Послевоенные годы особой нитью прошили добрый десяток лет каждого жителя этого таежного села. Разрушенные войной города и села восстанавливались. Огромная необходимость в лесоматериалах на стройках, насыщалась неимоверным трудом на лесоповалах вот в таких таежных селах. Навевало радость все то, что осталось в живых и пусть даже покалеченным. Необыкновенно быстрый рост народного хозяйства не сразу отразился, на столах обедневших и поредевших за войну семей. Но душевный подъем был, была вера в лучшую жизнь. Были настоящие люди, жертвовавшие собой в тяжелом труде, как и на войне, среди коммунистов и беспартийных. Много было патриотов, много и врагов. И разобраться в этом было очень сложно. Первым кто быстро оттаивал от ледяных ужасов войны и голодной жизни – были дети. Ребятишки как-то мало раздумывали о свалившемся на страну несчастье и также продолжали свои игры в войну. А в этой игре обязательно должны быть две стороны – «наши» и «немцы». Дело доходило до настоящих драк.. местные пацаны – естественно – «наши» – русские, любыми методами создавали вторую сторону– «немцев» – из спецпереселенцев, будь то греки, литовцы, финны, эстонцы, калмыки, те же немцы или другой национальности. Село Орешное было настолько интернациональным, что редко какой национальности из народов СССР здесь не было. Сначала к ним относились как к предателям родины, поскольку так объяснялось людям партийцами и энкавэдеэшниками. Постепенно люди обжились, обвыклись, показали свои деловые качества. Кончилась война, зло и презрение к этим людям притупилось. Постепенно люди разобрались кто есть кто, и за что попали в Сибирь. А ведь понять великую неразбериху было не просто. Чрезмерная бдительность и подозрительность власть предержащих, имеющих под рукой тупых исполнителей, которым в каждом человеке мерещился враг народа, втоптали в грязь недоверия миллионы людей. Врываясь ночами с неожиданными обысками, они переворачивали в доме все вверх тормашками, вспарывали штыками перины и подушки, опрокидывали бадьи с солениями, запасенными впрок. Выискивали неизвестно что. И отойдя от шока хозяин с хозяйкой кидались защищать свое добро, взывая к совести ворвавшихся. Что ж, вы делаете, ироды! Да, фашисты у нас так не издевались! Фашисты значит лучше? Ну вот наконец и раскрылось ваше вражье нутро! И горе этим людям, высказавшим свой справедливый гнев. Они без суда и следствия исчезали. Были конечно и настоящие предатели из-за которых страдали тысячи и миллионы людей. В лучшем случае они выселялись в Сибирь, в необжитые места Азии, Крайний Север. Многие были расстреляны, еще большее количество пополняли бесчисленные лагерные зоны. Люди, определенные на поселение в глухие леспромхозы, безропотно работали на лесоповалах, сплавляли лес по рекам, работали на лесозаводах. Давали стройматериалы поднимающейся из руин стране. Их силами и здоровьем строились секретные заводы, прокладывались авто- и железнодорожные магистрали через топи и непроходимую тайгу. Они безымянно гибли, зарабатывая себе прощения неизвестно за что, перед непререкаемой личностью Сталина и КПСС. Им никогда не узнать, что это все уйдет в небытие, и что, после этих идолов непререкаемости останутся заброшенные полусожженные пустые бараки с редкими остатками колючей проволоки, да полу-обвалившиеся могилы с криво стоящими столбиками с номерами. И на многие десятилетия после их гибели не будет у ребятишек ни дедов ,ни бабок , братьев и сестер. В общем была война. И на многие годы после великой отечественной тоже была война, только идеологическая, тайная, без названия но с одним и тем же результатом – Гибелью. А ребятишки, несмотря на ужасные условия жизни, на то клеймение – «враги народа», покосившись друг на друга, через некоторое время становились друзьями, отчаянно дрались, зарабатывая себе право на жизнь, и на место в ней.