— Та казнь… — начал старик.

— Была необходима.

— Да. Но… — Киото замялся.

Рик стал собирать посуду со стола. Сложил все в раковину и сел на место Авроры.

— Что вы хотите сказать? Говорите прямо.

— Хорошо. Слова Креза об армии варваров и о лазутчиках — ложь. Теперь сдавай меня Патрулю. Это твоя прямая обязанность.

— Еще успею.

Киото сглотнул. Выглядел он не лучшим образом. Как и все с нижних уровней. От старика попахивало. Там, внизу, экономили на всем, от освещения до воды. Холодная логика выживания: старики уже одной ногой в могиле, так зачем тратить на них ресурсы. Хотя перемещаться можно было по всему сектору, Патруль зорко следил, чтобы каждое поколение находилось на своем уровне.

— Ладно. Ты знаешь, сколько мне лет?

— Не понимаю, к чему это.

— Отвечай на чертов вопрос.

И правда, сколько? Рик впервые задумался над этим. Киото был стариком, когда Рик родился, и еще живая мать работала на ферме, остался стариком, когда появилась Аврора, а Рик возмужал, и ни капли не изменился с тех времен. Старик — он и есть старик, какая разница.

— Не знаю.

— То-то и оно. Мне семьдесят пять полных лет, и треть своей жизни я провел внизу, ковыряясь в трубах. Меня отправили вниз, когда тебя еще на свете не было, а твою мать не пригнали из соседнего сектора в рабство.

— Что?

— Думал, что она родилась и прожила здесь всю жизнь? Нет, дружище. Она была рабыней, как и многие другие женщины, которых пригнали, когда местных девиц поразило массовое бесплодие. Великая Коммуна должна жить.

— Ты лжешь!

Киото грустно улыбнулся.

— Но как… Это невозможно… За пределами барьера…

— Живут дикие племена варваров. Пространство полно чудовищ, и ни один нормальный человек не сможет продержаться там и дня. Да, об этом говорит Комитет.

— И что? Вы хотите сказать, что это не так?

Киото испытующе смотрел на Рика.

— Вы понимаете, что это ересь?

— Сейчас это неважно, сынок. Мы начали с моего возраста, поэтому давай двигаться по порядку.

— Какой смысл мне выслушивать эти глупости? — фыркнул Рик. — У вас там внизу совсем разум помутился.

— Возможно, — кивнул Киото. — Да только почему, когда казнили того варвара, ты остался на площади?

Рик молчал. Старик продолжал:

— Я давно наблюдаю за тобой. Ты гораздо умнее своих сверстников, Рик. Это дает нам шансы. Никогда бы я не завел этот разговор, если бы не был уверен в успехе. Поэтому прошу: вначале выслушай меня, а потом поступай, как считаешь нужным. Идет?

— Да, — угрюмо сказал Рик.

Киото перевел дух.

— Итак. Мы, люди Коммуны, были созданы в недрах Пространства великим богом Машины, который наделил нас разумом и позволил заселить сектор Омикрон. Пространство бесконечно и простирается вокруг нас во все стороны: вверх и вниз, вперед и назад, налево и направо.

Киото повторял общеизвестные слова из Трактата о Машине, которым с пеленок учат каждого малыша. Он говорил о том, что первые поколения людей жили при золотом веке и ни в чем не нуждались — у них были обильные запасы вкусной еды, в домах было тепло, и никогда они не знали ни болезни, ни войны, а значит, жили долго и счастливо. Но на смену золотому веку пришел серебряный, когда человек стал смертным, и начались раздоры. Вслед за ним начался железный век — и срок жизни сократился. А на смену железному пришел темный век, в котором люди Коммуны живут и поныне — суровое время холода, лишений и борьбы за жизнь.

— К чему все это? — не выдержал Рик. — Каждого ребенка учат этому в начале Круга Жизни.

— Имей терпение! — оборвал Киото. — Мы почти добрались до сути. За всю нашу историю Коммуну всегда возглавлял Смотритель — человек, который мог общаться с богом Машины через жрецов.

— Все верно.

— Смотритель руководит Комитетом, куда входят его приближенные. Каждый из них контролирует свой уровень сектора. Только члены Комитета могут читать тайные знаки и иероглифы, что оставил бог Машины на стенах людям для подсказки. Остальным это категорически запрещено.

