Я только-только привык к тому, что меня постоянно сравнивали с моим безрассудным, склонным к саморазрушению отцом, которого я совсем не знал. Но теперь, когда он решил взяться за ум и по воскресеньям изо всех сил играл роль умудренного жизнью наставника на канале Ай-ти-ви, это сравнение с моим безрассудным, склонным к саморазрушению отцом, которого я никогда не знал, было уже не в мою пользу. И я оказался не готов к такому дерьму. Наверное, мне не стоило читать все эти дурацкие комментарии, но взгляд невольно упал на сообщение от пользователя с ником «нутаквот69», который активно предлагал снять реалити-шоу, где Джон Флеминг попытается наставить на путь истинный своего сынка-наркомана. А некая «ещеоднаджиллизпекхама» заявила, что готова смотреть такое шоу день и ночь.

Я понимал, что, по большому счету, все это было полной чушью. Интернет теперь с нами навсегда, мы никуда от него не денемся, но завтра или послезавтра эта статья переползет на вторую полосу или как там называется аналог второй полосы у электронной прессы? И совсем скоро про меня забудут до тех пор, пока у кого-нибудь опять не возникнет желания вспомнить про Джона Флеминга. Но все равно на душе у меня было паршиво, и чем дольше я валялся в кровати, тем отвратнее себя чувствовал.

Я попытался утешить себя тем, что, по крайней мере, Кэм не включил меня в какую-нибудь подборку вроде «Двенадцать придурков, с которыми не стоит знакомиться в ночных клубах». Но это было слабое, я бы даже сказал, никудышное утешение. По правде говоря, я никогда не умел утешать себя. Заниматься самобичеванием – это да. Ненавидеть себя – всегда пожалуйста, хоть во сне. Именно поэтому у меня – двадцативосьмилетнего мужика – возникла острая необходимость срочно позвонить матери, потому что мне было ужасно грустно.

Ведь помимо знаменитого отца у меня еще была мать – тоже довольно известная личность. При желании можно почитать о ней в «Википедии», а если коротко – в восьмидесятые она была почти точной копией Адель, только с более пышной шевелюрой и с французско-ирландскими корнями. И пока группа Bros ждала, когда к ним придет слава, а Клифф Ричард заполнял рождественские эфиры песней «Омела и вино», мама с папой переживали бурный роман, где было место и любви, и ненависти и за время которого они успели выпустить в свет два совместных альбома, один сольный и меня.

Точнее, я появился раньше, чем вышел сольный альбом. Именно тогда папа понял, что хочет стать знаменитым и слишком много своего драгоценного времени тратит на нас. «Добро пожаловать, призрак» – последний альбом, записанный мамой, но, честно говоря, большего было и не нужно. С тех пор почти каждый год Би-би-си, Ай-ти-ви или какая-нибудь киностудия использовала песни из него в качестве саундтрека для очередной грустной сцены или для каких-то совсем уж неуместных моментов, зато мы регулярно получали от них деньги.

Я с трудом выбрался из кровати и скрючился, словно Квазимодо, – давняя привычка, но если у тебя рост выше 170 см и ты не хочешь удариться головой о потолок, то иначе передвигаться по моей квартире невозможно. Мой рост – 193, и жить здесь для меня все равно что ездить на «Мини-Купере». Я арендовал эту квартиру вместе с Майлзом – моим бывшим, – когда еще считалось романтичным жить в мансарде в районе Шеппердс-Буш. Но теперь все изменилось и выглядело ужасно жалко: одиночка, вкалывающий на совершенно бесперспективной работе и до сих пор не заработавший себе на жилье получше, чем эта квартирка на чердаке. Хотя, если бы я немного прибрался тут, возможно, мое жилище приобрело бы более приятный вид.

Я смахнул с дивана кучу носков, уселся на него и включил видеосвязь.

– Allô, Luc, mon caneton[5], – сказала мама. – Ты смотрел вчера вечером папиного идеального кандидата?

Я ужаснулся и только потом вспомнил, что «Идеальным кандидатом» называлось то глупое телешоу, в котором он участвовал.

– Нет. Я вчера был с друзьями.

