— Ну, ты так много всяких композиторов знаешь… Кому это еще нужно, кроме эпсилонов, — заявил Ян. Я фыркнул, а потом зашуршал вещами, чтобы Ян не услышал, как мне смешно. Ну наконец-то нашел. Надо на расческу маячок поставить. Каждый день одно и то же, вечно теряется.

— Ты играешь или поешь? — продолжил допрос Ян.

— И то, и другое.

— А на чем играешь?

Мне тоже стало интересно, я отвернулся от зеркала и подошел к ним, пытаясь разодрать колтун на затылке.

— На гитаре, — почему-то смутилась Алеста.

— Нормальный инструмент, — подбодрил ее я, борясь с волосами. Девушка улыбнулась мне, потом ее лицо вытянулось, и она возмущенно сказала:

— Ты чего делаешь? С ума сошел?

Алеста соскочила с кровати, подбежала и выдрала у меня из рук расческу.

— А что не так-то? — удивился я.

— Садись, — скомандовала она, указав мне расческой на койку. Я пожал плечами и сел.

— Повернись немного, — велела она. Я чуть развернулся в сторону Яна: тот тоже недоуменно хмурил брови. В этот момент моей щеки коснулись теплые пальцы, собирая еще влажные волосы. Я замер, пораженный внезапно разлившимся по телу приятным ощущением — почти таким же, как от вина. Оно нахлынуло так стремительно, что я не успел даже подумать, плохо это или хорошо. Просто застыл, едва дыша, чувствуя, как меня осторожно касаются ее руки. Столько людей пытались это сделать, и я всегда ненавидел их за это, но на этот раз я был совершенно не против, чтобы ко мне прикасались.

— Нельзя так обращаться с волосами, — вещала она, осторожно разбирая колтуны, пока я нежился в ее руках. — Ты, похоже, вообще никаким бальзамом не пользуешься, да?

— А зачем? — спросил в ответ я.

— Ну как зачем? Как минимум, чтобы легче было расчесывать. Ты посмотри, как они спутались. А ты еще и драл их нещадно. Удивительно, что они все еще не повыпадали, если ты всегда с ними так обращаешься. С таким богатством нужно нежно, аккуратно.

Она, наконец, одолела узлы и провела расческой от корней до самых кончиков. Какое приятное ощущение. Я даже глаза прикрыл, наслаждаясь.

— Мне бы такие! — трещала она у меня за спиной, ворочая моей головой, как ей было удобно. Я позволял ей: мне нравились прикосновения теплых рук. Я был готов запеть от удовольствия. Но все когда-нибудь заканчивается.

— Готово, — сказала она, легко хлопнув меня по плечам. Я открыл глаза и встретился взглядом с совершенно ошарашенным Яном. Вот черт, он же не знает, что Аль — девушка! Для него это все выглядело так, словно мы… М-да. Но что сделано, то сделано, и я нисколько не жалею. Более того, я, пожалуй, чуть позже еще раз подойду к ней с расческой. В конце концов, у меня сегодня день рождения. Не откажет ведь она мне в такой малости?

Я поймал себя на мысли, что становлюсь на путь Алекса. Надо держать себя в руках, а то, того и гляди, начну ее к стенке прижимать. Не хочу быть таким, как эти гады. Ни быть таким, ни быть с такими.

— Знаешь, Элис, я, пожалуй, пойду, — говорит Ян. Обиделся. Надеюсь, он не ждет, что я обниму его и начну доказывать, что он — единственный мужчина в моей жизни. Брр. — Ты, давай, не задерживайся, а то опоздаем. Через полчасика снова зайду, так что будь готов.

Стоило ему подойти к двери, как раздался звонок. Я удивился: кого в такую рань принесло по мою душу? Открыл дверь, и в комнату вошел комендант. Оглядел нас троих, покосился на чайные кружки и спросил:

— Уже отмечаете?

— Просто завтракаем, — осторожно поправил я его. Я не особенно любил коменданта. Он был довольно ушлым человеком. О таких говорят «себе на уме». Но работу свою очень любил и ревностно относился к соблюдению устава общежития. К тому же он был одним из немногих, кого совершенно не трогала моя внешность. Говорят, он вообще был противником однополых отношений, и всегда выделял одиночные каюты всем, кто хоть немного, по его мнению, напоминал девушку. И я ему был за это благодарен.

