к месту, не позволяя не то, чтобы кинуться прочь, но даже сделать шаг назад.

Наплыл неведомый туман, закрывая лучи дневного светила, спрятав иные пути, оставляя лишь один — к ведьме.

— Зачем пришла? — проскрежетала она.

— Задать вопросы, — я не узнала собственный голос, так испуганно он прозвучал.

— Задавай! — позволила ведьма, и я, игнорируя все свои инстинкты, потому что привыкла действовать сходу, не раздумывая, спросила:

— Почему Некрита ненавидит Хелиоса и Ура?

— Ответ простой! Ур — брат Некриты, не поддержавший ее в трудную минуту, а Хелиос бывший возлюбленный, покинувший ее ради другой женщины.

Я призадумалась, внутри содрогаясь от всего происходящего, но не имея возможности отступить, сдаться на половине дороги, показать свой страх.

— Это все? — ведьма, прячась в своей нише, не отводила от меня пугающе долгого взора.

— Нет! — выпалила я. — Расскажите о созданиях этих трех Хранителей? Мне важно знать об их слабостях, преимуществах и прочем!

— О! Ты удивила меня! — оскал ведьмы, означающий улыбку, вызывал лишь еще больший ужас. — Создания… са'арташи, ир'шиони и ар-де-мейцы! Что о них сказать? Всех объединяет сила, не доступная обычным людям! Уязвимость? Да! Они все подвержены слабостям! Са'арташи слабы в своем истинном облике, ир'шиони слишком зависят от своих половинок, а вот те, что живут за Разломом, они самые слабые!

— Почему?

— Это третий вопрос, девочка! — отвратительная, холодная улыбка на лице колдуньи стала шире, но я уже не могла остановиться.

— Ответьте!

— Ты мне приказываешь?

— Спрашиваю, — вынужденно отозвалась я, уже отыскивая лазейку для отступления.

— Создания Некриты зависят от воли королевы, от ее характера! Они и проиграли потому, что сильная правительница погибла, а ее место заняла слабая девчонка!

— И как это изменить? — ответ мне не понравился, но все походило на правду.