На пустыре трещало и искрило.

– Мам, там опять что-то шумит, – сказала Густа, вглядываясь в темноту за окном.

– Глупости, это самая окраина города. Кто там может ходить? Принеси-ка мне лучше пакетик алтея.

Девочка открыла шкафчик над кухонной раковиной и замерла:

– Вот, опять! Слышишь? Может, это пришельцы? Надо успеть их заснять.

Густа схватила со стола смартфон.

– Отнеси лучше папе отвар, – остановила ее мама, – говорят, он здорово смягчает кашель.

Девочка пожала плечами. Много месяцев врачи лечили папу от неизвестной болезни, но все без толку. Теперь мама взялась за народные рецепты. Она ещё не знала, что Густа скоро изобретет лекарство. Надо только дождаться учебного года через десять дней и попасть в школьную лабораторию, где хранятся порошки и жидкости. И тогда все будет хорошо.

А как иначе? Когда папа не болел, они ходили вокруг их городка Синие Топи по полям, бесконечным дорогам с мостиками через болотца. Жгли коричневые шапочки рогоза и жарили тофу. Говорили обо всем на свете. Или ездили в кино, папа всегда брал соленый попкорн, а Густа – карамельный. Папе нельзя было сладкое и он украдкой ел из стаканчика Густы. Не сговариваясь, маме об этом не рассказывали. Может быть поэтому он заболел? Нет, тогда врачи так бы и сказали, а не развели руками. Сначала папа лежал в больнице, а теперь второй месяц дома. Начальник все равно платил ему зарплату, потому что папа был у него лучший прораб. Сколько это продлится не знал никто.

Густа несла дымящуюся чашку и думала о школьной лаборатории. Там можно будет собрать "Универсальный рецепт доктора Базиля", который девочка нашла в интернете. Многим помогает и папе должен помочь.

Перед дверью в родительскую спальню девочка остановилась. Оттуда доносился тяжёлый, надрывный кашель. Густа до красных полос расчесала предплечье, где темнел бугорок от детской вакцины. Он начинал зудеть каждый раз, когда девочка нервничала. Она дождалась, когда пройдет приступ, зажмурилась чтобы прогнать слезы и перед тем как войти, широко улыбнулась.

– Привет, пап. Прости, что поздно. Мама велела выпить.

Худой остроносый мужчина в сиреневой пижаме виновато привстал в постели, заполз повыше на подушку.

– Опять не спишь. И все мой кашель мешает, да.

– Что ты. Просто я исследую. На пустыре за домом определенно кто-то есть. Каждую ночь. Я обязательно пойду туда. Одолжу Джима у миссис Кертис. Правда, он начнет лаять и распугает всех пришельцев.

Густа отдала папе поднос и подошла к шкафу. В узкое зеркало на его дверце было приятно смотреться, в нем каждый казался худее, чем есть и выше. А Густа от этого не отказалась бы. Ещё бы веснушек поменьше и глаза ярче. Цвет у них был неопределенный, то ли карий, то ли зелёный. Одно в отражении девочке точно нравилось – каштановая с рыжим отливом коса, густая и блестящая.

– Мама думает, от этой травы я стану здоровее, – мужчина поперхнулся, с трудом проглотив содержимое стакана, – скоро от ее настоек я полезу в шкаф.

Густа усмехнулась. В шкафу они прятались много раз, когда играли в пиратов или искали сокровища. А иногда просто в прятки, а перед этим папина считалка:

"Между небом и землёй

Путешествуем с тобой.

Чур меня не усыплять

Я хочу крылатым стать.

Забирай свой сон себе,

Все равно водить тебе!"

Девочка прогнала воспоминания и повернулась к папе:

– Ты тоже не веришь про пустырь?

– В Синих Топях безопасно. Жители по ночам спят, преступлений почти не бывает. Там ходить некому.

– Почти?

– Давным-давно пропал ребенок. И то говорят, его бабушка увезла. Да у молочника фургон как-то пытались угнать. Но на пустырь ты одна не ходи. Пройдет у меня эта дурацкая простуда, сходим вместе.

– Тогда уже лето кончится.

– Обещают теплый сентябрь. И мамины настойки должны помочь. Ну должны же? По крайней мере, я от них точно скоро на ноги встану, чтобы убежать.

Густа рассмеялась. Отвернулась, чтобы папа не видел ее грустные глаза. Взялась за ручку двери.

– Спокойной ночи, пап.

