“Смотри мне в глаза”, услышала голос в голове Густа. И не смогла ослушаться. Не меньше минуты Магруй изучала что-то, видимое ей одной во взгляде девочки. Мягко улыбалась. Медленно уголки губ ее опустились, взор инайи стал стальным.

“Нарушен! Закон!”

Инайя резко выпустила руку Густы, отлетела спиной назад и повисла в воздухе, зло глядя на девочку. Рот ее был искривлен в гневе.

“Он не должен жить там, где живет! Тринадцать лет пройдено. Наказание ждет! Наказание одно. Одно!”

– Кто? – едва шевелила языком Густа. – Папа? Но он ничего плохого не делал, я клянусь вам!

Подбородок ее задрожал и девочка почувствовала, как закипают слезы.

– Нет-нет-нет, он не должен умирать! Он ничего плохого не сделал!

“Он изменил свой слой. Тринадцать лет. Таков закон”.

Инайя сдулась как пустой шарик и сразу оказалась около двери. Только сейчас Густа разглядела на шее Магруй цепочку кристаллов.

– Ну! Уж! Нет! – с внезапно проснувшейся злобой, захлебываясь слезами Густа рванула к закрывшейся после инайи двери.

Контуры ее начали исчезать, но девочка успела дрожащими пальцами достать из кармана ключ и вставить его в скважину.

Не думая ни секунды, Густа выпрыгнула на другую сторону и впервые покинула слой мира, на котором родилась.

Густа скатилась в траву и едва не подвернула ногу, упав на вытянутые руки. За спиной приземлился Нилай. Охнул, схватился за колено. Его рыжий шарф, развязался и зацепился за куст, увешанный крупными белыми каплями. Магруй исчезла, белые кошки тоже.

Низкое серое небо было затянуто тучами. Кругом сколько хватит глаз простиралась бесцветная степь. Кое где торчали кривыми палками чахлые деревца. В один миг полотно туч разорвалось в двух местах и оттуда выглянули робкие, бледные лучи солнца. Густа села, заморгала. Два солнца? Куст с незнакомыми ягодами, размером с яблоко?

Что-то крепко схватило сердце девочки, сжало так, что не вдохнуть. Густа никогда не покидала Синие Топи надолго, но в любом путешествии ты знаешь, стоит сесть в автомобиль, самолет или на поезд, ты вернешься обратно. В крайнем случае можно идти, идти и идти.

Теперь идти некуда. Дом далеко, а мама и папа еще дальше. Остался только Нилай.

– Нилай?!

– Все нормально, – простонал юноша, – неудачно упал. Скоро пройдет.

Морщась он поднялся на ноги, отряхнул от сухих травинок и закинул за плечи рюкзак. Аккуратно намотал на шею шарф.

– Правду говорит Матиуш, от девчонок никогда не знаешь, чего ждать. Густа, ну зачем ты сиганула?

Несмотря на усталость и ужас в голосе Нилая, Густа расслышала нотки восхищения.

– Не такая она страшная. Ну, страшная, конечно. Но я чего-то так разозлилась, что она как сумасшедшая. Талдычит и талдычит. Что за бред, вообще, про тринадцать лет. Кому мой папа мог сделать что-то плохое? Какие слои.

– Густа, она имела в виду, что твой папа не из вашего слоя, – глядя в сторону сказал Нилай.

– Бред! – резко ответила Густа. – Он бы рассказал. Он давным-давно живет в Синих Топях.

– Точно?

– Мама с рождения и папа… Но бабушку и дедушку с его стороны я не знаю. Мама сказала, что они не одобрили его выбор. Я об этом редко думала.

– Если проживешь на чужом слое больше тринадцати лет – погибнешь. Можно только уйти навсегда. Видимо, он не захотел уходить без вас. Или не смог.

Густа опустила голову, делая вид, что закрепляет пряжку на лямке рюкзака. Она надеялась спасти папу, но теперь выходит, потеряет его в любом случае?

– Мы разберемся, – утешил ее Нилай, – но сначала надо найти контору. Я не так часто бывал на этом слое и не смогу сразу сказать, когда и где проходят пути Дорожной Службы. Пойдем.

Девочка проследила за направлением взгляда Нилая и поняла, то, что она приняла за далекую гряду холмов на горизонте, было очертаниями города.

Пока друзья шли по выжженной степной траве, закрапал дождик. Густа потуже затянула под подбородком капюшон и искоса посмотрела на Нилая. Тот шагал бодро, но явно прихрамывал. “А ведь это я его втянула в неприятности, подумала Густа”.

