– Я курю, – сказал мальчишка.

– А как же голос? Не боишься загубить?

– Сигарета помогает мне сосредоточиться. Переключить режим.

– Не ври себе, – сказала ты ему наставительно, – есть много других способов переключиться.

И тут же заметила его «бровки домиком». Куда я лезу, подумала ты.

– Ладно, успокойся, я тоже курю. И тоже с целью поймать волну. А вовсе не потому, что не могу соскочить.

В последнем смелом заявлении ты вовсе не была уверена. Мальчишка понимающе улыбнулся.

Ты сервировала стол и усадила квартиранта.

– Как же мне повезло… – он задержал на тебе веселый взгляд, – с этой квартирой!

И что-то такое мелькнуло при этом в его глазах… Он словно взвешивал, во что ему обойдутся твои благодеяния. Сколько личной свободы потребуют взамен. Но Алкины наставления не прошли даром, и ты с упоением продолжала тестировать квартиранта.

– В чем еще можешь покаяться? – Тебе явно нравилась твоя новая роль.

– Ну, я пью, бывает… Но ты не волнуйся, я не алкоголик. Просто у меня работа такая. В таких местах. Потом, я надеюсь, будут другие места.

– Тебе продают спиртное?

– Мне его покупают, – засмеялся он.

– Может, ты еще и в карты играешь? – пошутила ты.

– Играл, но это было давно.

– А на деньги играл?

– Да, с алкашами-соседями.

– Ты что, с алкашами водился???

– Ну, у них были деньги. И они плохо играли.

Ты засмеялась и подумала, что этот парень, пожалуй, не пропадет.

– Извини за вопрос: а наркотики ты, случаем, не употребляешь?

– Зачем? – удивился мальчишка, – я сам – наркотик.

Ты растерялась. Ты тогда еще не понимала, как он прав. И вообще – ты тогда еще ничего не понимала.

За чаем ты опять приставала с расспросами.

– А сестра твоя – старшая или младшая?

– Старшая, – ответил он и, прикинув что-то, уточнил: – старше тебя.

– Вы не дрались в детстве?

– Нет, – засмеялся он, – но она меня била. И обзывалась. Ну и за мат меня лупили. Я, когда не пел, матом разговаривал преимущественно. От соседей понабрался. Потому что со мной больше никто не разговаривал практически. Всем было не до меня.

– Да нормально ты разговариваешь. Вполне пристойно, – пожала ты плечами. В его голосе, в манере вести себя проступала некая природная интеллигентность. Ты не могла ошибиться на этот счет.

– Контролирую себя, – пояснил он. – Мне это стоит определенных усилий.

Тебе показалось, или он тебя разводил?

– Шучу. Лет в пять я начал читать и сообразил, что к чему. С тех пор разговаривал исключительно вежливо: «мама, позволь мне, пожалуйста, отведать пирожок». Или: «не побеспокою ли я вас, если включу мультик?»

– А сестра за что била? – спросила ты, не представляя, как можно было обижать такого славного мальчишку.

– За то, что юбки брал – это её школьные были.

– Ммм?

– Да перестань, – развеселился он. – Там другая история. Семейное предание.

– Расскажешь? – спросила ты, намазывая ему булочку маслом и пододвигая вазочку с бабушкиным вишневым вареньем. Мальчишка не без удовольствия наблюдал за твоими маневрами.

– В следующем интервью! – кивнул он, и ты оставила его, наконец, в покое.

Ты накормила мальчишку так, что его потянуло в сон. Он поблагодарил тебя за обед и даже предложил «разобраться с посудой», но ты посмотрела на него и сразу поняла, что этого он терпеть не может, и не позволила. Он искренне обрадовался и отправился на балкон курить, а потом попросил:

– Разбуди меня, пожалуйста, через два часа – мне на работу нужно, – и тут же вырубился на высокой дедушкиной кровати.

До тебя вдруг дошло, как молниеносно он сократил дистанцию, как быстро стал «своим»! И как неожиданно комфортно ты себя при этом чувствовала. Удивительное дело!

Покончив с посудой, ты вышла на балкон, чтобы покурить и осмыслить всё произошедшее, и обнаружила там квадратную красную пачку чистокровного английского «Данхилла», который давно не сыщешь в Москве. Ого! Неплохо он, кажется, зарабатывает в этих своих клубах. Или угощают? И еще ты обнаружила, что в доме перестало быть холодно. Ты даже потрогала батареи. Но – нет. Теплом веяло не от них. Тепло было вполне ощутимым физически, но имело, к твоему удивлению, какую-то иную, не знакомую тебе природу.

