Остальные мои гвардейцы остались под командованием Иераксиса с приказом беречь урожай семян Источника Пламени Жизни. Я уходил спокойно, зная, что Источники Огня Земли и Пламени Жизни под надежной защитой крепнущей нави и моей гвардии.

Три часа проведенные в обществе сущностей моего оружия принесли столько информации, что у меня разболелась голова.

Илавэль был сущностью меча, Нуэль сущностью ножа. Оказалось, что они добровольно принесли себя в жертву став сущностями оружия, закованными в метал. Их история была стара как мир. Она была эльфом, а он короткоживущим человеком. И у них была лишь одна возможность оставаться вместе бесконечно долго – потерять физическую оболочку и стать сущностями магических предметов. Они пришли к навскому принцу, тогда молодому трехсотлетнему магу и воину. Они предложили свои души для парного оружия, как и у его братьев. Он три раза отклонял их дар, не принимая его, но в четвертый раз согласился и создал эти два клинка. Вот с тех пор, уже более шести тысяч лет они являются сущностями этого оружия.

Когда я спросил, сколько же существует их мир, они ответили, что первые летописи датированы возрастом более 500 тысяч лет. Я спросил тогда, почему нет никакой техники, и они так и застряли среди мечей на стадии такого низкого уровня развития цивилизации. Тогда слово взяла Нуэль и поведала мне, что технологические улучшения уже были и привели к значительному росту населения, но Источники стали чахнуть и природа стала терять магическую силу, что в свою очередь вылилось в страшные войны за обладание Источниками. Грубо говоря, планета, природа, да и все живые существа являются источником магической энергии. Ее не будет больше, чем ее есть, а чем больше людей, тем больше ее расход. Как только ее начинает не хватать начинается очередной цикл воен.

– Тогда какой смысл в борьбе Глациона с Новутоном. Она не имеет смысла. Они просто являются уравновешивающими факторами.

– Есть смысл. И очень большой. – Ответил Илавэль. – Новутон тешится с нежитью. Ему радостно, когда существа страдают. Глацион не хочет этого. По сути, у него нет выбора, если он сражаться не будет с ним, то и сам станет нежитью.

– Но победив Новутона, он создаст нишу для другого демона или злого колдуна.

– Конечно, место Новутона займет другой, но в этом и весь смысл – в борьбе. Посмотри на мир, есть день, но ты никогда не поймешь, что это хорошо не будь ночи, да и само понятие день существовать не будет. Только пройдя через горе и утрату, ты познаешь радость и обретение. Не бывает света без тьмы, как и тьмы без света. Даже мы даем тебе силу в бою, но берем твои эмоции лишая тебя их. Мы тебе даем одно, отбирая другое. Иначе никак. Все магические клинки такие. Иначе мы не можем. Таков принцип работы боевой магии.

– Получается, мне больше никогда не будет радостно или грустно?

– Будет конечно и радостно и грустно, только не долго. Ты не успеешь этим насладится. Чем сильнее твоя эмоция, тем нам она больше по вкусу и тем быстрее мы ее поглощаем. Для этого даже не надо к нам тянуться, мы всегда с тобой рядом. Просто когда ты берешь оружие за рукоять, эмоция стекает еще быстрее так, будто ты сам ее отдаешь.

– А что за надпись на мече, и такая же на ноже?

– Это на древнеэльфийском – сказала Нуэль. – Это напоминание и предостережение.

Пусты глаза твои, смотри!

Не знаешь ты куда идти!

Наполни ты меня собой,

Эмоций много, стань ты мной.

– Да, это предостережение и напоминание. Человек, исчерпавший себя оружием, становится частью его. В этом клинке есть фрагменты сознания исчерпавшего себя принца. Но ты можешь исчерпать оружие, и тогда оно станет частью тебя.

– Это как?

– Мы просто перейдем в тебя, и ты получишь все наши знания, нашу память и опыт, наши мысли и умения, эмоции, любовь, радость и огорчения, наши страхи и желания. Ты станешь легким и сможешь летать без крыльев, всюду проникать и тебе не будет преград, ты будешь поглощать эмоции других людей и любая палка в твоих руках станет мечем, тем самым, что держишь на коленях сейчас. Но на столько принять оружие еще никому не удавалось. Оружие берет плату большую, чем человек может давать.

Потом Илавэль предложил мне поупражняться. Почувствовав, что ноги изрядно затекли, решил, что да, надо подразмяться.

