– Даже кто? – дрогнувшим голосом спросила Густа.

– Инайи, ведуньи из поднебесного пещерного города.

– Поднебесного пещерного? – нахмурилась Густа. – А, неважно. Они что, могут вылечить все?

– Конечно. Они служат Руху, собирают для него информацию со всех слоев и относят раз в тринадцать лет в Наоборотный мир. Ну, это самая сердцевина нашего мира. Где Рух.

Густа помотала головой, слишком много всего после бессонной ночи. Главное – инайи. Девочке они представились добрыми феями.

– А ты сможешь пригласить сюда одну?

Нилай не успел ответить, улица наполнилась диким воем. Юноша вскочил, испуганно озираясь. Густа тоже была напугана, но не звуком, а источником его появления. С визгом у их дома затормозила машина скорой помощи.

В суматохе никто не обратил на Нилая внимания. Мама бегала по комнатам, бросая в багажную сумку то зубную щётку, то пижаму, то зарядное устройство от ноутбука.

– Дочка, милая, где ты была? Вышла подышать? Я так и думала. Дочка, папе плохо, мы едем в больницу. Я позвоню оттуда миссис Кертис, она поживет с Джимом у нас. Я? Мне нужно будет остаться с папой.

Густа стояла на лестнице совершенно белая и только кивала. Из угла гостиной на девочку напряжённо смотрел Нилай. Он ни за что не смог бы признаться, что напросился в Синие Топи только для того, чтобы стереть Густе память о ночной встрече.

Тра-ба-БАХ! – взорвался фейерверк в комнате Густы.

Девочка вскочила, озираясь. Поняв, что все в порядке, схватилась за сердце и села обратно на кровать. Потом хлопнула себя по лбу – Нилай! И спотыкаясь о тапочки, скользя по ступеням, Густа полетела вниз.

Накануне она проводила маму и бледного, без сознания папу на носилках до машины скорой помощи и почувствовала давящую усталость. Как будто все горе мира легло на ее плечи бетонной тяжестью. На автомате принесла Нилаю одеяло в гостиную, показала, где чайник и завалилась спать.

Два часа дня и постанывающий в углу кухни юноша – отличное начало самостоятельной жизни. Нилай был в ожогах, рядом развороченная кофемашинка и полупустая бутылка воды.

– Капец! Ты что, налил туда газировки?!

– Я не знал где еще взять воду! А теперь мои руки и шея, посмотри!

Кожа Нилая пылала алеющими пятнами, как будто его отхлестали крапивой.

– Ну ты даешь. Ты пользовался когда-нибудь кофемашинкой?

– Нет. И больше в жизни не подойду к этой адской штуковине.

– А прочитать инструкцию?

– Ну вот тут картинки, вроде, понятно.

– Вроде… Сейчас, потерпи, достану аптечку.

Через полчаса Густа и Нилай в жирных ошметках противоожоговой мази пили чай.

– Если ты будешь стесняться, – сказала Густа, – останешься голодным. У меня нет сил тебя заставлять. Ешь, пожалуйста.

Нилай вздохнул и взялся за пятый сэндвич с сыром и огурцом. Для такого худого человека он поразительно много ел. Густа обязательно восхитилась бы, будь у нее время.

– Мама прислала сообщение: у папы стабильно-тяжелое состояние. Заверяет, что очень стабильное и дальше только лучше. Все ещё разговаривает со мной как с ребенком. Думает, если приукрасить правду, она станет легче. Все равно что намотать кружево на гирю, которая проломит тебе голову. Или сердце.

– Или сердце, – задумчиво повторил Нилай, – надо сказать бабушке где я. На работе искать не будут, у меня выходной.

– А?

– Родителей нет. Бабушка растит меня одна.

– Прости, пожалуйста.

Нилай улыбнулся.

– Есть телефон?

Густа протянула сотовый.

– Нет, нужен такой, настоящий. Как у нас.

Девочка фыркнула.

– У папы в ящиках я видела старинный. Такой, что ли? Но он давно не работает, какая разница.

– Какая разница, – снова повторил Нилай, – неси!

Густа спорить не стала. Попросила Нилая дёрнуть шнурок под потолком второго этажа, после чего его чуть не прибила раскладная лестница. По скрипучим ступеням забралась наверх. Юноша последовал за ней.

– Как так вышло, что ты знаешь, что такое телефон, а про кофемашину или автомобиль не знаешь? – спросила Густа, разгребая кипы хлама на запыленном чердаке.

