– Пап! Ты ещё не ушёл! – Конард подбежал к мужчине и посмотрел на него своими большими зелёными глазами. Тот оторвался от бумаг и усмехнувшись, взглянул на Конарда. – А мы сегодня идём в Диснейленд! Я уже вырос хотя бы для маленьких горок! Для больших – рост нужен как у динозавра в книжках. Может быть, даже тебя не пустят!

– Я бы смог с ними договориться, – мужчина хихикнул. Он хотел потрепать сына по волосам, но быстро отдёрнул ладонь. – Прости, руки грязные.

В этот момент Конарду было всё равно. Отец никогда не прикасался к нему и общался с ним по минимуму. В основном из-за работы. Иногда он не видел его неделями из-за школы, занятий английским, спортивной секции, но даже в такие редкие моменты их общения отец не трогал его. Конард смотрел на других детей из его школы, за многими из них тоже приходили няни, но иногда и родители. Они брали его друзей под руку и улыбались. Мужчина всегда говорил, что у него жирные или грязные руки, и он не хочет его пачкать. Вот только они всегда были грязные. Ему рассказывали, что папа у него очень занятой человек, но Конард не мог понять, неужели у него нет немного времени, чтобы помыть руки? Или приехать за ним?

Бернард только усмехался. Одна вредная девочка рассказала мальчику о сарказме. Она была на два года старше его, но почему-то ходила в одну группу с ним. Легран-младший старался не обращать внимания. Однако с её пинка Конард залез в интернет, чтобы почитать про сарказм. Там было описание слова «ухмылка». Мальчик задавался вопросом, неужели отец всегда смеётся над ним? Ухмылка – это не очень хорошая улыбка. Вот Магдалина всегда искренне улыбалась ему, когда он получал высший балл в школе. Папа никогда его не хвалил и не ругался на него. Однажды он разбил телевизор, и они просто купили новый. Когда-то у них сбежал лабрадор, и на следующий день Конарду подарили нового.

Улыбка мальчика слегка дрогнула, и он побежал к своему месту. Их повар, Пётр, изобразил из яичницы, овощей и колбасы лицо на его тарелке. Он отказывался есть овощи в другом виде. Вообще, для семилетнего мальчика он имел отличительную память, знал практически всех слуг. Обычно с ними он и проводил большее количество времени. Ни в школе, ни на секциях и дополнительных занятиях ему не удавалось завести друзей. Люди вокруг мальчика долго не задерживались. С кем-то ему запрещали дружить сразу, стоило Конарду назвать фамилию нового знакомого, а кому-то запрещали дружить с ним. Так что его товарищами пока что были только компьютер и интернет. Конард начал есть быстрее, чтобы сбежать пораньше.

– Конард, спина, манеры, приборы.

– Да, мам.

Вот таким было их обычное приветствие. Мальчик подвинул поближе стул, чтобы удобно было держать осанку, поменял вилку и нож местами и начал есть медленнее. Конард мог запомнить все буквы, прислугу, цветы, которые выкапывает каждую весну их садовник, говорить на английском, но только, не в какой руке держать вилку и нож. Это было невыносимо. Ему бы хотелось поесть одной вилкой и сбежать из-за стола, но спорить с мамой не было никакого желания. Мальчик расправил плечи до того момента, как женщина снова напомнила ему об этом. Стол был слишком высокий, слишком большой, чтобы сидеть удобно, никто так и не заменил его кресло, потому что нельзя смешивать интерьеры. Менять кресло – значит менять стол и всю столовую. Так говорила его мама.

Обычно женщина даже не смотрела на него. Он видел её намного чаще, чем отца, но при этом внимания было в разы меньше. Мама никогда не ругала его за шалости, разбитые дорогие вещи, постоянные опоздания. Она кидала на Конарда короткий взгляд и возвращалась к своим делам, обычно это была дегустация новых напитков. Иногда к ним приходили подруги мамы. Конард боялся их: они казались такими ненастоящими, некрасивыми и кривыми, что напоминали мальчику монстров из сказок. Ему не разрешали сидеть с ними, но один раз он всё же подслушал их. Странные тёти говорили о других папах и ругали их за вещи, о которых мальчик никогда не слышал. Ему казалось, что маме совсем не нравится проводить с ними время. Она была больше рада, когда они уходили, чем появлялись. В такие моменты Конард задумывался, нужны ли ему вообще друзья?

