Ты включила погромче любимую музыку и открыла нужную программу, собираясь погрузиться в работу. Но тут наушники полезли куда-то вверх.

– Что ты слушаешь? – спросил мальчишка и, присев на подлокотник твоего кресла, приложил наушники к своим ушам. – О! Круто! Респект!

– А ты что слушаешь?

– Я все слушаю.

– А любишь кого?

Он назвал поп-диву мировой величины.

– Бэлка, я ее сумасшедший фанат! Я зарабатывал деньги, чтобы ездить на ее концерты, когда она приезжала в Москву.

Ты выразительно поморщилась.

– Бэлла, ты ничего не понимаешь! – горячился мальчишка. – Она – гениальна!

– Придется поверить тебе на слово. Просто из хорошего отношения.

Его глаза загорелись. В них светилась увлеченность.

– Поверь, она очень многогранна! Особенно сейчас. Очень красивая – для меня это идеал того, как должна выглядеть девушка. Она делает то, что хочет, и очень цепляет меня этим. Скажи, ты делаешь то, что хочешь?

– Я даже не знаю, чего я хочу, – созналась ты.

– Как и большинство, – кивнул он. – А она – яркая личность с трагической судьбой. Ты видела, как она начинала? Сейчас она находится под опекой и не может самостоятельно распоряжаться своими деньгами, мобильным телефоном и даже своей музыкой – всё это говорит лишь о том, что она не раскрывается так, как того бы хотела. Если честно, я даже втайне мечтаю, чтобы она ушла из мира музыки, потому что это будет для нее намного лучше. Главное, чтобы она кайфовала.

Заключение показалось тебе как минимум странным.

– Я так люблю ее, что она должна была уже забеременеть от меня. Я иногда думаю, не от меня ли у нее дети?

Ты растерялась. Наверное, у тебя был преглупый вид.

– А?

Он засмеялся. А ты смутилась. И рассердилась на себя.

– Послушай, а ты только биографии поп-звезд читаешь? Там, в дедовой библиотеке, есть серия «Жизнь замечательных людей». Ученые, художники, путешественники… Почитай!

Он посмотрел на тебя так, что ты почувствовала вырастающую между вами стену. Еще пара-тройка кирпичей, и вы совсем перестанете понимать друг друга.

– Видишь ли, – сказал он, – если бы я собирался стать ученым или художником, я бы именно о них и читал.

Бэлла, спросила ты себя, откуда в тебе взялась эта страсть к наставлениям? Что дает тебе право лезть к нему с советами? То обстоятельство, что он младше тебя? Это достаточная причина? Ты не уважаешь среду, которую он выбрал для себя вместе с музыкой? Но это его выбор. Ты считаешь себя опытнее? И чем ему может быть полезен твой опыт? И что ты знаешь о его собственном опыте? Да и о нем самом ты мало что знаешь. Разве это ты прорвалась на то шоу? Разве это ты сражалась на нем и дошла до финала? Ты вообще когда-нибудь сражалась за себя? У тебя не было такой необходимости. Разве это ты приехала из провинции в столицу и живешь в семнадцать лет по взрослым правилам? Да ты в семнадцать лет жила исключительно по маминым правилам, дома, на всем готовом. Ты вообще только-только жить начала самостоятельно. И совсем не могла похвастаться успехами. Ты похвалила себя за правильные мысли, но они, к сожалению, так и остались не реализованными в деяниях, потому что в тебе уже исправно работала запущенная твоей природой программа опеки. И в ее скриптах таилось множество подлых багов.

Он с интересом изучал твою фильмотеку, откладывая в сторонку то, что еще не смотрел.

– Ты лучше о себе что-нибудь расскажи, – попросила ты. – Ты музыкальную школу окончил?

– Да, а потом в специализированном музыкальном центре учился. В тринадцать лет на экстернат ушел из школы.

– А???

Ты, домашняя правильная девочка, была потрясена.

– Бросил школу? В тринадцать лет? И тебе разрешили родители?

– Я так решил. Очень хотел петь и развиваться в этом направлении.

Ничего себе… Ты представила, как родители сопротивлялись, уговаривали его не делать глупостей, грозились… Может быть, даже лупили… А он поступил так, как считал нужным. Он же не в хулиганку подался. Он ушел в то, что любил – в музыку. Это достойно было уважения. Это был мужской, на твой взгляд, поступок. Или ему было просто лень учиться? Скучно сидеть на уроках, когда мысли где-то далеко?

