После этих слов разговор постепенно сходил на нет. Положив трубку, он думал, что лучше: стабильный бизнес отца или приключения. Хотя в целом его будущая жизнь была предопределена. Когда отца не станет, ему так или иначе придется брать дело в свои руки.

Первые дни в колледже заставили почувствовать на физическом уровне, как далеко дом. Семья и прошлые мечты о будущем казались нереальными. Он отчаянно цеплялся за воспоминания, потому что новая жизнь ему поначалу не нравилась. Он старался изо всех сил быть счастливым: обучение стоило кучу денег, и он пытался гордиться, выжать максимум из тех возможностей, которые имел. Ему было стыдно разбазаривать родительские деньги, как это делали остальные. И после каждого похода в клуб он старался экономить буквально на всем, чтобы не уйти в минус и не просить сверх положенного. Он жалел о потерянном времени, которое мог бы потратить с пользой.

Он также любил гулять в одиночестве. И в каждую свою прогулку выбирал новые маршруты, чтобы открывать что-то новое, влюбляться в место своего вынужденного обитания, приукрашивать окружающую действительность. Обычно он спускался в метро, ехал до станции с названием, которое ему нравилось именно сегодня. А потом шел пешком обратно в свой временный дом. По пути он думал о том, что временно даже наше тело, а значит грустить о чем-то потерянном: доме, семье, любви не стоит. Праздно шагая, ну прямо как неопытный турист, он заглядывал во дворы, богатые и бедные, пытался найти смысл в случайно попавшихся на глаза граффити.

Ту ночь он вспоминал еще долгие годы. Как назло ему в те часы было спокойно и даже вдруг хотелось жить. Накануне преподаватель экономики похвалил его перед всей аудиторией за правильный ответ, что бывало редко, и Эрик в тот миг и правда поверил, что сможет встать во главе фирмы и быть хорошим человеком. Совсем как отец и дядя. Вечером, окрыленный, он читал учебник в своей постели и ему даже нравилось. Свет лампы из-за спины освещал книгу и кусок старого одеяла, и Эрику вдруг подумалось о том, что и 50 лет назад такой же окрыленный мальчик сидел на этом самом месте и читал учебник. Романтичное настроение Эрика не дало ему шанса вспомнить день открытых дверей в университете, на котором говорили, что этот корпус построили только 10 лет назад, и он является самым новым, что на этом месте когда-то была беседка. Но когда руководство поняло, что беседка является местом сбора молодых курильщиков, беседку было решено снести. Все те, кто отдыхал в ней от бесцельно прожитого дня были конечно удручены.

Утром шел густой снег. Наконец-то был повод полететь домой, не дожидаясь каникул. Вот только ехать Эрику теперь не хотелось. Он готов был провести в университете всю жизнь, лишь бы все осталось по-прежнему. В самолете он глядел на облака и пытался представить, что там кто-то живет. Но ничего не получалось. Хоть и очень хотелось.

Она помнила тот далекий день похорон свекра, как будто он был вчера. Мартин был таким безутешным. А ей так хотелось его поддержать, прижать его голову к груди, обхватить его длинное тело своими тонкими руками. Жаль только, что до этого дня они общались совсем мало и ей вообще казалось, что она ему не нравится, что он терпит ее присутствие, что он слишком великодушен и не выставляет свою неприязнь напоказ.

Долгое время она недооценивала себя. Хотя причин не было. Она была красавицей: белые прямые волосы, которые не нуждались в укладке, тонкие руки, совсем как у актрис на винтажных снимках, строгий ум. Она была начитанной, умной, окончила университет с отличием и могла бы построить карьеру, но решила посвятить свою жизнь мужу и детям. Она верила в Филиппа с их первой встречи. Они познакомились на работе (слишком банально, из-за чего она порой грустила): он пришел к ее начальнику договариваться о поставках.

– Подождите, – остановила она его строгим голосом. Ее острый взгляд поверх модных очков в тонкой черной оправе обескуражил его, заставив застынуть в дверях.

