— Замерз? — по-своему истолковала она это движение. — Здесь довольно прохладно.

— Есть немного, — заметил я.

— Я тебя погрею, — заявила она, закинула ноги поперек моих бедер и обхватила меня за плечи горячими ладошками.

— Боюсь, как бы я не заснул, если пригреюсь, — наполовину в шутку, наполовину всерьез ответил я: меня опять тянуло в сон от выпитого. Вот только теперь я совершенно не боялся, что кто-нибудь со мной что-то сделает. А где-то в глубине души даже желал этого.

— Неудобно, — заметила Алеста, поворочалась и совсем уселась мне на колени. — Вот так хорошо.

Поза была довольно неуютная, и разумом я понимал, что стоило бы девушку обнять. Но не знал, можно ли. Спрашивать было как-то неудобно, и я осторожно прикоснулся сначала одной, потом другой рукой. Алеста не возражала. Тогда я уже увереннее обнял ее. И это чудо уткнулось носом мне в шею.

— Ты так вкусно пахнешь, — невнятно пробормотала Алеста в воротник моей рубашки.

— Ты тоже, — честно ответил я, повернув голову и вдохнув запах ее волос, пьянящий посильнее вина. Интересно, так все девушки пахнут или только она? Очень хотелось еще раз повторить тот поцелуй. Воспоминания о нем накрыли меня волной жажды — жажды прикосновений. Я приоткрыл рот, стараясь, чтобы участившееся дыхание оставалось беззвучным: не хотел беспокоить ее своими невпопад проснувшимися эмоциями. Но желание коснуться ее шеи губами было очень сильным, практически болезненным, и я едва сдерживался.

— Эл, скажи: а если б я была парнем, ты бы разрешил мне вот так сидеть?

— Конечно, нет. Если б ты была парнем, я бы тебя просто не захотел.

Алеста подняла голову, пытаясь в потемках разглядеть мое лицо, и спросила:

— А ты меня хочешь?

Вот идиот. Это ж надо было так глупо спалиться. Мне резко стало жарко от стыда, и я слегка возмущенно пояснил:

— А ты как думаешь? Я раньше девушек не встречал, а с тех пор, как ты меня поцеловала, вообще не могу сосредоточиться рядом с тобой: постоянно хочу прикоснуться или хотя бы смотреть на тебя.

Сказал это и вдруг подумал о Яне: он что, так же себя рядом со мной чувствует?

— Но ты ко мне не пристаешь, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала Алеста.

— Не хочу быть таким же похотливым скотом, как те, что вечно меня преследуют, — пояснил я.

— Понятно, — сказала она. — Ну, ты можешь себя похвалить: на «похотливого скота» ты совершенно точно не похож.

Она рассмеялась и мягко чмокнула меня в щеку. Я снова непроизвольно вздрогнул. Алеста хотела что-то сказать, но ее прервал сигнал моего вотча. Все хорошее когда-нибудь заканчивается.

— Полчаса до комендантского часа, — сказал я, отключая будильник. — Вставай, нам пора обратно.

— Нет, — заныла Алеста. — Тут так здорово и просторно. Давай еще немножко посидим, а?

— Немножко — это до утра? Потому что я не хочу выговор, — честно ответил я. — Ты на свалке спать будешь? А как насчет туалета, зубной щетки, душа, подушки, в конце концов?

— Фу, ну до чего же ты правильный, — заворчала Алеста, поднимаясь. — Ладно, пойдем.

И мы поспешили в общагу.

Адрес: военная база «Либерти», общежитие Верхней академии. Имя: Алеста Гредер. Статус: гражданин первого порядка.

Пока мы шли обратно, я наблюдала за ним: мне было интересно узнать, как на него действует алкоголь. Элис слегка покачивался, моргал чуть медленнее, чем обычно и был очень расслаблен, но мыслил связно. Ввалившись в каюту, он извинился и скрылся в уборной. Меня это насмешило: он в собственном доме, зачем извиняться? Как будто что-то противозаконное совершает.

Услышав шум льющейся воды, я постучала в дверь ванной:

— Эл, ты там душ принимаешь, что ли? Если да, вылезай немедленно: во-первых, пьяным противопоказаны водные процедуры, а во-вторых, я тоже в туалет хочу.

Элис что-то пробурчал в ответ и минут через пять выпал оттуда: смешной, мокрый, сонный и закутавшийся в огромное полотенце по самые плечи.

