Зорян глубоко вдохнул, вернул себе вино, довольно долго пил, утер губы ладонью и проговорил:

— Ты со мной, моя королева!

— Я поклялась отомстить! Потому, да, я с тобой! — и на душе стало легко, а когда он улыбнулся в ответ, еще и тепло, словно я домой вернулась.

— Берегись, Сатергис!

— Умри, эрт Диар! — твердо молвила я, и коварная улыбка изогнула мои губы.

Зорян подошел и поклялся:

— Ниа, он умрет!

Я рассмеялась, словно сбросила с души последний тяжелый камень, кинулась на шею Зора, обняла, поцеловала в щеку.

— Люблю тебя, — вырвалось у меня.

— И я тебя люблю, — выдохнул, сглотнув он, и наши взгляды встретились.

Мне хотелось, чтобы и наши губы соединились, чудилось, что это вот-вот произойдет, и все пойдет так, как нужно. Только Зорян вдруг отстранился и срывающимся шепотом произнес:

— Ниа, ты пьяна…

— Да, — глупо было это отрицать.

— Ты устала…

— Н-не знаю, — здесь возникли сомнения.

— Да, — утверждающе изрек он.

— Да, — перед глазами все кружилось, и они закрывались сами собой, потому прижалась к Зоряну еще крепче и, засыпая, обмякла, успев услышать:

— Спи, моя королева. Теперь я буду охранять твой сон…

Несмотря на защиту, спала я отвратительно, ворочалась с боку на бок, хотя Зорян постарался сделать мое ложе мягким — шкуры и шелковые покрывала отлично справлялись с этой задачей. Тревога не покидала меня во сне, врываясь в него криками умирающих, кровавыми видениями, чьим-то неразборчивым шепотом. А потом как в бездну — падение, свист ветра, и я стою в роще ильенграссов. Только в моем сне это совсем не то, чудесное, полное загадок место, которое я знала. Это мрак, почерневшие цветы устилают землю и напоминают сгоревшие листы бумаги. Мощные стволы источают черные слезы, струящиеся по складкам на коре, а в ручье течет кровь, а не вода. Что-то мерзко хрустит под моими ногами, и когда смотрю вниз, с ужасом замечаю, что под цветами белеют кости. Один из черепов, на который падает мой взгляд, скалится в немом крике боли, а из пустых глазниц выползают змеи и с шипением устремляются ко мне. Мне бы убежать, только вот не могу сдвинуться с места, словно пригвожденная к нему, околдованная, связанная крепкими путами. Я кричу так, что закладывает уши, а кровь густеет, когда, сплетаясь между собой, мелкие твари складываются в одну большую полузмею. Светлые волосы са'арташи развевает ветер, полные губы складываются в ехидную улыбку и шепчут:

— Я разгадала твой с-секрет, Ледыш-шка… — смеется она, и от этого смеха хочется свернуться клубком, спрятаться. Коварный, ледяной, так может смеяться только сама бездна.

Но вдруг видение исчезает, тает, как снег весной, и я слышу пение птиц, а кругом на ветках ильенграссов пышно цветут белоснежные цветы и заливаются птицы. Очередной шаг, нужно понять, что я опять могу двигаться, и деревья расступаются, открывая проход в Ар-де-Мей. Вот он монументальный, величественный, созданный много веков назад древними мастерами, зачарованный каменный мост через Меб на другой берег. И там улыбаются, приветствуя меня все те, кого я не видела целых пять лет.

Улыбка расцветает на моих губах, из глаз катятся слезы счастья, и я собираюсь бежать вперед так быстро, как смогу. Только обзор загораживает высокая фигура в плаще с капюшоном. Все во мне замирает, тревожный вдох легким облачком стремится обогнуть стоящего на пути, только он ловит его своим ртом и открывает лицо. Алэр! Несправедливо, потому что сегодняшним вечером я сумела на несколько мгновений позабыть о нем. В глазах ир'шиони сверкают молнии, на скулах ходуном ходят желваки, на губах кривая ухмылка, а руки сжаты в кулаки, словно он с трудом сдерживает то, что творится в его душе. И опять мною овладело настойчивое желание очутиться как можно дальше от этого места и от этого мужчины. Делаю робкий, осторожный шаг в сторону. Алэр зеркально повторяет мое движение. Еще одна попытка — неудачная, а за его спиной меня ждут дорогие люди, зовя по имени и требуя поторопиться.