Это была условность, Густа знала, что папа не заснёт до утра. Будет кашлять и вертеться. Как мама при этом умудряется высыпаться?

Девочка забралась в постель и пристроила в углу подушки талисман – тряпичную свинку Лушу. Игрушку давным-давно подарил папа и Густа с ней не расставалась. Стирала Лушино платьице, делилась секретами, качая ее тяжелое тельце.

Черные глаза-бусины отражали огоньки гирлянды, которой Густа опутала книжные полки на стене напротив. Гирлянда заменяла ей ночник, потому что свет фонарей в спальню девочки не попадал. Стол слева от кровати тонул в плотном летнем сумраке. Забытая шоколадная обертка на прикроватной тумбе шелестела от залетающего в форточку теплого летнего ветерка.

Густа думала, что глаз не сомкнет, но стоило ей обложиться подушками и она задремала. Через несколько минут девочка уже крепко спала. Она провалилась в странный, яркий сон как в толщу воды:

"На пустыре шипели фейерверки. Девочка подошла к окну и мгновенно оказалась среди гуляющей толпы. В центре большого круга на трехметровом велосипеде катался папа. Он раздавал детям шарики, вырывающиеся из его груди с каждым приступом кашля. Люди веселились, но Густа видела, что папа улыбается вымученно. Она огляделась, чтобы позвать на помощь и с ужасом поняла, что не может открыть рта. Единственным, что всплыло в голове, была детская считалка. Густа отчаянно забормотала: "Между небом и землёй путешествуем с тобой…"

Папа облегчённо выдохнул и показал Густе большой палец.

– Пора, пора! – зашептали кругом.

Пустырь превратился в пристань. Из-за угла дома миссис Кертис выплывал пароход. Он сверкал в свете наливающейся луны и торжественно гудел: "Ту-туу!"

Густа вскочила в постели. Сон все не отпускал ее. Тускло горели на полках гирлянды, отчётливо храпела мама. Девочка потянулась к тумбе, достала бутылочку воды и тут же вздрогнула, выронила ее.

"Ту-туу!" – раздалось на пустыре.

В густой летней ночи кто-то был. На пустыре горела цепочка неярких огоньков. Не веря своим ушам Густа услышала плеск большой воды.

Девочка схватила с тумбочки телефон, стянула в темноте со стула олимпийку и крадучись вышла за порог. Первая, третья и девятая ступеньки скрипели. Густа перешагивала их, прислушиваясь к маминому храпу. Как бы половчее открыть дверной замок?

Щелк! – оглушительно клацнула задвижка. Густа оцепенела, затаила дыхание. Постояла как замороженная несколько секунд и выдохнула. Тишина. Девочка натянула курточку, нащупала в призрачном свете ночника резиновые сапоги и вышла из дома.

Ночной воздух пах сыростью, тиной и немножко настурциями. Над Синими Топями как обычно клубился туман. Его седые рваные клочки выхватывал из воздуха телефонный фонарик. Густа шла вдоль забора, чтобы обогнуть дом справа и выйти к пустырю. В тишине спящего городка подошвы сапог шуршали на всю улицу – ширх-шорх. Жители мирно спали в своих домах.

Двух- и трехэтажные кирпичные домики жались друг к другу, убегали кривыми рядами в сторону центра. Тут и там тускло поблескивали вывески: паб “Ноги Мастера”, бакалейный магазинчик, “Ключник и обувщик Маузли”. Редкие фонари не справлялись с привычным туманом, освещая лишь кусочки вихрящейся влаги вокруг. Вдоль стен висели ряды сиреневых фонариков, они опоясывали дома на уровне плеч пешеходов и выше, на карнизах вторых этажей. Какая бы ни случилась погода, они как маячки указывали направление движения. Но Густе они были ни к чему. Девочка знала каждый сантиметр родной окраинной улицы.

Густа обошла дощатый заборчик вокруг дома и подошла к кованым воротам. Официально это был пожарный проезд, но вряд ли хоть одна пожарная машина проехала через них когда-либо. Жители ходили через них на пустырь, отправлялись в поход к Громкому ручью или берёзовой роще. На каникулах там играли дети, но с ними, как и со взрослыми, там случались непонятные вещи. Вспоминались невыключенные утюги, трезвонили мобильники, куда-то срочно нужно было ехать. аще всего на пустыре единолично властвовал пёс соседки миссис Кертис по имени Джим, носился, распугивая грызунов и лая на бабочек. Сама соседка была такая старая, что магия пустыря на нее не действовала.