Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Нормально, – выдавливала она.

– Скучаешь по мне? – цедил сквозь улыбку он.

– Совсем нет!

Тут же Арин жалела о своих словах, умные мысли посещали ее с запозданием: «Мне следует поддакивать ему, играть с ним так же, как и он со мной».

– Что, совсем ни капельки? – давал он ей еще один шанс.

– Ну если только совсем чуть-чуть.

– Мне хватит и этого, милая.

«Всегда он так, – думала Арин, – строит из себя пупа земли».

– Я тоже скучаю. Мне порой совсем не с кем поговорить. Мать вечно пропадает на работе. Парни со школы дураки, а девчонки…

– Что?

– Да нет, ничего.

– Понятно.

– Подожди, я сбегаю за книгами.

Он приносил ей «Цветы для Элджернона», «Фиалки по средам», «Вино из одуванчиков». «Это такой букет?» – мелькало у нее в голове, но конечно, она ни о чем не спрашивала.

– Спасибо.

А потом умерла его мама. В то солнечное воскресное утро Арин сидела на высокой кухонной табуретке, потягивала маленькими глотками молоко и ждала, когда бабушка вернется из булочной. В воздухе витала весна и казалось, что чудо вот-вот выпрыгнет из-за угла.

Наконец знакомые медленные шаги послышались за дверью. Арин побежала и выхватила из бабушкиных рук сумку со свежеиспеченным хлебом.

– Мм… Как вкусно пахнет… – Хлеб был белым и еще теплым.

– Миссис Мерд умерла, – вздохнула бабушка, сев на стул.

Перепрыгивая через ступени, Арин бежала и бежала туда, где он, где он был совсем один.

Она вбежала в их пустую квартиру. Миссис Мерд нигде не было. Его тоже.

– Где ты? – кричала она, но он не откликался.

Она забежала в его комнату. Ничего не тронуто.

Выглянув в окно, она увидела. Он сидел под старым дубом, прямо на земле, опустив голову.

Она бежала обратно, пропуская ступени, чуть не навернувшись несколько раз. Ее голые колени обняла теплая земля, а его обмякшее тело обняли руки Арин. Он не обнимал ее в ответ и походил на худого плюшевого медведя в ее руках.

Она гладила его непослушные кудряшки и наконец смогла глубоко вдохнуть его запах. Она не могла надышаться, но поняла, что обнимает его чересчур долго и отпустила его тело.

Несколько дней он жил у них с бабушкой. Это были самые счастливые ее дни. Он спал на диване напротив телевизора, а она в темноте слушала, как он ворочается в постели. Утром просыпалась раньше него. На цыпочках заходила в гостиную, заглядывала за диван, боясь спугнуть, обнаружить себя. Наблюдала за его неподвижным лицом. В такие мгновения он казался ей не человеком, а древнегреческой статуей из далеких-далеких эпох. Она восхищалась его красотой и уже не боялась признаться себе в этом. Потом Арин шла заваривать чай в чайнике с отколотым носиком. Этот носик все портил: он не позволял ей быть идеальной хозяйкой в доме. Зачем она так старалась? Ведь все эти мелочи жизни не имели для него ни малейшего значения. Целый космос отражался в его глазах, даже когда он просто смотрел в черноту чашки горького чая.

Бабушка почти не разговаривала с детьми. Занятая стиркой, готовкой, походами в магазины и разговорами с соседкой, она забывала об их существовании, предоставив их самим себе.

Арин не знала, чем его занять. В школу он ходить перестал, она тоже. Все дни напролет он смотрел в выключенный телевизор. Она заглядывала в гостиную к нему так же осторожно, боясь напугать. Поначалу пыталась разговаривать, потом просто приносила книги. Но они оставались нетронутыми, и стопка постепенно увеличивалась.

А потом он ушел и больше не вернулся. Ушел молча, не сказав ей ни слова, пока она спала. Совсем так, как покинула ее мать.

Арин ждала его весь день. Бегала к окну, выходила во двор, думала, что вдруг пропустила и снова бежала наверх. Но он так и не появился. Бабушка была спокойна и не хотела искать его.