– Я читал, что три дня назад они наконец-то смогли починить гигантского осьминога. Его рост впритык к моему, надеюсь, меня пустят. Я видел в прошлый раз, как не пускали девочку на сантиметр выше! Это было странно и ужасно. Она плакала, упала в грязь, – Конард сидел с идеальной осанкой… Мальчик начинал злиться сам на себя. – Я не собираюсь падать в грязь. Это глупо. Постараюсь договориться. Со всеми можно договориться.

Сбоку хмыкнул отец, но документы не убрал. Больше никто не отреагировал на его слова. Мама продолжала смотреть на свой завтрак. Она никогда не ела с утра, часто сбрасывала еду со стола. Может, поэтому она не ругалась на Конарда за шалости? Пётр всегда так сильно старался приготовить им еду. Конард не очень любил есть с утра, но он представлял грустное лицо повара и заталкивал в себя яичницу, иногда не ел огурцы. Мальчику казалось, что родители даже не знают, как зовут их повара. Взрослые забывают такие важные вещи, а в какой руке держать нож, помнят. В обеденном зале никого, кроме них троих, не было. Конард вспоминал кухню, набитую людьми, там всегда все смеялись, разговаривали, шутили. Его родители никогда не смеялись. И он с ними тоже.

Конард посмотрел направо, потом – налево. Мама пила вино и всматривалась в свой завтрак. Может, если Пётр сделает ей такое же весёлое лицо, она съест его? Отец продолжал смотреть в свои документы. Конард знал, никто не собирается ему отвечать, чтобы он ни сказал. На тарелке остались только овощи. Магдалина говорила ему о пользе овощей, мальчик доверял женщине, хоть она иногда обводила его вокруг пальца. Как сегодня, например. Раньше раз за разом Конард пытался привлечь внимание родителей во время завтрака, обеда или ужина, но всё заканчивалось короткими ответами, ухмылками и ещё одним глотком вина. Конард подумал о Диснейленде и грустно улыбнулся. Он собрался с силами, быстро доел ненавистные огурцы и вышел из-за стола.

Магдалина стояла и смотрела на завтрак семейства Легран. Ничего в их жизни не менялось. Конард был таким красивым, солнечным мальчиком, что у женщины разрывалось сердце от этих каждодневных сцен. Мелани с трудом сидела за столом. Она держала осанку, была хорошо накрашена, но бледная кожа, мешки под глазами, которые не замазать, выдавали её похмелье. Ей не хватало только опереться головой о ладонь или упасть лбом об стол. Легран-старший не отлипал от своих документов. Полное игнорирование сына и его насущных проблем расстраивали Магдалину: в её семье такого не было. Да, они не богаты, но их дом всегда был полон счастья. Никто не спрашивал мнение Магдалины, но про себя она могла посочувствовать Конарду. Лучше бы Мелани игнорировала его. Совсем. Она видела в женщине опасность куда большую, чем в её муже. Иногда она не сводила взгляд холодных глаз с Конарда, и Магдалину пробирала дрожь.

– Я пошёл.

Никто не ответил. Как всегда.

– Месье Легран, вы готовы отправиться?

– Да!

Мальчик вмиг стал весёлым, женщина улыбнулась. В такие моменты её сердце было спокойно. Она пошла вслед за ним к выходу. Светлые глаза наблюдали за ними без стеснения, не прикрыто, в них плескался гнев. Мелани посмотрела на свой пустой бокал, пустую бутылку и вздохнула. Женщина даже и не заметила, как успела прикончить вино. С годами ей требовалось всё больше, чтобы достигнуть состояния полного равнодушия. Трезвой её бесило абсолютно всё: вокруг постоянно сновала алчная прислуга, в гости наведывались перешитые якобы подруги, в кошмарах она видела, как муж касается её жирными руками. И ещё Конард казался ей слишком слабым. Мелани помнила себя в его возрасте, она знала, чего хотела, а отпрыск лишь искал друзей и рисовал глупые картинки. Она не могла отрицать его природный талант, но этого мало.

– Недавно заходила Фелиция. Она сделала уже семнадцатую пластическую операцию и снова на своём носе. Третья по счёту. Как же до неё не дойдёт, что, если ты рождён орлом, им ты и сгорбатишься, – Мелани положила голову на руку, пытаясь просто не упасть. – Она меня бесит, меняет каждый миллиметр, а потом просит найти где. Лучше бы попросила у хирурга пару извилин.