— Женька.

— О, Жени! Хорошо. Ты зачем дралась?

— Он деньги у Юрки отнял.

— Деньги? Сколько? — француз достал из кармана купюру и подал фехтовальщице. — Возьми. Столько хватит?

— Хватит… но… но так не бывает!

— Ты никогда не встречала добрых людей?

— Я не об этом… вы приснились мне сегодня!

— О! И что же у нас было?

— Вы меня спасали.

— В горах?

— Нет, не в горах, почему в горах?

— А я альпинистом раньше был. Сорвался однажды, бросил, теперь профессора вожу.

— Какого профессора?

— Из Сорбонны.

— Чего это его сюда занесло?

— Путешествует, книгу пишет.

Женька взглянула на тонированные стекла черного внедорожника. Там, словно некая загадочная сущность, шевельнулся кто-то, но наружу не вышел.

— Что вечером делаешь? — спросил Саваль.

— На гору еду с ребятами.

— Горный слалом! Отлично! А давай лучше встретимся!

— Зачем?

— Ну, есть повод отметить твое спасение. Ведь вы русские всегда отмечаете что-то.

— Нет, не могу. Извините, мне пора, у меня тренировка.

— Погоди, не спеши! Ты еще сама не знаешь, от чего отказываешься!

Этьен шутливо приобнял фехтовальщицу за талию. Женька почувствовала, как под спортивной курткой что-то мягко екнуло, но отстранилась.

— Да знаю я, — усмехнулась она.

— А давай проверим! Вечером я позвоню тебе.

— У вас нет моего номера.

— Есть.

Саваль хитро улыбнулся и скрылся в своей черной машине. Женька проводила его длинным взглядом, сунула купюру в карман и побежала на остановку.

Пропустив из-за этой странной встречи свою маршрутку, на тренировку она опоздала. Отец, крепкий подтянутый мужчина с лихими гвардейскими усами, поставил проштрафившуюся дочь перед строем и отчитал, как новенькую. Ребята тихо посмеивались, а она думала об Этьене Савале.

Фехтовальщице всегда хватало мужского вниманием, но с раннего возраста воспитанная, как боец, лопатки которого не должны касаться пола, она умело выдерживала изнурительную борьбу там, где ее менее тренированные подруги не без удовольствия сдавались. Пару раз Женька сильно влюбилась, быстро поняла, что это несвобода, поэтому старалась больше таких ошибок не делать и никого в свое независимое сердце не пускать. И вот сейчас его неожиданно встревожил этот странный водитель, встреча с которым показалась ей чьим-то вызовом, более того, даже неким предзнаменованием.

«Может быть, пора? — подумала девушка. — Мне уже семнадцать, и я не влюблена… Алиса, говорит, так лучше. Или не лучше?.. А если этот Саваль мошенник, аферист… или даже… убийца?..» Несмотря на свои семнадцать лет, Женька наивной не была, — время, в котором она жила, этому не способствовало. Любому было бы понятно, что встреча с ее новым знакомым может оказаться опасной, но это еще больше заставляло думать о ней фехтовальщицу. «Так ведь я тоже не девочка из кружка вышивания», — подумала она и решила, что с этой стороны ей точно не будет за себя стыдно.

В перерыве ребята-фехтовальщики собрались у скамеек и стали говорить о будущем чемпионате. Само по себе, это событие радовало Женьку, но сейчас что-то в нем начинало ее раздражать.

— Ну, держись, Шмелева — продолжали посмеиваться ребята. — Отец теперь с тебя не слезет.

— Он и с вас не слезет.

— Мы — это понятно, а ты — его гордость! Он тебя с детсада к Олимпиаде готовит!

После тренировки отец попросил дочь задержаться. Она подумала, что он снова будет отчитывать ее за небрежное отношение к дисциплине, но устало присев на скамью, Вадим Николаевич заговорил о другом.

— Мне вчера звонил Кравцов, — сказал он.

Кравцов, бывший ученик Вадима Шмелева, давно бросил фехтование и занимался бизнесом.

— Что ему нужно? — спросила Женька, наблюдая лицо отца, играющее сейчас сполохами какой-то внутренней борьбы.

— Он хочет открыть класс боевого фехтования.

– То есть… бои на поражение?

— Сказал, что «до первой крови», но я ему не верю. Там, где первая кровь, немедленно будет и вторая.

