– Как идут продажи у старины Уэса и Пола? – Она обвивает руками мой живот, сомкнув пальцы в замок, и кладет голову мне на плечо.

– Многообещающе, Маду. Сначала покажем клиенту лакомый участок на берегу океана в Амагансетте, затем – дом под аренду в верхней части острова. Уэс обязательно хочет показать этим парням дом на берегу океана.

– То есть Уэс считает, что сумеет раскрутить их на бабло?

– Что-то вроде того.

– Подожди, ты сказал – парням?

– Ага.

– Они пара?

– Верно.

Она расцепляет пальцы и начинает поглаживать меня, медленно поднимаясь к моей груди.

– Так-так. Похоже, вы, красавчики, все же взяли их на крючок. Просто подарите им парочку своих ослепительных улыбок. И, может быть, подберетесь немного ближе…

Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда она подмигивает мне. В ее глазах сверкают озорные искорки. Как давно я их не видел! Я только сейчас понимаю, как сильно мне их не хватало. Я ставлю кружку на стол и обвиваю руками ее талию.

– О, а я и не знала, что это тебя возбуждает.

– Ты знаешь, что меня возбуждает.

Я подсаживаю ее на стол. Наклоняюсь, чтобы поцеловать, но замираю, так и не коснувшись ее губ.

– Котенок, но ты же опоздаешь.

– А мы быстренько.

Конечно, все это не прошло бесследно. По мере того как мои отношения с женой становились все более пылкими, моя страсть к любовнице начала угасать. Забавно, но мой брак стал похож на любовное приключение. И постоянно расширяющаяся пропасть между мной и Шейлой усиливала физическое охлаждение к ней. В то время как отношения с Ребеккой можно было сравнить с совместным восхождением по лестнице, с Шейлой я по этой лестнице спускался. И вот к чему мы пришли: Шейла падала все ниже, а я поднимался все выше. Поэтому мне было понятно, что именно толкнуло ее на такой необдуманный шаг, но я, конечно, никогда не смог бы ее оправдать.

Когда мы с Ребеккой только начали встречаться, то оба путешествовали налегке. Частью очарования был шанс построить совместную жизнь, и ни один из нас не вступил в брак с приличным финансовым багажом. Я с огромной радостью оставил бо́льшую часть мебели первой жене, а у моей второй жены было так мало вещей, что она бы дала сто очков вперед любому кочевнику. Одним из немногих предметов, которые она принесла в нашу совместную жизнь, была пара керамических китайских подставок для книг.

– Они тебе нравятся, малыш?

Я поворачиваюсь к этой нелепой книжной полке, и на меня смотрят витиеватые сине-зеленые львы. Они придают нашему скромному жилищу экзотический вид.

– Где ты их отхватила?

– Смоталась в Китай… в китайский квартал. – Она лукаво подмигивает мне.

– Дай-ка угадаю. Мы тогда «искали себя», да?

Она бросает на меня чрезмерно серьезный взгляд.

– Я искала себя, пока наконец не нашла тебя, Пол. – И она показала мне язык.

Я стараюсь сохранить невозмутимое выражение лица, но не могу. Я невольно широко улыбаюсь.

– Я люблю тебя, детка.

– Ага-ага. Тебе просто не нравится мой дизайнерский стиль.

– Ну, может, и так. Но я свыкнусь.

Подставки для книг со временем переехали из нашей квартиры в дом на Лонг-Айленде, где встали на стражу по обоим концам каминной полки. После последнего визита Шейлы я обнаружил, что одна из них пропала.

Мы заметно остыли друг к другу. У меня были чувства к ней, на самом деле были. Но наши отношения пошли трещинами. К тому же история с ее мужем стала казаться мне все более подозрительной, хоть я и не мог сказать наверняка, что конкретно меня беспокоит. Однако я насторожился. Что-то там не сходилось.

Сложившаяся ситуация все меньше меня устраивала, и правда заключалась в том, что я наконец осознал: в конкретный момент я мог поддерживать отношения только с одной женщиной. Не было никакой возможности жонглировать обеими без какого-либо ущерба для всех.