— Ребят, выйдите на минутку, у меня разговор к Элису, — сказал комендант, посмотрев на Яна и Алесту. На Алесте взгляд его задержался, и я запоздало спохватился, что ее лицо ему не знакомо. Что, если он решит разобраться, как это Алеста в такую рань оказалась в чужом общежитии, и просмотрит записи камер наблюдения? Но, вроде, пронесло. Хотя он внимательно проводил взглядом проходящую мимо него Алесту, а потом герметично закрыл дверь.

- Так что вы хотели? — сразу перешел к делу я.

— Тут такое дело, — комендант покусал губу, хмуря брови. — Ты ведь теперь совершеннолетний, да?

— Ну да, и что? — спросил я, слегка напрягшись. Мало ли, что о нем говорят. Может, он уже сменил свои предпочтения, и теперь пришел просить моей руки и задницы? А мы в герметично закрытой каюте без камер слежения.

— Да вот, хотел тебе предложить взаимный обмен, — начал комендант. — Я тут с друзьями поспорил кое о чем, а потом понял, что дело куда труднее, чем мне казалось. Довольно неприятно, знаешь ли, проигрывать.

— А я при чем?

— Ты-то? Ты, а точнее такие, как ты — тау — были предметом нашего спора. Да чего я хожу вокруг да около? — он одернул сам себя. — Короче, ты не мог бы сходить со мной на свидание?

Я не сумел скрыть отвращения.

— Погоди отказываться, — замахал на меня руками комендант. — Это будет не настоящее свидание. Просто сходишь со мной в клуб, я угощу тебя чем-нибудь. Никакого продолжения, зуб даю. Просто так уж получилось: поспорил, что тау пойдет со мной на свидание. Ну так как?

— А что взамен? — спросил я. Идти на свидание, пусть и фиктивное, мне не хотелось, но если меня и правда никто не тронет…

— Да что хочешь! Но в разумных пределах, — сразу уточнил он. — Могу деньгами отдать или вещами какими-нибудь. Ну, еще могу по мелочи поправить какие-нибудь записи… административные… Ты же знаешь, у меня связей много. Так ты согласен?

— Неужто выигрыш в споре такой большой?

— Не в выигрыше дело, — ответил комендант. — Тут вопрос в уважении и чести.

— Тогда я подумаю, — сказал я, действительно задумавшись. Комендант из тех людей, у которых слово с делом не расходится, так что работка была не такая уж отвратительная, если он пообещал, что «продолжения» не будет. — Сообщу вам на днях.

— Хорошо, — он явно обрадовался, не получив сразу категоричного отказа. — Ты только не тяни, у меня до крайнего срока неделя осталась.

Комендант махнул рукой, открывая замок, сделал шаг и застыл, разглядывая Алесту. Я занервничал, она — тоже. А комендант тем временем склонился к ее лицу, заставив Алесту прижаться к стене.

— А еще могу не подавать рапорт, что у нас чужие в общежитии ночуют, — добавил он, подмигнул мне и зашагал по коридору, насвистывая. Ушлый мужик.

— Ладно, заходи давай, мне на концерт пора собираться, — сказал я.

— А что, у вас концерты всегда так рано начинаются? — спросила Алеста, входя и закрывая за собой дверь: Ян уже ушел.

— Ну почему же, есть и вечерние. Просто вечером в академии строевая подготовка: считается, что это важно для формирования чувства единства и бла-бла-бла. Никогда в это не вникал. На самом деле, мне кажется, что они просто таким образом не дают ученикам по выходным разбредаться: хочешь не хочешь, а вечером надо быть на стройподготовке — бодрым, умытым и в форме.

— Понятно, — ответила Алеста, разглядывая меня. Потом снова потянулась рукой к моей голове. — Какие у тебя все-таки офигенные волосы. Да ты вообще шикарно выглядишь! Я бы с тобой поменялась внешностью.

«Я бы тоже», — подумал я, млея от прикосновения.

— А можно я тебя накрашу? — тут же спросила она.

— Нет! — резко ответил я, приходя в себя. Только этого мне еще не хватало. Что-то я слишком расслабился. Пойду кружки вымою, что ли.

— Жаль, — протянула она, провожая меня взглядом. — Слушай, Элис!

Она подскочила ко мне сзади, хлопнув по спине ладонью. Я чуть кружку не разбил об раковину: не привык, чтобы со мной так обращались.

— Мы так и не решили, что мне теперь делать, — напомнила она. — Я же не могу здесь остаться, ты ведь это понимаешь?