Я почувствовала, что страшно волнуюсь: оттого ли, что он мне понравился, или оттого, что вызвал противоречивые чувства, или потому, что кто-то вообще проявил ко мне настолько явный интерес. Возможно, это все влияние Тины: рядом с ней я стала интереснее другим, но в первую очередь – самой себе. Мне казалось, что она своей яркостью вовсе не затемняла меня, а, наоборот, освещала. Словно я попадала в поле, озаряемое ее светом, иначе как это объяснить?

Сергей написал мне что-то совершенно обычное, не слишком остроумное из разряда «привет, как дела, рад был познакомиться, хороший был вечер». Понятно было, что он хотел продолжения, а для этого нужен был контакт, шаг навстречу с моей стороны, какое-то мое согласие, намек, проявление намерения. Но я не умела всего этого выражать и не знала, как играют во все эти амурные игры, поэтому выбрала самый простой путь, который выбирала всегда, когда не знала, как себя повести: просто говорить то, что думаю.

«Привет, – ответила я, – давай увидимся».

Даже через экран ноутбука я почувствовала, что застала его врасплох. Еще бы, ведь я пропустила этап первого волнительного флирта, который так нравится мужчинам. Испортила томительное предвкушение момента. Нарушила правила, о которых он твердил нам весь тот вечер: женщина не должна проявлять инициативу – только покорность, не должна заявлять прямо о своих желаниях – только намекать, должна быть недоступной.

Вся эта ведическая чушь мне совершенно не подходила. Я не умела быть такой и не собиралась таковой становиться. Мне хотелось его увидеть. Возможно, чтобы понять окончательно – нравится он мне или неприятен. А может, и то и другое одновременно.

Он не отвечал несколько минут. Я сходила на кухню, приготовила чай, вернулась в комнату, поставила чашку на стол, выдохнула и снова открыла ноутбук. И тут же увидела его сообщение.

Сергей: Конечно, с радостью. Через час – на площади Поэзии. Устроит?

Я: Устроит.

Я закрыла ноутбук и испугалась собственной смелости.

С того дня как у меня появилась Тина, в моей жизни появились и мужчины. То есть не столько в моей личной жизни, сколько в моем окружении. И это были не надоевшие за годы одноклассники, в лице которых ищешь хотя бы намек на возможность романтического увлечения, а видишь перхоть на плечах школьного пиджака, прыщи, нескладные фигуры и неприятный запах изо рта.

Те мужчины, с которыми была знакома Тина, совсем из другого мира. Они были хорошо одеты, уверены в себе, знали, о чем говорят, или хотя бы делали вид, что знают. Слушая их, глядя на них, я училась улыбаться тогда, когда они этого от меня ожидали, хмуриться, когда это должно было застать их врасплох.

Я научилась задавать правильные вопросы, отвечая на которые они все больше и больше говорили о себе, позволяя мне и дальше отмалчиваться. Я научилась поддерживать вежливые беседы ни о чем и обо всем на свете, даже если совершенно не понимала, о чем речь. Но я вовсе не собиралась учиться быть милой или покорной, я просто научилась создавать иллюзию приятного общения: ты киваешь в нужный момент, улыбаешься, поддакиваешь, подбрасываешь дров в огонь разговора, вовремя уходишь, заполняешь неловкие паузы вопросами-мостиками и так далее. Это напоминает работу ведущего дебатов. Как человек, который годами учился улавливать эмоции и настроения людей, от которых зависим, я мастерски овладела этим искусством.

Я стала опытным морячком, но один на один я не оставалась ни с кем из них. И, боюсь, никто из них не проявлял такого желания. Самые близкие друзья Тины обнимали меня при встрече и спрашивали, как дела в универе, другие обходились вежливым приветствием и просто были ко мне внимательны. Иногда, нечасто, мне казалось, что кто-то проявляет ко мне чуть больше интереса, чем обычно: сокращалось расстояние между нами, истории были адресованы будто бы только мне, и даже иногда звучало что-то лестное о моей прическе, платье или украшении. Но я так тушевалась в такие моменты, что, кажется, быстро теряла натренированное обаяние и становилась обычной, зажатой и неуверенной особой, так что дальше мелких попыток сблизиться дело никогда не шло.