Мое решение переспать с Шейлой в супружеской постели, которое я принял во время нашей последней встречи, было актом отчаяния, но я все еще пытался обмануть себя, полагая, что смогу сохранить и брак, и роман. И, честно говоря, мне стало жаль Шейлу. Секс с ней стал прохладным, страсть и общая эмоциональная вовлеченность исчезли. Я чувствовал: она догадывается о том, что мое сердце больше не принадлежит ей. Когда мы закончили, я пошел в ванную, чтобы дать ей возможность быстро одеться и уйти. Спустившись через несколько минут, я увидел, что она сидит в гостиной и молча смотрит в окно. Когда я подошел к ней, она встала, обняла меня, долго не решаясь разжать руки, и крепко поцеловала. Затем взяла с дивана свою сумку и вышла, не говоря ни слова: в глазах у нее стояли слезы.

Только вечером я заметил, что одна из подставок пропала. Честно говоря, я даже не мог вспомнить, когда в последний раз обращал внимание на эти вещицы. Да, они были постоянным предметом декора на фоне нашей повседневной жизни, но за последний год я вообще мало на что обращал внимание. Но вдруг эти детали проявились. Или, выражаясь точнее, пропали.

Отсутствие одной подставки бросилось мне в глаза и заставило меня задуматься о самых разных вещах. Хотя кража, на первый взгляд, казалась очень милой – таким образом Шейла пыталась сохранить часть того, что было между нами, – я не мог игнорировать дьявольское основание такого поступка. Она взяла подставку, охваченная эмоциями, или ею руководил холодный расчет? Поступила ли она необдуманно или почувствовала, что пришло время расставания? Или же нашла способ задержаться возле меня?

Я вспомнил тот момент, когда она уходила. Я представлял, как Шейла идет к двери и по ее залитому слезами лицу расползается хитрая улыбка. Умно, очень умно. Должно быть, она почувствовала, что подставки принадлежат Ребекке, и поэтому их отсутствие будет замечено. Она, конечно, рассчитывала, что я не замечу кражу и, когда Ребекка перевернет весь дом в поисках пропажи, для меня это станет шоком. Вы только посмотрите на нее: она забавляется, представляя себе, что я стану вертеться, как уж на сковородке, придумывая объяснение случившемуся. Или же она думала, что я все-таки замечу и мне придется сочинить историю, чтобы объяснить пропажу? А может, рассчитывала на то, что я просто буду молча страдать, надеясь, что Ребекка не заметит. Боже, какая хитрая маленькая девочка!

В конечном счете этот поворот событий облегчил мне жизнь. Как бы ни была сильна моя слабость или симпатия к Шейле, которую я, возможно, все еще испытывал, она оказалась стерта ее унылым, наивным подобием зрелого решения. Теперь мне было легче закончить отношения, не мучаясь угрызениями совести. Кроме того, мне следовало покинуть темную полосу жизни и вернуться к тому, что я делаю лучше всего.

Я признаю, хотя и неохотно, что маленькая уловка Шейлы принесла свои плоды. Я придумал объяснение пропаже подставки, целую историю, которая не только звучала правдоподобно, но и сумела бы представить меня в выгодном свете. К моему удивлению, у меня так и не возникло необходимости рассказать ее. Ребекка никогда не спрашивала о судьбе керамического льва, и подставка стала еще одной вещью, о которой мы никогда не говорили и которая была предана забвению, позабытая двумя людьми, живущими под одной крышей. Из-за этого я придавал пропаже большее значение, чем она того заслуживала, и полагаю, что именно в этом заключалась маленькая победа Шейлы.

Но на протяжении всего этого времени меня не отпускала одна мысль – мысль, направленная на эту подленькую маленькую девочку, которую я впустил в свой дом и кровать. Мысль, которая согревала меня ночью: «Ты хочешь поиграть со мной? Что ж, ты даже не представляешь, кто мой постоянный спарринг-партнер».

Стоит ошибиться всего раз, чтобы все пошло к чертям.

Сначала это был просто секс.

Семейное положение Пола не способствовало большему. Мы выбирали время, которое подходило ему. Мы трахались и в еще не выставленных на продажу домах, и в его машине, и в ванных комнатах. Моя жизнь превратилась в ожидание. Ожидание момента, когда он снова свяжется со мной. Ожидание, когда же ему удастся ускользнуть на несколько сладких часов. В лучшем случае это происходило раз в неделю, в худшем – раз в месяц. Я становилась нервной, когда с момента последней встречи проходило слишком много времени. Телефонные звонки в промежутках между нашими встречами стали единственным, что имело для меня значение. Остальная часть моей жизни испарилась.