— … Ты его сдашь?

— Прекрати говорить на бандитском жаргоне.

— Так все сейчас говорят.

— Поэтому и прекрати, — отец потер шею. — А что касается Кравцова, то я его предупредил, и если узнаю, что когда-нибудь кто-нибудь из моих…

Женька выдержала исчерпывающий взгляд отца вполне уверенно, однако некий странный восторг, очень похожий на ликующую пляску в ночной таверне, где только что убили кого-то, чуть не выдал ее с головой.

— А что я?.. — пожала она плечами.

— Я думаю, ты меня поняла, — кивнул отец и посмотрел на темное окно. — Завтра я перееду и поживу дома, пока мать не вернется.

— Ты мне не доверяешь?

— А почему ты сегодня опоздала?

— Это случайно, просто проспала.

— Тем более. Каникулы закончились, давай-ка соберись, девочка. Чемпионат через три недели, а ты какая-то кислая.

Женька, в самом деле, чувствовала себя в последнее время довольно неуютно, будто была одета в тесную одежду и именно поэтому, оставив отца, она с удовольствием отправилась к Алисе, где от этой одежды всегда можно было освободиться.

Уже в подъезде фехтовальщица поняла, что травмированная подруга вовсе не скучает. В квартире гремела музыка, слышались повизгивания и неумелые подпевания очередной поп-звезде. Судя по музыкальному вкусу, у Алисы бросила якорь ее соседка Кристина, для которой мир спонтанных вечеринок и, ярко сгорающих в одночасье чувств был тем потолком, которого вполне хватало для счастья ее неопытной душе. О том, что за потолком существует небо, она не догадывалась.

Когда Женька появилась в квартире Алисы, веселый кураж было в самом разгаре. Кристина под старенький плейер танцевала в нижнем белье, а сама Алиса прыгала рядом, выставив ногу в гипсе вперед и «играя» на своем костыле, как на электрогитаре. На столе стояла початая бутылка шампанского, валялись недоеденные бутерброды, конфеты и мандарины. Увидев Женьку, подруги заорали еще громче и потащили ее за свой гусарский стол.

Алиса находилась дома одна. Мать-проводница была в поездке, а отец, капитан милиции Лапин, на дежурстве, поэтому время для «бесчинств» выдалось благоприятным.

Поглощая бутерброды и мандарины, Женька рассказала о звонке иностранного журналиста и о встрече с Этьеном Савалем. На журналиста подруги махнули рукой, мол, известности фехтовальщице и так хватает, а что касалось Саваля, то Кристина сначала долго хохотала над его двусмысленной фамилией.

— Саваль? Куда «саваль»? Что «саваль»? Ой, держите меня, я сейчас описаюсь! Он красивый хоть?

— Ничего. На Антонио Бандераса похож в «Отчаянном». Он мне приснился сегодня и знает номер телефона.

— Кто? Бандерас? — округлила глаза Кристина.

— Да нет, этот Этьен Саваль.

Алиса была настроена не столь фривольно.

— Брось, Женька, — сказала она. — Знает номер телефона… Это что-то нечистое. Сама видишь, что сейчас делается. Мне папочка иногда такие «сказочки» рассказывает!

— Не слушай Алиску, Женька! Она с детства запуганная! — воскликнула Кристина, которая давно пыталась спровоцировать фехтовальщицу на торжественное прощание с девичеством. — Ну, знает номер! Вот невидаль! А может, он твой поклонник! Для фаната достать номер телефона — раз плюнуть! Видала? Даже из Франции прикатил!

— Это не из-за меня. Он какого-то, то ли профессора, то ли писателя возит.

— Ну, и пусть этот профессор сидит в гостинице и сочиняет книжки, а ты бросай свой дурацкий слалом и тащи к себе этого Саваля! Это же такой случай! Зря, что ли он тебе снился? А что? Настоящий мэн, француз! Не то, что наши! Пыхтят только, и каждый из себя Казанову строит!

— Замолчи, Крестик! Они все пыхтят, — отодвинула подругу Алиса и опять повернулась к фехтовальщице. — Плюнь и поезжай на гору. Там ты сломаешь шею, но не мозги!

— Да какая гора, какая гора? Потом будешь, как Алиска, в гипсе валяться! — не сдавалась Кристина и стала орать речь в защиту не отягощенного чувствами секса.