— А почему пьяным в душ нельзя? — спросил он, почесывая переносицу и замедленно моргая.

— Говорят, перепады температур на сердце плохо сказываются, — ответила я. — Иди сушись уже.

— А ты меня причешешь?

— Причешу-причешу, — рассмеялась я, скрываясь в ванной. Это чудо тут, похоже, царевну-Лебедь изображало: весь пол водой залил.

Когда я вышла, Элис все так же был закутан в полотенце. Он сидел на койке и дремал, прислонившись к выступу стены. Говорят же, что все мужчины по жизни — дети. Так вот Элис сейчас напоминал младенца-переростка. Я хрюкнула в кулак, сдерживая смех. Потом взяла расческу, села рядом и осторожно взялась за одну прядку. Элис вздрогнул от прикосновения, тут же отшатнулся, уронив полотенце с плеча, но сразу взял себя в руки, сообразив, что это всего лишь я.

— Прости, не хотела тебя напугать, — сказала я. Странные у него реакции на прикосновения. — Ты просил тебя расчесать.

— Ага, — ответил он, возвращаясь на место и подставляя мне мокрую шевелюру. Я стала осторожно разбирать спутанные волосы.

Элис сидел тихо, но не спал, а размышлял о чем-то и время от времени блаженно щурился. Было приятно наблюдать за ним: иногда я ради эксперимента «случайно» задевала его то за ухо, то за шею, и он всякий раз очень чутко на это реагировал. Я чувствовала себя испорченной девчонкой, но меня это ужасно заводило: сижу тут, такая вся из себя опытная, издеваюсь над мальчиком. Но я никогда прежде не встречала девственников. Дети не в счет, тут все понятно. А вот такой вполне себе взрослый, образованный парень как-то плохо ассоциировался с отсутствием опыта. Конечно, он наверняка пересмотрел всю ту гору фильмов на флешке, но разве это опыт? Такие вещи вообще противопоказано смотреть, пока сам не попробуешь. А то вот так насмотрятся наши мальчики всякой дряни, а потом ждут, что их подружки будут вести себя, как порноактрисы. А подружки почему-то не хотят. И стонут не так, и свет выключают, и романтики какой-то просят, и на лицо кончить не дают — неправильные какие-то девушки, фригидные, наверно. Он-то (мальчик) лучше знает, как все в сексе должно быть, ведь у него такой большо-ой опыт просмотра порнухи!

Я попыталась представить Элиса в объятиях какой-нибудь из моих подруг. Картинка не складывалась. Ни в какую. Если только в виде раба в ошейнике. Тогда я попыталась представить вместе его и Яна, но в моем воображении Элис упорно пятился от своего дружка, крепко стянув одной рукой полотенце вокруг бедер, а другой — выставив перед собой нож для защиты. Зато мне с легкостью удалось представить, как он сидит на койке, прислонившись к стене, и ласкает себя: осторожно, беззвучно, словно бы смущаясь. Примерно с таким же выражением лица, с каким сейчас наслаждается моими прикосновениями. В том, что они ему приятны, у меня не было никаких сомнений. Он же честно сказал, что хочет меня. Выходит, я сейчас помогаю ему… ой, ну и мысли. Я посмеялась над собственной испорченностью.

— Готово, — сказала я. — Досушить только нужно. Где у тебя фен?

Элис еще некоторое время понежился под потоком горячего воздуха, а потом я напомнила ему про домашнее задание.

— Ой, да ну его на фиг, — отмахнулся Элис, скривившись.

— Эй, парень, да я на тебя, похоже, плохо влияю, — рассмеялась я. Элис улыбнулся. — А что делать будешь, когда учителя завтра будут тебя ругать?

— Сострою им глазки, — невозмутимо ответил он. — У меня уже хорошо получается. Хочешь, покажу?

И Элис повернул ко мне совершенно умильную виноватую мордашку. Я рассмеялась, обхватила его за шею и чмокнула в лоб.

— Не отпускай, — сказал он, закрыв глаза и притянув меня к себе. Я ощутила легкую волну возбуждения. Ужасно захотелось оказаться на нем верхом и целовать это сонное разомлевшее нечто. В голове автоматически включились огромные весы, сравнивавшие все «за» и «против». Они слегка покачивались, но пребывали в отвратительном равновесии между желанием и возможными последствиями. А я в таких случаях всегда на всякий случай выбираю «против».