– А в четырнадцать я еще и из дома ушел. Сам жил. Я люблю свою семью, но жить с ними было очень утомительно. Да и ездить каждый день из нашего поселка в город и обратно было тяжело. Работа обычно поздно заканчивалась. Иногда уже и транспорт не ходил.

– Работа???

– Я же работал на студии звукозаписи. Ну и за выступления нам иногда платили. По-детски. Детям же деньги не нужны, – засмеялся он.

– А где ж ты жил?

– Да по-разному бывало.

– Боже, из привычного домашнего уюта… налаженного быта… безопасности, наконец…

– Иногда стоит пожертвовать тем, к чему привык, ради того, чего желаешь, – пояснил он.

Ты ошалело смотрела на него. Ты никак не ожидала от мальчишки подобной риторики, да и подобных мыслей.

Вот значит как. Да, высокая степень внутренней свободы предполагает еще и ответственность за принимаемые решения. Принять решение и потом отвечать за него. Перед собой. Ты тогда подумала, что это очень круто. И поразилась его решимости и удивительной вере в себя. В свои силы. Бэлла, почему ты тогда не сделала выводов? Ведь всё было так очевидно.

– Когда вылетел с проекта, решил, что никуда отсюда уже не уеду. Вышел из съемочного павильона и понял, что не знаю, куда мне теперь идти, и где здесь метро. Сказал себе: спокойно! Соберись!

– А как ты на шоу попал?

– Ты что, видела меня? Узнала?! – обрадовался он.

– Узнала. Видела. Правда, не слушала, извини.

– Да я с самого детства ломился во все двери, на все прослушивания. Удивлялся только, что меня отправляли на детские кастинги. Я чувствовал себя взрослым. Я точно знал, где хочу быть и чем заниматься. А что не слышала, так это как раз поправимо, еще услышишь, – засмеялся мальчишка. – Вот сейчас настроят инструмент, и… когда-нибудь услышишь.

И ты почувствовала дельту между реальностью и восприятием. Что-то было с ним не так. Не так, как тебе виделось изначально. Сквозь легко читаемый поверхностный образ вдруг проступила некая многослойность.

Но в этот момент тебя отвлекли его руки. Ты вдруг заметила, какие у него красивые и выразительные руки. И какие ухоженные. И тебе стало стыдно за свои, заброшенные. Черт! Надо срочно заняться собой, чтобы не позориться, решила ты. И лучше не откладывать. Вот прямо сейчас и пойти. Все равно работа не идет, и день испорчен настройщиком.

Ты отправилась в салон, бросив парня одного выслушивать ругань мастера. Ты попыталась оставить для настройщика деньги, но мальчишка тебе не позволил. А потом ты пила эспрессо в любимой кофейне, баловала себя шоколадно-ореховым десертом и улыбалась тому обстоятельству, что у тебя дома теперь живет замечательный мальчишка – теплый и забавный, смелый и решительный, свободный и… какой-то еще. Что-то было в нем такое, незнакомое, что тебе пока не удалось распознать.

А следующим утром выяснилось, что парень заболел. Накануне в клубе ему дали ледяную минералку. Ларингит – это опасно. Есть риск потерять голос. Ты вызвала врача, телефон которого был записан в его органайзере на первой странице. У певцов есть свои специальные врачи – фониатры.

Когда врач ушел, ты осталась одна с больным мальчишкой и целым списком назначенных ему лекарств и процедур. Ты все делала правильно. Ты следила, чтобы он принимал лекарства и полоскал горло. В «гоголь-моголь» ты добавляла, по совету врача, несколько капель коньяка, и мальчишка, не любивший этот целебный коктейль, говорил, что скоро упьется им в хлам. И что гораздо проще было бы разогреть ему «Болз». Ты делала ему сложные компрессы, и он не капризничал. Он боролся за свой голос.

– Бэлка, ты прости. Я часто болею почему-то. И никогда не долечиваюсь. Меня самого это бесит.

– Не бойся, я с тобой. Мы справимся.

Ты позвонила в его деканат, предупредила, что он болен и не стала выслушивать возражений. Ты обзвонила клубы, где он работал – клубы были очень недовольны, и тебя это возмутило. И еще ты оповестила какую-то студию, за которую он особенно переживал. Студия отнеслась к новости индифферентно. Ты готовила протертые супы, чтобы ему было не больно глотать. Ты забросила срочный проект, потому что от волнения не могла сосредоточиться. Ты не открывала электронный почтовый ящик три дня.