А жизнь возможно, в отместку за несправедливость к их отцам и дедам, опрокинула всемогущую империю, обещавшую вечную эпоху коммунизма. Того самого, которого так многие и не увидели, кроме тех идолов, придумавших этот мираж. А народ ждал с нетерпением прихода весны. Зимы были холодные и голодные. Многолетние неурожаи подтягивали животы к хребту. И первая зелень на болотных кочках и лесных проталинах срывалась под самый корешок и аппетитно съедалась. Впрок напихивались холщовые сумки. Это была черемша – дивный гибрид лука с чесноком, самая ранняя зелень Сибири. Та самая, первая зелень, после суровых зим, спасающая миллионы людей Сибири и севера, до сих пор. А в те кошмарные годы для зэков и спецпереселенцев – это было основное лекарство от безвитаминья, от голодной слабости. Известно, что боготворя какое-то растение, которое дает большую пользу людям, на гербах и эмблемах некоторых стран и городов есть кокосовые пальмы, чайные и кофейные кустарники, кедры и так далее. У нас же никто не догадался занести черемшу, как и картошку, ни в один герб. А напрасно. И ничего, что чесночно-луковый острый запах весной постоянно сопровождал человека. А при скоплениях народа, хоть топор вешай, увисит в воздухе, так говаривали в народе, но зато это была надежная защита от цинги и инфекционных заболеваний. А если еще мелко нарезанную черемшу приправить сметаной или растительным маслом, лучшего салата и быть не может. Стебель толщиной в карандаш и такой же примерно длины, с раздвоенными на верхнем конце листьями, похожими на листья ландыша, знает в Сибири каждый малец, почти с рождения. Даже присказка по поводу черемши имела серьезное значение. – Коль на кочках лезет черемша, значит, кончилась зима ребята, ша! А дальше чуть зазеленели травой поляны, как, стремительно опережая в росте любую траву, на полуметровую высоту лезли сочные стебли саранки. И выбросив на макушке стебля сочные бледно-розовые цветы, которые были крахмалисты и съедобны, всем было известно, что готовы и ее приплюснуто округлые корнеплоды. Из них модно было печь лепешки. Следом наступает череда кислицы, – так здесь называют красную смородину, которую поедают и в зеленом виде, сразу после цветения. Дурманяще – терпкие кусты черемухи, выбросив кисти белых приятных цветов, к концу цветения устилают землю осыпающимися своими крохотными лепестками. И неискушенному человеку покажется, что выпал снова снег. И твердят матери своим заневестившимся дочкам и им вторят умудренные жизненным опытом старые девы: Ой, девки, не ходите с парнями в черемуховые кусы при ее цветении! Одурманит, захмелит голову, зацелуют парни до греха! Не верят девки, и бегут на свидания в черемушники, подогретые рассказами, обожженных любовью старших подруг. А, будь, че будет! Сами-то миловались а мы че? И жадно вдыхая пьянящий аромат черемухи, идут на роковые свидания, а через неделю – другую, чуть побуревшие недозрелые каменной плотности черемуховые ягоды уже хрумкаются вездесущими пацанами. Сначала они популяют их через трубочки, срезанные из бурьяна в девчонок, на индейский манер. Все рты ребятишек запачканы терпким вяжущим месивом из разжеванных вместе с косточками ягод. Нахрумкаются этих незрелых ягод так, что рта закрыть невозможно.Десна и язык обрастают вяжущим налетом так, что разговаривать трудно. Зубы покрываются коричнево-черным налетом. Немного неудобно, но вкусно. И голодуха утоляется. Не отстают от них и взрослые,а черемуха вообще полезная ягода. От расстройства желудка самое первое вяжущее средство. И на зиму насушить впрок можно. Свяжет расстроенный живот, что хоть палочкой выковыривай. Наевшись до отвала черемухи, у ребятишек возникает в отхожих местах существенная проблема, – не могут быстро опорожнить животы. И сидят на корточках друзья – товарищи, задумчиво покряхтывая и перекликаясь. – Ну че, Мишка, ты уже? Не-а! Давай посидим еще, только не долго, а то вон пацаны купаться пошли. Следом пойдет пора жимолости-пьяницы. А потом черная смородина, черника, брусника. а к осени замшелые болотистые низины кровянятся клюквой. И на протяжении