Мы вошли в квартиру. Сергей сразу начал меня раздевать. Меня мучил только один вопрос: должна ли я объяснить ему, что он у меня первый? Я не находила для этого правильных слов. Я не боялась, что он струсит и убежит, а наоборот, не хотела, чтобы его отношение ко мне стало чересчур трепетным. Я хотела, чтобы он вел себя так, как вел бы с любой другой девушкой для одноразового секса, без сантиментов и других штучек. Он раздел меня еще в коридоре, бросив одежду на пол, надел презерватив, поднял меня на руки, прижав спиной к стене, и вошел – без предупреждений, объяснений и прелюдий. Я даже не уверена, что он почувствовал препятствие с моей стороны. Я лишь сдержанно ахнула, что он, видимо, принял за желание. У меня же в голове в тот момент стучала только одна мысль: «Спасибо, кто-то должен был, наконец, это сделать».

Ничего хорошего из этого не выйдет – я это понимала. Так устроена моя голова: есть вещи, в которых у меня совершенно нет опыта, тем не менее я вижу, как они работают. Уже тогда я знала: если у мужчины есть женщина, но это не мешает ему сидеть со мной в баре всю ночь, говорить о других женщинах, встретиться со мной, войти в меня, то, наверное, это не самое классное начало отношений. Чтобы из этого получилось что-то стоящее, должно иметь место хотя бы одно из условий: или это должна быть любовь, или мне следовало обладать большой сноровкой в таких делах, чтобы перетянуть одеяло на себя. Сноровкой я не обладала, и любовью там точно не пахло. Просто у него был напор, а я не видела причины, по которой должна ему противостоять. Кто-то должен был сделать это со мной – затянуть с собой в воронку, – так почему не он?

Но мне стыдно было признаться в этом Тине. Она бы ничего не сказала, нет, она бы не стала смеяться, не стала бы осуждать, но мне по-детски хотелось, чтобы она не только не осуждала мой выбор, но и гордилась мной. Мне важно было ее одобрение во всем: от выбранной мною сумки до мужчины. А в этом выборе я не видела ничего, чем могла бы гордиться. Сергей не обладал ни выдающимся умом, ни отличным чувством юмора и вообще-то был почти женат. На мой взгляд, он был фантастически красив, но стоило ему заговорить, как эта красота выключалась, словно свет в комнате. Как минимум приглушалась. Поэтому мне не нравилось с ним разговаривать, но зато я любила его раздевать.

И все же его физическая привлекательность была вовсе не тем, что я хотела бы предъявить Тине в качестве трофея.

Я ничего ей не рассказала. Мы встречались с Сергеем один-два раза в неделю у меня, когда отец был в отъезде, или у него, когда его девушка навещала родных. Иногда мы снимали номер в отеле, но никогда не оставались там вместе ночевать. Каждый из нас возвращался к себе домой. Мы мало говорили, почти не виделись вне стен наших квартир и вообще чувствовали себя неловко, когда находились не в постели. Когда мы сталкивались в одной компании, он был отстранен и формально любезен и больше флиртовал с Тиной, чем обращался ко мне. Но меня это не задевало. Похоже, он ей совершенно не нравился.

Я ничего не спрашивала о его девушке, хотя, наверное, с моей стороны было неправильно продолжать спать с ним, зная, что он обманывает невесту. Но я абстрагировалась. Дело было не во мне. Уверена, он спал еще со многими. Он никому не хранил верность, и уж точно не я была тому причиной. Для меня он был инструментом, способом узнать себя, свое тело и свои ощущения. Не было в этом никакого расчета, я ничего не анализировала, не планировала, все текло по течению: он хотел заниматься со мной сексом, а я – с ним, и никаких вопросов мы ни себе, ни друг другу не задавали. Вот так это было просто. Но это не могло закончиться хорошо. Ничего не может закончиться хорошо, если это не по любви. Об этом я тоже уже догадывалась.