Вечером Арин не выдержала и со всех ног побежала в старый двор. Качели одиноко качались на ветру, и ей показалось, что детство закончилось, ведь уже никто не качался на них и не качал ее там. Она поднялась на его этаж и долго стояла перед запертой дверью, слушала шаги, но ничего не слышала. Наконец, она вышла, хотела сесть на качели, но села под то дерево, где обнимала его всего несколько дней назад. Солнце больше не улыбалось.

На следующее утро, блуждая глазами по улице, она увидела его в сопровождении незнакомой женщины.

– Это, наверное, из социальной службы, – шепнула бабушка, заглядывая в окно через плечо Арин. – Ты ведь не думала, что он останется здесь навсегда.

Побежать к нему? Нет. Слишком далек он стал. Такой худой, осунувшийся, с опущенными плечами, он вдруг перестал быть ее мальчиком, ее самым лучшим другом.

Лежа ночью в кровати, глядя в черный потолок и его синие переливы, Арин думала о том, что может, это и к лучшему. Жизнь лучше знает, как надо.

Глава 2. Эрик

«Я страдаю от недостатка любви. И внимания.

Все началось в тот вечер, когда мне исполнилось пять. Отец вдруг решил, что я резко за один день повзрослел. А значит уже могу спать без света.

Я не мог уснуть. Из двух огромных окон – никогда не понимал, зачем они мне такому маленькому – летели духи. Они вылетали из своих фонарных домов, полы белых одеяний волочились за ними, развеваемые ветром, но как назло не спутывались.

Из-под кровати высовывали свои мохнатые лапки пауки.

У меня началась паническая атака. Пересилив свой страх, я вскочил с кровати, побежал к столу и включил лампу. Пауки и духи вмиг исчезли.

Отец продолжал выключать свет, а я продолжал включать, когда становилось совсем страшно. Так продолжалось какое-то время, пока вдруг однажды отец не узнал.

Он говорил со мной как с дурачком, умалишенным. "Если я еще хоть раз увижу в твоей комнате свет, когда его быть не должно, я буду очень разочарован. Ты понял? " – после этих слов он как обычно поцеловал мою макушку, выключил свет и закрыл за собой дверь».

Так начиналось одно из писем Эрика самому себе. Он писал их почти каждый день, сидя в одиночестве в маленькой комнатушке. Окно теперь было одно, зато кроватей было две. О данном способе терапии он услышал где-то в коридорах колледжа: девочки, которых некоторое время величали «ванильными», громко обсуждали свои девичьи дела. Одна – та, что сидела на подоконнике и болтала ногами, советовала другой – той, что стояла подперев плечом стену, попробовать данный метод как альтернативу звонкам бывшим.

Многочисленные статьи от экспертов в интернете тоже рекламировали данный метод. То ли благодаря самовнушению, которым Эрик пытался овладеть, то ли благодаря своей обыденности метод и правда работал.

Когда парню становилось грустно, он не жаловался родным. Хотя очень хотелось обронить в телефонном разговоре с матерью случайное слово или хотя бы вздох. Чтобы она спросила все ли хорошо, и он бы ответил, что нет. И она бы тоже вздохнула: «Ох, дорогой». Но ничего такого, конечно, не случалось. Вместо этого под подушкой Эрика хранились две толстые черные тетради. Однако от писем не всегда легчало. Но по крайней мере, письма были всяко лучше психолога. В этом смысле Эрик был несовременным. Ему не хотелось прослыть человеком с какими-то проблемами. Эрик боялся, что его поднимут на смех, посмей он с кем-то поделиться тревогами. А потому помогал себе сам. Тем более деньги на специалиста пришлось бы просить у семьи. А врать матери он не хотел.

Ко всему прочему в их группе училась девочка с реальными проблемами. Она страдала от настоящей депрессии и избыточного веса, часто выходила в коридор прямо посреди лекции, возвращалась под конец занятия с красными глазами, которые удивляли однокурсников и преподавателей только первую неделю.

Чисто внешне Эрик не походил на страдальца. От природы он был улыбчив, а улыбка – это половина успеха, как любят сейчас говорить. Парень легко поддерживал даже самый скучный и нудный разговор, а еще действительно старался больше слушать, больше понимать того, кто рядом. Многие из его окружения, наверное, даже считали его другом. Но он знал, что ни с кем не способен сблизиться по-настоящему, а потому обходился только именами, без всяких этих новомодных «бро».

3
{"b":"731290","o":1}