А тут вдруг я сама спровоцировала интерес, сама позволила знакомству продолжиться, ответив на сообщение, и первая предложила встретиться наедине. Без Тины, без спасительного шумного окружения, отрезав пути к отступлению. Да, я пришла в отчаяние.

Ровно через час мы встретились на площади Поэзии. Карикатурная, нелепая и пошлая сцена: он – у памятника с букетом тюльпанов и я – слишком разодетая, слишком тщательно причесанная и основательнее, чем обычно, накрашенная. Почему мы оба делаем вид, что это свидание, когда у него есть девушка, а я не уверена, что он мне нравится? С такими мыслями я шла к нему навстречу, и с каждым шагом желание развернуться и убежать усиливалось. Но я продолжала идти, как продолжает идти до края доски прыгун в воду: знает же, что придется прыгнуть, да и, возможно, не очень-то хочет это делать, но уже вышел на трамплин в этой своей нелепой шапочке и плавках, да и зрители смотрят – вернуться неудобно.

Я подошла к нему – совсем близко. Гораздо ближе, чем стоит подходить при второй встрече к человеку, к которому тебя тянет. Словно перепрыгнула через ров ко льву в зоопарке: что ж, вот она я, господин хищник, не желаете ли пообедать?

Он все понял, все тут же просчитал. Не отводя от меня взгляда, вместо того чтобы протянуть цветы, опустил руку и обнял меня ею, притянув к себе. Я еще не знала, хочу ли идти дальше, но, похоже, у меня не было другого шанса узнать, кроме как попробовать. И я дала себя поцеловать.

Не знаю, как долго это длилось. Пять минут, десять, пятнадцать? Мое лицо горело от его щетины, губы распухли от непривычного с ними обращения, шея затекла. Я напоминала себе йога, который медитирует и отстраненно наблюдает за собственной реакцией тела на происходящее: ага, вот тут у меня зачесалось, тут отекла нога, а вот тут моя голова, кажется, вообще перестала работать.

Мне очень нравилось, как он меня целует, несмотря на физические неудобства: его высокий рост, мою зажатость, мою неустойчивую обувь и самое главное – полное непонимание того, что нужно делать и говорить потом, когда он насытится, как припавший к груди младенец.

«Господи, – думала я, – не останавливайся, пока я не придумаю какую-нибудь смешную фразу или не пойму, как незаметно от тебя сбежать».

Наконец он отпустил меня, мягко, с выдохом, словно делает это со мной не в первый раз, без волнения и суетливости. Мне стало понятно: я одна из тех красивых девушек у метро, которую ему захотелось попробовать соблазнить. Ничего личного. Я просто одна из них. У меня есть только этот момент с ним и ничего большего. Завтра он, обуреваемый жаждой, припадет к следующему колодцу, а вечером вернется туда, к своему водопроводу в доме, на котором достаточно немного повернуть вентиль, чтобы вода полилась. Когда я это поняла, тогда мне стало ясно, что нужно делать. Другого шанса могло и не быть.

– Поехали ко мне? – спросила я.

– Поехали, – спокойно улыбнулся он.

Я слышала, что некоторые девушки соглашаются на секс на первом свидании, потому что таким образом хотят удержать парня. Другие, наоборот, оттягивают, потому что боятся оттолкнуть своей доступностью. Но я не думала в тот момент, притяну я его или оттолкну. Я почувствовала мужчину.

Я почувствовала мужчину, который хочет меня, которого хочу я, и подумала: когда же, если не сейчас? А он слегка ошалел, оттого что женщина ведет себя так, как обычно вел себя он: прямо говорит то, чего она хочет, и получает это. Оказывается, и отсутствие загадочности может удивлять.

Я знала, что отца не будет дома еще два дня: в календаре моего смартфона был график его командировок. «И даже если вдруг он вернется раньше времени, – поймала я себя на мысли, – мне совершенно наплевать, что он обо мне подумает. Я даже не стану оправдываться». Впрочем, хорошо, что не пришлось.