Новый год мы отметили чудесно. Новогодние столы были накрыты на четыре человека. Нас обслуживали официантки. В актовом зале шел концерт. В основном, пели неаполитанские песни. Я в них плохо разбирался, другие были в восторге, и рукоплескали исполнителям. В спортивном зале играл духовой оркестр и многие курсанты, особенно второго курса, вальсировали с девушками. Танцевать курсанты умели, так как в училище были курсы бальных танцев. Тем курсантам, которых не интересовали ни концерт, ни танцы – разрешалось самостоятельно лечь спать, такая вольность допускалась крайне редко.

Первого января 1939 года были организованы культпоходы в театры, музеи, цирк. Я согласился пойти в цирк. Цирковое представление мне очень понравилось.

После Нового года, на черном дворе, мы увидели массу народа в гражданской одежде и в военной форме. Срочно расчищались все полуподвальные помещения. Туда завозились кровати и постельные принадлежности для новобранцев. Мы продолжали свою напряженную учебу, но это расширение училища немного затронуло и нас. Нашу роту со второго этажа перевели на третий и переименовали из первой в седьмую.

Изменился уклад жизни училища – оно стало расти, как на дрожжах. Ранее, в подвалах и полуподвалах жили командиры взводов – холостяки, повара, официантки, медсестры, располагались мастерские и склады. Теперь все помещения срочно очистили, и в них разместили десять или двенадцать батальонов из вновь набранных курсантов.

В конце февраля 1939 года все батальоны Киевского пехотного училища были отправлены в разные города Украины, где на их базе сформированы новые военные пехотные училища.

29 февраля нашему батальону поступила команда: «Сдать оружие, шанцевый инструмент, противогазы и спортивное имущество». Вечером того же дня мы вышли на вокзал. Уже в пути нам объявили, что батальон следует в город Житомир.

Итак, ранним утром 1 марта 1939 г. мы оказались в незнакомом для нас городе. Вышли на привокзальную площадь, построились в колонны по четыре. По дороге мощенной голышами, но с большими выбоинами, двинулись к центру. Город стоял в какой-то дымке. Видимо это был дым из печных труб, который, смешавшись с утренним туманом, превратился в смог.

Слева, вдоль дороги, тянулся трамвайный путь в одну нитку, с разъездами на остановках. Дорога шла от железнодорожного вокзала в центр города. За ней стояли двух и трех этажные дома. Справа – пустырь. Затем – знаменитая, по рассказам о Котовском, житомирская тюрьма. И тут мы почувствовали тошнотворный кислый запах – это был пивоваренный завод. Только к центру стали появляться жилые строения. Мы шли, хлюпая по глубоким лужам, хотя по обочинам еще лежал глубокий снег. Вот и трамвайчик, который качаясь из стороны в сторону тарабанил в направлении вокзала. Затем – разъезд, остановка, ожидание встречного.

Военный городок, в котором расположилось военное училище, находился в центре, или почти в центре города по улице Котовского 3, в корпусах и на территории бывшей Волынской духовной семинарии, напротив большого собора православной церкви.

Мы строем вошли на территорию училища. За нами с интересом наблюдала толпа бойцов в одежде рядового состава, это были новобранцы Житомирского военного училища. Курсанты нашего батальона по своей форме сильно отличались от них хорошо подогнанными шинелями, а наши шлемы (буденовки) были пошиты из сукна комсостава. Новобранцы – начиная с сапог, ремней и до шинелей, выглядели крайне убого.

Во вновь созданном военном училище наш батальон стал числиться под номером один, наша четвертая рота, была переименована в «первую пулеметную». Роту принял старший лейтенант Норин, а наш четвертый взвод – младший лейтенант Гнибеда.

Кроме нашего батальона было создано еще три – по четыреста человек. В четвертый батальон набрали курсантов с высшим и неоконченным высшим образованием, а в остальные со средним. Многие новобранцы были значительно старше нас по возрасту.