Про Сергея я знала достаточно, чтобы понимать: я ему зачем-то нужна, но к любви это не имеет никакого отношения. Может, к власти? К желанию обладать кем-то, кем до тебя еще никто не обладал? К возможности наслаждаться своим превосходством в постели? Я быстро училась, но все же у него было преимущество в несколько лет и в количестве женщин. Я ни о чем не спрашивала, а он не говорил. Иногда мне казалось, что не он, так кто-нибудь другой привел бы меня к себе или приехал бы ко мне домой и занялся бы со мной сексом просто потому, что я была к этому готова. Он ничего не менял. Происходило то, что происходило. Но я не любила его. Зато с каждым днем все сильнее, все бесповоротнее влюблялась в одного человека – в Тину.

Спустя несколько лет человек, ближе которого у меня не останется никого на белом свете, крикнет в пылу обиды: «Ты всегда любила только ее!» Но потом извинится, осознав несправедливость обвинений. Я никого не любила так сильно, как ее. Да, это правда. Но разве не так влюбляются подростки, думая, что это впервые и на всю жизнь? Нет, я не думала, что Тина – тот человек, с которым я могла бы заниматься сексом и заводить детей. Но я точно знала: если она уйдет, если прекратит со мной общаться, если предпочтет мне другую подругу, то я, наверное, умру. «Не наверное, – думала я, – а точно умру». Точно. Я отдала ей свое сердце, хотя она об этом даже не просила, а я и не прочь была бы разделить его с кем-то еще, чтобы не так надоедать ей, но с кем?

Одним осенним утром Тина предложила поехать с ней и ее друзьями за город на пару дней. Я не раздумывала ни секунды. Тут же открыла шкаф, достала дорожную сумку и начала собирать вещи. У меня сразу вылетело из головы, что еще пять минут назад я должна была идти на занятия. Я хотела проводить время только с Тиной, и она это отлично знала, так как всегда сообщала мне о своих планах, наверняка не допуская мысли, что я могу не захотеть присоединиться к ней.

Я не подумала отпроситься у отца и объяснить, куда и с кем уезжаю. Я ничего ему о себе не рассказывала. Он, похоже, знал, что у меня есть подруга: видел как-то раз меня выходящей из ее машины. А однажды, вернувшись с работы домой, в коридоре столкнулся с Сергеем. Но лишь вежливо поздоровался и не задал мне после ни единого вопроса. Мы вообще почти не разговаривали. Я сомневалась, что он в принципе помнил, что я учусь в университете. Как оказалось, помнил.

Отец поймал меня в коридоре, когда я уже одевалась. Меня выдала большая сумка. Возьми я свой обычный рюкзак, можно было избежать этого неловкого разговора.

– Не хочешь мне рассказать, куда ты собралась?

– Еду с друзьями за город. – Если не можешь придумать, что соврать, всегда говори правду.

– А как же институт?

– Университет.

– Что? – растерялся отец.

– Я учусь в университете.

– Какая разница? Ты же поняла вопрос. Ты пропустишь занятия?

– Я пропущу занятия.

Отец вздохнул. Мне стало его жаль. Он давно уже не понимал, как со мной общаться. Мама понимала. Она умела крутить мной, как ей вздумается, она видела меня насквозь, а отец нет. Если у нас завязывалась воспитательная беседа, она обычно заканчивалась тем, что отец вздыхал и замолкал, не зная, что еще мне сказать, а я уходила в свою комнату или шла гулять. «Вот и сейчас, – думала я, – он просто уйдет, а я уеду».

– Боюсь, тебе придется отменить поездку и пойти на учебу, – неожиданно сказал отец и добавил тоном, каким прежде со мной не разговаривал: – Я так решил.

Я растерялась. Это было приглашение к конфликту. Но с кем? С отцом? С тем, кого мне всегда было искренне жаль и кого я не воспринимала как своего противника? Может, он и не был моим союзником, скорее, всегда пытался сохранить нейтралитет в болезненном для меня противостоянии с мамой, но и врагом он мне не был. А теперь становился. Я и мысли не допускала, что могу не поехать с Тиной. Однако и ссориться с отцом не хотела.

– Папа, я понимаю твое беспокойство, но у меня отличные оценки. Один пропущенный день ничего не нарушит. Я уеду сегодня, потому что мои друзья едут именно сегодня, в другой день они не смогут забрать меня на машине, а сама я туда не доберусь.