Громко выдохнув, сажусь в салон.

— Я не делал этого, — уже безжизненным тоном хриплю я.

Он посматривает на меня в зеркало заднего вида.

— Возможно. Однако факты, малыш, против тебя.

— Ну и где в этой гребаной жизни справедливость?! — надрывно рычу и откидываюсь на спинку сиденья.

Тыльной стороной ладони жму на веки, пока перед глазами не появляется множество белых точек, а в ушах — гулкий звон.

— Явор, — спокойно начинает мистер Роналдс, мой куратор, — ты мне нравишься. Я не вижу в тебе преступника. Но и не могу верить тебе на слово. Я знаю Раймона. Когда-то он хорошо мне помог, и лишь поэтому случившееся сегодня не выйдет за пределы моего участка. Но ты на одну неделю ограничен в передвижениях за пределами дома. — Он сурово сдвигает брови, а после мягко подмигивает мне.

Молчу и перевожу взгляд в окно, устало прижимаясь лбом к стеклу. Парадокс. Но среди всех окружающих я нахожу понимание только у копа. Старик хотя бы не обвиняет и не читает тупых нотаций. А мне и этого достаточно. Я готов принять любое наказание, но пустая болтовня о правилах поведения и приличия невыносима.

Подходим к двери таунхауса, но не успеваем постучать, ее открывает Эстер. Она с ужасом смотрит за мою спину, где стоит мой куратор.

— Явор?! Ч-что случилось? — тревожно интересуется Эс, нервно переводя взгляд с полицейского на меня.

— Ничего. — Прохожу в дом и сразу поднимаюсь в свою комнату.

— Явор, иди сюда! Вернись! Явор! — звонко кричит Эстер в спину, но я не хочу ее сейчас слышать. Тем более она все равно мне не поверит. Вставляю наушники и, включив на всю Rammstein, без сил заваливаюсь на кровать. Пусть басы выбьют из головы все гадкие мысли. Не желаю думать ни о чем. Просто хочу уйти в забвение…

Бриджида

Люди обладают такой удивительной способностью в один миг вызвать к себе жуткое отвращение. В случае с новеньким так и получилось. Я изначально неадекватно воспринимала этого парня. То оскорбляет, то неумело проявляет какие-то знаки внимания… если это можно так назвать. Но все перестало иметь значение, когда сегодня я переступила порог отцовского кабинета и узнала о том, что над нашим горем снова поглумились. Видеть боль в глазах папы — самое ужасное на свете, а от невозможности что-либо изменить я просто рассыпаюсь как хрупкое стекло.

Пересматриваю то злополучное видео с участием блондинистого подонка, который с ужасающей жестокостью разносит в щепки перегородки, крошит зеркала, превращая их в расколотые острые льдины, ломает биту о раковину, разбивая вдребезги. Но все это не сравнится с тем, как тщательно он выводит каждую букву на стене, фигурно вращая баллоном в воздухе. Будто получает от этого наивысшее удовольствия. Каждое его движение, словно лезвие по коже, и ощущение, что он пишет не краской, а моей кровью. Не знаю зачем, но я сохранила это видео себе в облако. Красная толстовка выедает мне глаза, но я из раза в раз перематываю на тот момент, когда он выводит непристойности о моей матери. Мазохистка. Но мне так легче. Хочу, чтобы каждая клеточка, каждая мельчайшая частичка меня возненавидела этого ублюдка. Хочется сорвать с него этот убогий капюшон и посмотреть в лицо мерзавцу. После грязных слов о моей маме и вандализма, что он устроил в стенах универа, я взяла воображаемую хоккейную клюшку и вышибла свои дурные мысли о нем как о парне, да и вообще как о человеке. Просто избавилась от него навсегда. Такой подлец не заслуживает и толики моего внимания. В голове снова и снова всплывает кровавая надпись в женском туалете и становится настолько тошно, что я ощущаю рвотные позывы. Разбитое зеркало можно купить. Поломанную раковину починить. Вынесенные двери заменить на новые. А что делать с разбитой душой, в которую нагадили самым мерзким способом? Из головы не выходят вопросы. Зачем он так поступил?! Как можно быть таким гнилым, злым, бесчувственным?! Он опасен для общества, и мне просто необходимо держаться от него подальше.