Илавэль легко, играючи отбивал все мои выпады.

– Илавэль, ты читаешь мои мысли, так не бывает в бою.

– А мне все равно, – ответил он, – а ты не думай.

– Как же мне не думать?

– А просто не думай, вообще, это для воина вредно, просто двигайся вместе с клинком. – Сказал он, отбивая очередной мой выпад. – Ты ведь хозяин оружия, вот и стань им. Тогда ты сможешь чувствовать мои мысли и забыть свои. Безумие боя – так мы это называем.

Я остановился и вложил клинок в ножны. «Безумие боя – берсерк. Значит это можно контролировать, но зачем мне это, зачем мне становится безумцем?».

– У тебя нет выбора Артём, ты и так уже безумен. Ты прошел уже три мира и нормальным уже не будешь никогда. – Сказала Нуэль и растаяла, облачком втянувшись в лезвие ножа.

– Она права, ты не существо этого мира, но тебе придется быть здесь, пока не наступит время двигаться дальше. Точно так же как ты был в технологическом мире, а потом в мире Умирра. Все произошло в свое время. Теперь ты на Этернии. Раз ты пришел в наш мир, то тебе придется принять его и его правила.

Илавэль спрятал свой меч в ножны и подошел ко мне очень близко. Между нашими глазами было не больше двадцати сантиметров. Я чувствовал холодную сырость тумана исходящую от его тела и дыхания.

– Ты всегда был другим, даже когда жил на своей планете, на Земле. Просто прими это.

Сказав это, он растаял, втянувшись в мой меч. В меч Вольного Ветра.

В замок я пришел в сумерках. Охрана уже знала меня в лицо и открыла калитку, впуская без лишних вопросов, кто и куда. Мое передвижение по замку было достаточно свободным. Было лишь пара мест, где стояли молчаливые охранники и всем своим видом показывали, что дальше мне нет хода. Наверно это были какие-то хранилища, так как все такие помещения были на первом этаже. На третьем, тоже было такое место, это был кабинет Глациона, но там я уже был и прекрасно понимал, что меня туда без приглашения никто не пустит.

Войдя во двор, я увидел скучающего Меринора.

– Ты будто ждешь меня?

– Ты прав, жду, есть потребность поговорить. Пошли в этот раз ко мне.

Я кивнул, мол «пошли» и мы двинулись на третий этаж. Комната Меринора оказалась напротив кабинета графа. Я так и знал, что малец не прост.

– Меринор, ты графу кто? – Задал я с порога вопрос.

– Я, да никто, просто моя мать была лучшей подругой его жены, а когда мои родители погибли, Глацион взял меня к себе в ученики. Я особо не противился. Глацион сильный маг и великий воин. Дети его погибли, наверно, вот он признал меня как приемного сына. И ему хорошо и мне.

– Но ты ж не один в роду? Наверняка есть родственники.

– Есть, конечно, но мне лучше здесь. Пойми, там я всегда был бы последним в очереди, а у графа я первый.

– Согласен это лучше, а что с детьми его произошло?

– Я там не присутствовал, но по описаниям сражения произошло следующее. Новутон был уже практически побежден, но он, собрав последние силы, ударил в детей Глациона, чтоб хоть как-то ему отомстить, а Этуаль прикрыла их собой. Глацион ринулся спасать ее душу, а Новутон в это время бросил в детей связывающим порталом, и тех выбросило в другой мир. Глацион в этот момент читал заклинание сохранения сущности в камне и не мог прерваться, чтобы помочь детям. Начатое заклинание прерывать слишком опасно, можно сгореть самому, да и человек на которого оно было направлено, тоже погибнет. Но в отряде Фариеля, сына графа, бал навский маг и воин по имени Сондарин, он был учителем Фариеля и прикрывал его и его сестру Глациону в этом бою. Он единственный бросился на выручку своим воспитанникам, потом портал закрылся. И никто не имеет понятия, куда этот портал открылся. Оказалось, что Новутон создал простейший портал, тот имел только привязанную точку входа, а вот точка выхода должна была проявится случайно, но обязательно в другом мире. Глацион до сих пор надеется, что они выжили, так как Сондарин имел с собой достаточно хорошо напитанное Семя Жизни и прекрасно владел магией Пламени Жизни. Осталось лишь их найти. Но где их искать никто не знает.