Вечером мальчишка ушел на работу – петь для золотой молодежи в лазерном дыму дорогого клубняка. И пропал. А ты ведь уже все так замечательно придумала! Ты, прячущаяся от всех и вся, умудрилась прикипеть к нему, чужому мальчишке, за один вечер. Два дня кряду ты не могла найти себе места. Что ты сделала не так? Почему он передумал? Может, он вообще тебе померещился? Может, ошибся квартирой? Или ты достала его своими бесконечными расспросами? Если юноша выпархивает из родительского гнезда, ему вряд ли понравится, что чужой человек пытается взять его под опеку. Ты бы этому точно сопротивлялась. Да, с братиками у тебя отчего-то не заладилось. Но странное дело: ты продолжала ощущать в своем доме тепло. И ты точно знала, что Мостеплосеть была тут абсолютно ни при чем.

Мальчишка не выходил у тебя из головы, и ты опасалась, что с ним могло что-то случиться. А ты даже не догадалась взять у него номер телефона. Но как залог и как улика того, что он тебе все-таки не привиделся, на полочке в ванной оставалась его парфюмерия.

Он появился на третий день, словно притянут был твоими неотступными мыслями. И тебе хватило выдержки не спрашивать его, где он пропадал. Просто ты по его лицу поняла, что он ждал этот вопрос от тебя, но явно не был расположен на него отвечать. Не хотел придумывать дешевые отмазки. Не хотел тебе врать. И ты проглотила свой вопрос.

Он притащил из общежития кофр со своей концертной экипировкой и развесил ее в шкафу.

– Это – концертное, говоришь? – удивилась ты, выдавая ему вешалки.

– А что ты ожидала увидеть? Расшитые золотом камзолы? – засмеялся он.

В честь великого переселения ты устроила в гостиной, прямо на ковре, «бедуинскую» вечеринку с чаем и восточными сладостями. Он сидел среди набросанных подушек, так по-домашнему, удобно скрестив ноги, и рассказывал тебе всякую смешную всячину. И ты думала, что он – очень милый и забавный, и напомнила ему о данном обещании поведать семейное предание, объяснить, при чем тут юбки сестры, и почему она за эти юбки его била.

– Да я каждое утро в этой ее юбке устраивал во дворе представления бабушкам. Пел тогдашние хиты: «Ксюша – юбочка из плюша», «Чашка кофию». Помнишь, наверное? Мне тогда года три было. И они оплачивали мой концерт конфетами. Полный подол приносил. Но я не за конфеты пел. Я бы и без конфет пел.

Он уморительно изображал себя – маленького, и тебя охватила странная нежность. Такой малыш… пел… актерствовал… Да ты бы отдала такому братику все свои юбки!

– А что еще из детства помнишь?

– Ну, если из самого раннего, то – сижу на горшке, кручу крышечку и пою.

Ты засмеялась.

– Веселое у тебя было детство!

И вдруг улыбка на его лице погасла.

– Разное у меня было детство, – сказал он.

Воскресный день был испорчен настройщиком. Он ругался. Пенял тебе, что загубили отличный инструмент. Можно подумать, ты дубасила по нему молотком в тщетной попытке отомстить за погубленное детство! Ты не выдержала, ушла к себе и, надев наушники, открыла присланный заказ.

Концепция выглядела убогой и претенциозной одновременно. Это тебя дико раздражало, но платили за него хорошо, и заказчик по этой причине ждал от тебя фейерверка.

Каждое приходящее на твою почту письмо грозило обернуться гранатой с вырванной чекой. Ты должна была исхитриться не только поймать ее, но и успеть метнуть обратно, пока она не взорвалась. И ты мечтала, чтобы твой почтовый сервис разработал такую капчу, такой волшебный фильтр, который пропускал бы только письма от вменяемых заказчиков. Ну, скажем, выставил бы такой автоматизированный тест, пройти который в состоянии только очень адекватный человек, к тому же добрый и жизнерадостный, доверяющий профессионалам, а не пытающийся ими руководить. Но, случись такое, ты запросто могла бы умереть с голоду, потому что таких заказчиков не бывает.