Ее приказной тон совершенно не сочетался с ангельской внешностью. Когда она наконец разрешила ему сесть в кресло для посетителей, он пригляделся к ней и в конце концов пришел к выводу, что нежным голосом она и не могла обладать. От нее исходила уверенность и даже самоуверенность: каждое движение, каждый взгляд был выверен, доведен почти до автоматизма. На работе и просто решая деловые вопросы она была почти роботом, эмоции не могли взять над ней верх. Именно поэтому впоследствии будущий муж так ценил ее нежность, уступки, которые она дарила лично ему.

Роман развивался стремительно. Через пару месяцев Филипп уже готов был познакомить ее с семьей. Вот только она чего-то боялась и противилась. Несколько раз они даже поссорились. А потом после одного из дневных свиданий, он просто привез ее к родительскому дому. Она рассердилась, но со зла пошла в дом. Ожидая у входной двери, когда он закроет дверь машины, она обреченно думала, что, наверное, рано или поздно это должно случиться. Конечно, ей не хотелось связывать себя семейными узами так скоро. Ей было 18: кто-то в эти годы уже имеет детей, а кто-то только-только поступает в университет. Я где-то посередине, так думала она, наблюдая за будущим мужем, который неторопливо подходил к дому. Ей нравились его уверенность, непоколебимость, чувство собственного достоинства. Ей, наверное, немного хотелось, чтобы он извинился за совершенную вольность, но он просить прощения явно не собирался, ведь считал, что поступил правильно.

Семейный обед прошел неплохо. Отец и мать были радушны, тактично поглядывали на нее, стараясь не задерживать взгляд слишком надолго, отмечая про себя хорошие манеры и умение вести светскую ничего не значащую беседу. Беседы эти не имели серьезного содержания, но само умение вести серьезный разговор ни о чем до сих пор ценилось в обществе. Отец задавал ей простые вопросы о семье и работе, но это было ее первое знакомство с родителями избранника, и поэтому она то и дело сжимала колено Филиппа под столом ища поддержки.

Брат Филиппа, Мартин, – единственный, кто кажется был не рад потревоженной семейной идиллии. После обеда он сослался на головную боль, поднялся к себе и не спустился даже попрощаться. Он был внешней копией отца: высокий, худой, с умными глазами и тихим, но властным голосом. Филипп же больше походил на мать: склонный к полноте, с большими мягкими ушами и руками, голос у него был мягкий – только сказки рассказывать. Характером же оба пошли в отца. Вот только Филипп был более жестким. А Мартин, несмотря на внешнюю холодность сразу показался ей теплым в душе. Отчего-то ей хотелось познакомиться с ним поближе. И через него лучше узнать Филиппа. Но и спустя время она замечала нарочитую отстраненность Мартина по отношению к ней. Он старался не смотреть ей в глаза, избегал любого общения, переходившего грани вежливости. После обязательных совместных трапез, которые теперь повторялись раз в неделю, сразу поднимался к себе. Она пару раз говорила Филиппу:

– Он меня недолюбливает.

Но Филипп только смеялся:

– Главное, чтобы я долюбливал! – И целовал ее в щеку, с жаром прижимая к себе.

Она не хотела переезжать в дом его родителей. Но после свадьбы аргументов против не осталось. И все же ей было некомфортно. За пару лет самостоятельной жизни она отвыкла от того, что в доме есть кто-то главнее ее. Но она была слишком воспитана, чтобы наводить свой порядок, а потому ложилась спать вместе с домочадцами, ночью старалась не вставать лишний раз и не слишком громко ворочаться в постели. Пытаясь уснуть, она смотрела в пустоту потолка, слушая ровное дыхание Филиппа, вспоминая свою недолгую предыдущую жизнь, воображая свою долгую прекрасную жизнь.

На их переезде настояла мать Филиппа. И Анна была ей благодарна, несмотря на то что сумела найти с родителями мужа общий язык до такой степени, что могла жить в их доме. Но мама Филиппа была мудра.