– Жаль, что ты не видел. Но, думаю, его повторят.

– Не хочу я это смотреть.

Она развела руки и пожала плечами – очень французский жест. Уверен, что она специально изображала из себя француженку. Хотя, с другой стороны, я не могу ее ни в чем винить, ведь от своего отца она унаследовала только фамилию. Но бледнолицая Сьюзи Сью[6] даже этому могла бы позавидовать. Как бы там ни было, похоже, что отцы-беглецы – наша семейная традиция.

– Знаешь, – заявила она. – Твой отец не слишком удачно состарился.

– Рад слышать.

– У него голова лысая, как яйцо, и к тому же очень странной формы. Он похож на того учителя химии, у которого нашли рак.

Я слышал об этом впервые. Хотя, с другой стороны, меня никогда не интересовали новости о бывшей школе. Честно говоря, я вообще не пытался поддерживать связь с людьми, жившими за пределами Лондона.

– У мистера Бизла рак?

– Не у него. У другого.

Еще одной особенностью моей мамы были весьма своеобразные отношения с действительностью. И это еще мягко сказано.

– Ты про Уолтера Уайта[7]?

– Oui-oui[8]. И знаешь, мне кажется, он уже староват для того, чтобы скакать с флейтой наперевес.

– Так. Ты сейчас про папу? Потому что в последних сезонах сериала «Во все тяжкие» тоже творилось много всякой дичи.

– Разумеется, про твоего отца. Он так может и ногу сломать.

– Ну, – усмехнулся я, – будем надеяться.

– Он хотел взять к себе в команду юную леди, которая играла на губной гармошке, – и это был хороший выбор, потому что эта девушка одна из самых талантливых в шоу, но она предпочла парня из группы Blue. Как же я была рада!

Если маму не остановить, она может до бесконечности разговаривать о телешоу. К сожалению, тот тип под ником «нутаквот69» и его друзья из интернета никак не хотели уходить из моей головы и засели там, словно назойливые мухи, поэтому я вынужден был остановить поток маминых мыслей не самым приятным известием:

– Вчера меня опять сняли папарацци.

– Ох, малыш! Опять? Мне так жаль.

Я пожал плечами, но просто, без французских изысков.

– Ты же понимаешь, как это бывает. – В ее голосе появилась нежность, она явно пыталась приободрить меня. – Но это всего лишь буря в… маленькой рюмочке.

Эти слова заставили меня улыбнуться. Она умела насмешить.

– Знаю. Но каждый раз, когда такое происходит, даже если речь идет о каком-нибудь пустяке… мне это напоминает кое о чем.

– Ты же понимаешь, что не виноват в случившемся. То, что сделал Майлз… тут дело было даже не в тебе.

Я усмехнулся.

– Да нет, дело было исключительно во мне.

– Да, конечно, чужие поступки могут затронуть и тебя. Но то, как поступают люди, – это их выбор, и прежде всего – в отношении самих себя.

Мы оба какое-то время молчали.

– Скажи, когда-нибудь… это перестанет причинять мне боль?

– Non[9]. – Мама покачала головой. – Но ты уже не будешь придавать этому значение.

Мне хотелось поверить ей, очень хотелось. В конце концов, она была живым доказательством этих слов.

– Может, приедешь к нам в гости, mon caneton?

До ее дома было всего около часа пути, если мама или Джуди согласятся подбросить меня от центрального вокзала Эпсома (комфорт которого «Гугл» оценил аж в 1,6 звезды). Но дело было в другом: я еще мог оправдать свои звонки матери, когда со мной случалось очередное несчастье, но если бы я, в прямом смысле слова, убежал к ней под крылышко, то окончательно потерял бы уважение к самому себе.

– Нам с Джуди нравится одно новое шоу, – сказала мама таким тоном, словно хотела уговорить меня тоже присоединиться к просмотру.

– Правда?

– Да. Очень интригующее. Называется «Королевские гонки Ру Пола». Не слышал о таком? Сначала мы решили, что оно нам не понравится, так как думали, что это будут гонки на огромных грузовиках. И представь, как мы обрадовались, когда узнали, что там участвуют мужчины, которые переодеваются женщинами… почему ты смеешься?