Первое впечатление от пребывания в Житомирском училище было крайне негативным. В казармах было холодно и неуютно. Койки были пустые, хотя и одноярусные. Нам выдали матрасные и подушечные наволочки и повели на хозяйственный двор, где лежала огромная куча сырой соломы. Мы старались набивать наволочки поплотнее, чтобы было легче заправлять койки. Потом еле-еле смогли занести их на четвертый этаж. Стали стягивать и обшивать углы, чтобы они приняли форму матраса. Застелили их простынями и заправили обыкновенными армейскими одеялами.

Ночью ложились спать, но ощущение было таким, будто лежишь на льдине, покрытой простыней. Чтобы хоть как-то согреться, мы заворачивались в одеяло. Помогало слабо, затем попросили разрешения взять шинели, чтобы ими укрываться дополнительно. Конечно, это не «гвозди», но «удовольствия» было мало. Те, кто набил в матрац поменьше соломы, выгадал: спать было мягче, но зато он постоянно получал замечание за плохую заправку койки.

В столовой было настолько холодно, что пищу принимали в шинелях до самых теплых дней. Спасаясь от холода здесь летали воробьи. Да и крошек было много, так что жилось воробьям, в отличии от нас, привольно. Здесь уже не было ни столиков «на четырех» с белыми скатертями, ни официанток. Все делали дежурные курсанты, которые выделялись от каждой роты и накрывать столы уходили заранее. Столы накрывались на десять человек, то есть – на отделение. Пища была грубая, менее разнообразная, хотя курсантская норма соблюдалась неукоснительно.

Теперь командир взвода стал нашим основным преподавателем. Он вел все основные военные предметы: тактику (действия роты во всех видах боя), огневую, строевую, уставы и физическую подготовку. Только топографию, связь и инженерную подготовку вели специалисты. Иностранный язык вела женщина, преподаватель из гражданского ВУЗа. Командир роты так же провел ознакомительные занятия по теме: действия батальона в наступательном и оборонительном бою. Тактике действий в составе батальона обучались лишь курсанты пулеметных рот. Пулеметные роты придавались батальону и поддерживали его действия в наступлении или обороне.

С переездом в Житомирское училище в учебном процессе многое поменялось. Занятия проводились по десять часов в день, плюс – два часа самоподготовки. Только по субботам занимались 6–7 часов, так как в этот день была помывка в бане. По своему оборудованию житомирская баня уступала киевской, но помыться было можно.

Сначала курсанты сильно уставали, и на самоподготовке многие засыпали. Но, постепенно мы втянулись и в такой режим учебы. Не знаю, то ли я физически окреп, то ли нас стали меньше гонять – напряжение спало.

Ранней весной 1939 года нас вывели в летние, так называемые «Сталинские лагеря», которые находились на реке Оскол, недалеко от городской черты, в сосновом лесу. Вокруг простирались песчаные поля. В палатках спать было еще холодно, особенно тем, кто спал с краю. Мыться ходили в город, в гарнизонную баню. Шли мы туда строем и с песнями.

Тактических занятий было много. С нами стали проводить ночные занятия с приготовлением пищи в котелках из концентратов. Каждому выдавалось по брикету горохового супа и брикеты пшенной и гречневой каши. Для приготовления пищи мы объединялись попарно. Правда, многие курсанты в котелках пищу себе не готовили. Такие, в ходе занятий отщипывали по крупинке, и за день полностью съедали брикет «в сыромятку». Я всегда объединялся с Федей Турищевым. При приготовлении пищи – я разводил костер и кашеварил, а Федя собирал палки, подкладывал в готовый костер и пел песни. В этом мне очень пригодились наша пионерская подготовка. К слову, и при занятиях строевой подготовкой все бывшие пионеры благодарили пионерскую подготовку, которая фактически всем строевым приемам нас научила.

Наступило лето 1939 года. Стали проводить еженедельные 25-километровые марш-броски с полной выкладкой. Марш-бросок на двадцать километров – вперемешку бег с ходьбой. После первых двух километров, полтора пробегали в противогазах, затем было преодоление водной преграды на подручных средствах, далее – один километр ползком по пересеченной местности. Затем – атака, бросок гранаты и укол трех манекенов. Завершался марш-бросок трехкилометровым кроссом, притом – старались прийти на финиш без потерь, в составе взвода.