Нужно поговорить с Чезаром. Ведь теперь мне требуется защита, и я даже готова попросить его об этом. Потому что боюсь белобрысого психа. Под неспокойные мысли не замечаю, как добираюсь до братства. Захожу в корпус брата. И бардак, что с каждым шагом поглощает со всех сторон, выворачивает меня наизнанку. Дурной запах паршиво застревает в горле. Да уж, горничной тут есть, где разгуляться. Видимо, чистоплотность здесь не в моде.

— Виски?! — Брезгливо переступаю через пустые бутылки и окурки, которыми усыпан пол. Боже! Еще и использованные презервативы. Гадость. — Виски?!

В ответ снова тишина, а во мне уже буквально пульсирует нестерпимое желание покинуть это место. Однако собрав волю в кулак, решаю попытать удачу. Подхожу к его двери, но, взяв за ручку, останавливаюсь. Сначала, решаю, что стоит постучаться, вдруг он не один. Стук. Два. Три. Ничего. Будучи в курсе, как крепко он спит, перехожу на кулаки и долблюсь в нее, пока дверь сама не отворяется, а я не вваливаюсь в комнату. От неожиданности замираю. В нос ударяет стойкий запах ядреного перегара. На кровати лежит Чезар. Но то, что я вижу дальше, приводит меня в шок. На нем та самая красная толстовка с капюшоном, что и на видео. Она испачкана багровыми пятнами. И разбитые кулаки, покрытые запеченной кровью, говорят мне о многом.

От понимания того, что это он устроил погром в универе, ноги подкашиваются, но я успеваю опереться о тумбу. Прикрываю ладонью рот и до боли зажмуриваюсь. Из стороны в сторону мотаю головой. Нет. Нет. Нет. Этого не может быть. Чудовищем оказался мой родной брат.

Больше не задерживаясь ни на минуту, вылетаю из этой помойки и не могу сдержать обжигающего потока горьких слез. Что творится в этом мире?! Откуда в людях столько грязи?!

Я даже не рассматриваю вариант вернуться в университет и без всяких раздумий направляюсь домой. Бегу, не замечая жгучего холода, который раздирает мое горло. На фоне эмоционального стресса я впервые прогуливаю пары. Но в таком состоянии меня никто не должен видеть. Как он мог написать такое о нашей маме?! Как?! Что сподвигло его на такой ужасный поступок?! Никогда его не прощу! Никогда!

Уже битый час лежу на кровати и пялюсь в потолок. Я полностью опустошена. Нет желания даже дышать. Тошно от подлости брата. Тошно от того, что наговорила блондину в туалете. Тошно вообще от всей ситуации в целом. Поддалась стереотипам и домыслам, обвинив в омерзительном поступке человека, который не совершал этого. Но ведь я видела эту чертову толстовку! А информация о том, что он только вышел из тюрьмы, еще больше подтвердила те факты, что предоставил мне отец. Только вот оказывается, на такое способны не только преступники.

Звук входящего звонка отвлекает меня и, даже не посмотрев на экран, отвечаю безжизненным голосом:

— Да…

Я уже приготовилась выслушивать очередную порцию нотаций от отца, куда приводит легкомысленное отношение к учебе, но не услышала ничего. На другом конце трубки тишина, лишь шум тяжелого дыхания. Я отвожу телефон от уха и всматриваюсь в дисплей. Номер неизвестен.

— Алло, вас не слышно.

Тишина сменяется гудками, связь обрывается. Не придав этому звонку значения, отбрасываю телефон в сторону и снова устремляю взгляд в потолок. Утопая в невеселых размышлениях, я пытаюсь заснуть. Но сигнал входящего сообщения, вновь вырывает меня из транса. Да чтоб тебя…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Неизвестный номер: Я не делал этого. И мне жаль, за сказанные мной слова. Я не знал.

В душе разливается неприятное чувство… Вины?! Вроде не должна ощущать себя виноватой, тем более перед ним. Ведь он тоже оскорбил память о моей маме, и неважно, что он не знал. Только вот перечитываю его сообщение. Еще. И еще. Пытаюсь представить, с какой интонацией он это произносит. Пытаюсь простить его, но даже искреннее сообщение, ну, по крайней мере, я надеюсь, что оно от чистого сердца, не может нейтрализовать ту боль, что причинили его слова. Хотя, думаю, это большой поступок для такого подлеца, как он. Стоит поговорить с ним. Узнаю у папы его адрес и отправлюсь к нему. Но что я скажу?! Показать истинную причину визита я не готова. Однако у меня есть предлог, чтобы заглянуть к нему в гости. Настало время вернуть то самое пальто, с которого все началось. Оно выручает меня уже второй раз или, наоборот, является причиной всех последних бед.