всего лета среди бурьяна, кудрявятся темно-зеленые пучки, – разновидность дикой петрушки. Только здесь ствол толще и выше. И главное не прозевать, когда ствол сочный – хрумкай себе длинную сочную дудку. Тоже пища. К концу лета ребятишкам не до баловства, надо заготавливать ягоды и грибы на зиму. С ведрами, корзинами, собираясь по несколько человек они идут на промысел. Девчонки ловчее собирают ягоды, но одни боятся ходить в лес далеко, мальчишки больше знают ягодных мест, но пока подурачатся, – пора и домой к вечеру, а в ведрах ягод на донышке. Ну и давай девчонок пугать, что не выведут их из леса, заблудятся. Те сообща предлагают помочь им собрать ягод.. а тут еще на почтительном расстоянии идет толпа калмычат, которые тоже хотят нарвать ягод. Как их не отгоняют, как не пугают, как не прячутся от них, все равно идут. И когда их обнаружат, и хоть они идут вроде по ободранным уже ягодникам, у них ягод оказывается не меньше. Смотри, и глаза у них узкие, а поди ж ты, все видят! – негодуют пацаны. А кто их сюда привел?, – за нами знамо, пришли! ведерко ягод придется у них за нашу доброту забрать. И на поставленный вопрос калмычата, пошушукавшись между собой без всяких выставляли ведро ягод. Не, ты нам тут мозги не выравнивай! Обижено отнекивался атаман русской стороны. Ты сам отдаешь? Калмычонок посмотрел на своих, помотал головой. Ну, так вот, значит сам и высыпай из своего ведра, ему, вот этому и сюда. Калмычонок деловито производил дележку. Вот и хорошо! – смеялись пацаны.А теперь своему Очирке подсыпьте понемножку каждый и у всех будет одинаково. Калмычата внимательно делились со своим товарищем. Назад все шли веселой гурьбой, на равных основаниях. А со временем и в лес уже шли вместе. Дети быстрее привыкают к равенству. Конец августа – начало созревания кедровых шишек. Ядро ореха еще молочное, но вкусное. Кедровый орех, тоже большое подспорье к пище. Тайга вырубленная вокруг села за многие годы существования леспромхоза, отодвинулась дальше в горы. По ложбинам и пологим разлогам, провели узкоколейку – малогабаритную железную дорогу. Извилистая, узкая железка, как ее называли, где по насыпям положенным бульдозером, где по бревенчатым настилам крест накрест накиданным по оврагам и топям, работала день и ночь, без всяких светофоров. Была всего одна колея, кое-где разъездные тупики, а поди ж ты, бежали по ней громыхая порожняки вглубь тайги, а назад – коричневой змеей натужно ползли груженные длиннющими хлыстами, пыхтели паровозы. Точнее это были малогабаритные паровозики – кукушки, работающие на дровах. За паровозом вплотную примыкал тендер дров, которые постоянно кидал в топку кочегар. А машинист знай себе вертел головой по сторонам: как бы на рельсы не вышли коровы, или встречный не прозевать, ну и само собой, вовремя пугнуть свистком и выпущенным паром ватагу пацанов всегда охочих подъехать – прокатиться. Скорость игрушечных составов была небольшая, прямых и длинных участков было мало, линия виляла подобно убегающей змее, и машинист часто не видит даже середины своего поезда. Пацаны народ ушлый не раз поротый за свои дерзости и поэтому хорошо зная географию местности, ее спуски и подъемы, и все повороты, терпеливо сидели в кустах и ждали груженого поезда. Подцепиться тайком в хвосте поезда за бревна и поехать как можно дальше, считалось большим шиком. А главное, чтобы не заметил машинист, который бывало останавливал состав и уж тогда подзатыльников не миновать. Были случаи аварий поездов, при которых попадали и затаившиеся ребятишки, ломали руки и ноги. И вот в ягодно–ореховый сезон, охотников подъехать «зайцем» было полно. Рано утром для развоза рабочих по лесосекам была и специальная дрезина. На которой можно было поехать наравне со всеми бесплатно. Но это было рано утром, ребятишки как правило еще спали. Но, а кто и ехал из них рано утром, то стремились надармочка набрать кедровых шишек, с угрозой для своего здоровья. А взрослые отвечай за недосмотр.