— Таков закон.

— Да. Только Смотрителю и его жрецам дозволено заходить в святилище Техники и говорить там с великим богом.

— Правильно.

— А что, если я скажу тебе, что тоже умею читать эти письмена?

— Я вам не верю, — засмеялся Рик.

— Разумеется, ты не веришь. Поэтому я покажу тебе кое-что.

Рик насторожился.

— Не бойся, — сказал старик, — это всего лишь рисунок.

И он вынул из-за пазухи сложенный во много раз кусок бумаги, такой ветхий, что в местах сгиба виднелись затертые прорехи. Киото бережно разложил листок на столе. С одной стороны край бумаги был неровно обгрызен, словно крыса сточила, поэтому взгляду открылась лишь часть рисунка. Рик уставился на переплетения линий, испещренные мелкими иероглифами и знаками.

— Что это?

— Наш сектор.

Оба склонились над рисунком, стараясь вглядеться в детали. Свет лампы потускнел — это означало, что приближается вечер. Скоро освещение вырубят. Рик зажег «призрачный свет», покрутив катушку динамо-машины. Они все вглядывались в рисунок, и наконец Рик прошептал:

— Ничего не понимаю.

— Я тоже долгие годы не мог, — признался старик. — Пока не стал разбирать иероглифы.

— Откуда это у вас?

— Часть добычи после большой войны с варварами, что выиграла Коммуна тридцать лет назад. Тогда я был в Комитете.

Рик уставился на Киото. Тот снова улыбнулся и хрипло захихикал.

— Я был советником тогдашнего Смотрителя. Старшим по самому верхнему уровню. Тогда Крез был сопливым пацаном, еды хватало на все уровни, и не было проблем ни с отоплением, ни со светом. Коммуна пошла войной на племя варваров, оно жило неподалеку от Галереи. А все из-за того, что дочь старшего по продовольствию сбежала к молодому парню оттуда. Коммуна пошла в поход, победила в войне и добыла много припасов, оружия, ценностей, среди которых были пачки сшитой бумаги с иероглифами и рисунками. Смотритель поручил сжечь их. В пачках было много рисунков, очень много, все они были похожи на этот, а еще там были столбцы иероглифов и знаки, которые зовутся числами. Смотритель лично следил за уничтожением, он говорил, что на бумаге лежит печать зла, что это сатанинские, поганые заклинания, богомерзкая ересь. И вот тогда-то я совершил преступление.

— Вы спрятали один лист, — догадался Рик.

— Да. А знаешь почему? Смотри. — И старик указал на знакомый иероглиф у самой кромки оторванного края.

— Круг Жизни! — вскрикнул Рик.

— Знак Омикрона.

Внезапно, когда Рик посмотрел на рисунок, что-то в его восприятии изменилось, и сквозь сетку линий стали проступать знакомые контуры. Он снова раскрутил динамо гаснущего фонарика и склонился над рисунком. Прошла долгая минута.

— Вот, — ткнул он пальцем и провел линию от левого края до правого. — Похоже на главную магистраль.

— Это она и есть.

— Здесь Край мира… значит, там должна быть Хорда, хребет Пространства.

— Ты рассуждаешь правильно, — одобрил Киото.

— Выходит, это карта, — продолжал говорить Рик, невольно понизив голос до шепота. — Но здесь все нарисовано так, как если бы у сектора был один уровень. А их пятьдесят. Это вид сверху.

Они переглянулись.

— Чтобы понять это, у меня ушло несколько лет, — сказал Киото. — А у тебя — считаные минуты. Видишь? Я знал, что у тебя есть способности.

Польщенный, Рик смотрел на древнюю карту мира, добытую из глубин Пространства, изготовленную гораздо искуснее рисунков жрецов, и в голове его множились странные вопросы.

— Надо отнести ее Крезу… — неуверенно пробормотал он. — Может, он сумеет разобраться?

— Ты сам знаешь, что будет потом.

Да, он знает. Крез переполошится, отнимет карту, устроит Рику допрос, схватит Киото. Никому не дозволено даже смотреть на иероглифы бога Машины без специального разрешения, не то что держать в руках какие-то письмена. Это тяжкое преступление, покушение на ересь, самое легкое наказание за которое — изгнание за барьер.