– Ну и лес, – поежилась Густа, глядя на голые стволы.

– Не то что Урман, – согласился с ней Нилай.

– Какой Урман?

– А, это лес в моем городе. Ну такой лес, что туда не ходит никто особо. Боятся. Там чего только нет говорят. И кого только. Одна птица-сосна чего стоит. Карагай. Я не видел, но говорят у них шишки и хвоя вместо перьев, представляешь.

– Откуда ты знаешь, если не видел, – покачала головой Густа.

Идти пришлось долго, по пути сделали привал. Съели пару бутербродов и запили пресным холодным чаем. Постепенно крыши чужого города приняли ясные очертания.

– А! – сказал Нилай. – Это Мышенорино. Слой Икекат.

Домики поселения казались раскиданными тут и там скорлупками, с трещинами вместо входов. Вокруг было мало зелени, редкие цветы алели у входов, выставленные заботливыми хозяйками под струи дождя.

Когда из ближайшего домика выглянул первый житель, Нилай наклонился к уху Густы:

– Никогда не говори про сыр, они его ненавидят. Даже в шутку.

– Что за?

Но дальше спрашивать не пришлось, девочка поняла о чем речь. Жители Мышенорино поразительно напоминали людей, загримированным под мышей. Или наоборот. Волосы у всех были серые и блестящие, глазки блестели черным матовым блеском, острые носы резко нюхали воздух, а уши были гораздо больше и круглее, чем привыкла видеть в своем мире Густа.

– Каскикан, куук ма? – спросила женщина в длинной серой юбке, кофте и клетчатой шали и спрятанными под передник руками.

Нилай кивнул:

– Мисанда фуркх.

Повернулся к Густе:

– Они приглашают нас в дом.

Сидя внутри уютного, но странного, с ломаными линиями стен жилища, Густа никак не могла осознать, где находится. Усталость начала одолевать ее. Нилай бросив на нее внимательный взгляд, прошептал что-то хозяйке, главе поселения Сыске. Гладкие рыжие стены дома плыли перед глазами Густы и она послушно улеглась на предложенный плед, крепко вцепившись в рукав Нилая, прикрыла глаза.

– Я на пять минуточек, – пробормотала она.

И провалилась в сон. Ей снился папа в черной робе сотрудника ДСМ, миссис Кертис и Джим, уплетающий котлеты. Потом откуда-то выплыла мама и сердито сказала: "Как ты могла выпрыгнуть в дверь, не предупредив, когда вернёшься?"

Где-то снаружи крепкого клубка сна, окутавшего Густу, звякала посуда, шептались голоса. Детский голосок серьезно говорил:

– Ахунда имангу! Кер кайек! Кер кайек!

Мелкий, колючий крючок тревоги зацепил Густу. Потащил наверх, как из толщи воды, к пробуждению. Девочка разлепила веки и не меньше минуты ошалело таращилась вокруг. Вместо привычных стен – чужой дом, похожий на глиняную мятую юрту. Вдоль стенок лежали тюки ткани, в очаге курился дымок.

В жилище никого не было, не считая дремавшего в кресле-качалке старика. Усы у него были совершенно мышиные.

Густа проснулась окончательно. Нилай исчез.

Девочка вскочила на ноги, сбросив теплую тяжесть плюшевого пледа.

– Нилай?! – громко позвала она.

Старик в углу зашевелился, удивленно посмотрел на гостью из-под густых седых бровей.

– Каргах, кук ук, – хрипло сказал он.

Густа сердито глянула на него и выбежала на улицу. На Мышенорино опустился вечер, дождь стих и облака став кучевыми, мягко плыли по темнеющему небу. Поселение было испещрено длинными тенями, среди которых возилась малышня. Жители стояли кучками, шептались, глядя на дом Сыски. Друга Густы среди них не было.

Ушел ли он сам или их разделили специально? Без Нилая Густа никогда не найдет контору Дорожной Службы Междумирья и всю жизнь, до старости проведет в одной из этих скорлупок?

Обитатели Мышенорино виделись Густе совершенно одинаковыми и Сыску или ее детей среди них девочке разглядеть не удавалось.

– Лик ела! – услышала она за спиной.

Давешний старик, видимо отец Сыски, поманил девочку к себе. В руках у него была отполированная годами узловатая трость, он чертил ею на песке у входа какие-то знаки. Густа подошла, вгляделась. Спираль и расчерчивающая ее навылет стрела, снова спираль и снова стрела. Что-то до ужаса знакомое. Да это же эмблема Дорожной Службы Междумирья!