— Пропусти! — вкладываю в это слово все свои эмоции.

Супруг качает головой, и я делаю отчаянный рывок, кидаясь с места, надеясь убежать. Сердце колотиться неистово и яростно, когда я пробегаю мимо, но нет. Секунда и меня стискивают сильные, причиняющие боль руки, и я вырываюсь с отчаянием пойманной птицы. Алэр не отпускает, прижимая еще крепче, и я боюсь, что мое тело сейчас раздавят. Кричу, но из горла вырывается мышиный писк, а грудь горит огнем. И я хриплю…

Резко открыла глаза и села. Сердце, точно сошло с ума, громко стучась о грудную клетку. Приложила руку, чтобы угомонить его, и охнула. Неверяще опустила взгляд, и из глаз брызнули слезы. Проклятое кольцо добралось до меня! Вгрызлось в тело, стало его частью, зацепившись за кость, спрятавшись на левой стороне, рядом с сердцем. Теперь я зарыдала, стараясь выцарапать жуткое украшение, причиняя боль, до крови, до боли разрывая кожу. Не помогло, и я зарыдала пуще прежнего.

Надежные руки нежно обняли меня за плечи, прижимая к теплому, широкому плечу, и Зорян ласково заговорил:

— Ниа, моя королева, что случилось?

Я не отвечала, не могла, рыдания не позволяли, только помотала головой, стараясь слиться с Зором, своим старинным другом… больше, чем другом.

— Кошмар приснился? — и я, всхлипывая чаще, закивала, а он продолжил утешать меня. — Это только сон! Бедная моя девочка, как же ты страдала, — его губы с трепетом коснулись моего виска.

Это отчего-то заставило меня вздрогнуть, и Зорян отстранился, а я сконфуженно спряталась под одеялом.

— Просыпайся, я сейчас тебе воды для умывания принесу, — сделал вид, что не заметил моего отклика и быстро вышел за дверь.

Что на меня нашло? Снова попробовала вырвать из тела кольцо — напрасно, оно стало моей частью, и с этим, похоже, придется смириться.

Зорян вернулся и принес не только воду, но и горсть первых ягод, пахнущих жарким летним солнцем, омытых утренней росой, заманчиво поблескивающих спелыми боками. Хотелось съесть их медленно, наслаждаясь вкусом каждой по отдельность, перекатывая их во рту, растирая языком, смакуя. Только времени совсем не было, потому всю горстку разделила на две части и съела, пожалев, что они так малы.

Разбойники давно не спали, и, глядя на них, я невольно подумала: «А ложились ли они этой ночью?» Ремесло их наталкивало на определенные мысли, от которых я поторопилась отмахнуться и решительно направилась к пленникам.

В грязном, полуразвалившемся домишке, вызывающем неприятные воспоминания, тоже никто не спал. Но молчание, царящее здесь, нарушила только я, без лишних предисловий объявив:

— Сегодня вам зададут один вопрос, и я вас очень прошу дать на него положительный ответ, — посмотрела сначала на Дуга, и потом уже на Граса, долго, умоляюще.

— Как? — преувеличенно удивился эрт Сиарт. — Меня не спросят? Обидно…прям до грыра обидно…

— Вы понимаете, почему так происходит! — бросила я, не глядя, все еще ожидая ответа или хотя бы простого кивка эрт Лесана.

— Что вы хотите от меня, Ваша милость? — он одарил пристальным, обреченным взглядом.

— Скажите «да», и давайте обойдемся без титулов! — сцепила руки в замок, потому что по телу пробежала нервная дрожь, слишком упертый, несговорчивый, честный парень попался.

— Чтобы порадовать вас? Хорошо, — с неожиданной легкостью согласился он, но мы оба понимали, что эти слова ничего не значат.

— Обещайте, что подумаете! Вспомните, что вы собирались сделать, куда двигались! Жизнь — это все, а смерть необратима. Честь не главное, важнее выжить! Поверьте, я знаю, о чем говорю! — присела рядом с ним, заглянула в светлые очи. — Пожалуйста! — почему-то для меня стал важен этот человек, а его смерть останется на моей совести.

— Вы женщина, — буднично молвил Грас, — потому вам позволено больше, нежели мужчине.