– У нас их нет. В Чикташе некуда ездить на авто-мо-биле. И кофе у нас не пьют. Но мне про него рассказывали на работе. Хотелось попробовать.

– У вас где? Ой! – Густа зажала во рту уколотый палец. – Вечно мама начнет вышивать и бросит пяльцы с иглой.

– Чикташ это мой город.

– А он на каком слое мира? На нашем?

– Нигде и везде одновременно. Чикташ это маковка мира. Лучший город, все есть и не бывает зимы. Я в ДСМ только узнал, что такое зима, у-у-у!

– О, нашла! – Густа села на старый скрипящий стул и вытащила из-под груды папок шнур-пружину древнего по ее меркам телефонного аппарата. – Я должна сказать, Нилай. Я не верю до конца во все это, прости. Я помню, что видела этой ночью, но умом очень сложно допустить. И мысли сейчас все о папе и о той женщине, что может помочь.

– Ну, не совсем женщина, это главная инайя, самая могущественная ведунья. Магруй.

Густа испугалась:

– А она станет нас слушать?

– Мы сделаем все для этого, – заверил ее Нилай и взялся за телефон.

Он стер с корпуса пыль рукавом черной робы, в которой так и ходил с прошлого вечера и прижал к уху трубку. Густа с интересом следила за ним, время от времени бросая взгляд на торчащий в никуда провод телефона.

Нилай прикрыл на секунду глаза, пробормотал что-то, вспоминая и уверенно стал крутить диск, набирая странный, многоходовый код.

Би-и-и-им! – эхом разнесся по чердаку гудок.

Густа вздрогнула. Снова посмотрела на лежащий на полу проводок. При виде выражения ее лица в глазах Нилая заплясали чертики.

– Да? – глубокий, грудной голос как будто обнял Густу пуховым одеялом.

– Бабушка, это я. Я у Матиуша, буду поздно. Как ты?

– Переоделся бы хоть. Кушал?

– Да, баушк. Ты в порядке?

– Еще в каком. Иду на рынок за зеленью, буду сбивать цену этой противной Лоре, – рассмеялась пожилая женщина на том конце провода и многозначительно добавила, – Матиушу привет.

Нилай положил трубку и усмехнулся:

– Не поверила ни единому слову.

– И ничего не спросила? – удивилась Густа.

– Вообще-то, я уже взрослый, мне шестнадцать, – улыбнулся Нилай.

– Пф! А мне почти тринадцать. Пошли вниз, надоело пылью дышать.

У лестницы молодой человек притормозил у старых санок:

– Здесь должна быть перекидная ручка.

– Ага. Я ее во втором классе сломала. Космолет строила. Пойдем уже. На нашем чердаке столько хлама, начнешь перебирать, не закончишь.

Густа сходила в душ, переоделась и отправила в ванную Нилая, вручив ему папины футболку и штаны. Юноша поморщился:

– Я в них утону.

– Потерпишь, пока я эту твою хламиду в стирку брошу.

Дела по дому заняли у девочки добрых два часа. Она сновала мимо сидящего у телевизора Нилая, время от времени отвечая на его неожиданные вопросы: “Зачем девушки рисуют не настоящие брови? Что за столбы всюду понатыканы? А что такое биржа?”

Все это время Нилай ждал. И когда где-то глухо затрезвонил телефон, резво вскочил и побежал на чердак. Спустился пять минут спустя, вид у него был взбудораженный. Аппарат он притащил с собой и бухнул на журнальный столик в гостиной. Торчащий провод смотал, положил рядом.

– Это Матиуш, мой друг. Умный, зараза. Значит, видел бабушку. Меня не выдал. Но ведь высчитал, где я, хитрюга. Этому учат в школе Междумирья, – ответил она на немой вопрос Густы, – работа с пространством и расчет местонахождения объектов это один из главных экзаменов. Но главное не это. Магруй на твоем слое, Густа. Она где-то рядом.

Не считая того, что Нилай никогда не видел своих родителей, жилось ему неплохо. В школе его любили, в школе Дорожной Службы Междумирья тоже. Теперь он ходил в любимчиках у всех рабочих, которые были старше юноши на много лет. Именно поэтому горе Густы так задело и смутило его. Он отгонял мысль о том, что ему просто надоело сидеть в Чикташе и хочется приключений. Эта странная, полноватая, иногда слишком серьезная девочка кого-то ему напоминала. Впервые в жизни Нилаю захотелось позаботиться о ком-то всерьез. Конечно, о влюбленности речи не шло, ведь Густа совсем мелочь. Но юноша не мог не признаться себе, что испытывает к Густе симпатию и тепло.