— Закрывайте! — рявкнул Банитчи.
Промокший водитель грохнул дверцей и кинулся бегом на свое место.
— Там еще Алгини и Тано, — напомнил Брен, когда водительская дверца захлопнулась, и наклонился, чтобы поглядеть на самолет через забрызганное каплями стекло.
— Они привезут багаж, — успокоила его Чжейго. — На другой машине.
«На случай бомб», — угрюмо предположил Брен.
А водитель тем временем отпустил тормоз, включил передачу и оживленно пустился в явно стандартные словесные любезности, вроде «Добро пожаловать в Майдинги, Жемчужину Гор»; отрепетированный и обкатанный речитатив лился и лился, описывая самое благоприятное взаимное расположение гор, соответствующее счастливой космической гармонии, а также бесконечно полезное воздействие горных родников там, наверху, над озером, истинным Зеркалом Небес.
В данный момент Зеркало Небес ничего не отражало. Дождь разбивал на мелкие кусочки утонувшие образы зданий и серую пустоту за стеклом, автомобиль мчался — Брен ожидал, что они остановятся у аэровокзала и сядут на поезд до Мальгури, но фургончик пронес их мимо входов в здание — одного, второго, третьего — направляясь к проволочному забору и озеру.
— Куда мы едем? — спросил Брен, бросив встревоженный взгляд на Банитчи. «Конечно, — думал он, — Банитчи воспротивится этому странному отклонению, хотя, может быть, мы все в опасности и надо просто сидеть и держать язык за зубами…»
— Все расписано, нади, — ответила Чжейго, положив ладонь ему на колено. — Все как положено.
— Что расписано?!
Он выходил из себя. Глаза нервно метались между надвигающимся забором и ничего не выражающим лицом Чжейго, потом застыли на заборе — столкновение казалось неизбежным.
Но водитель резко повернул, как оказалось — к воротам, и те автоматически открылись перед машиной. А Чжейго ничего не ответила.
— Куда мы едем?
— Успокойтесь, — с полным хладнокровием сказал Банитчи. — Пожалуйста, примите мои заверения, нанд' пайдхи, все в полном порядке.
— Мы едем к железнодорожной станции?
— В Мальгури не проложена железная дорога. Туда ездят на автомобиле.
Вот уж никак он не ожидал, что поедет на автомобиле. Нигде не предусматривалось автомобильное сообщение между аэропортом и каким-то пунктом назначения, независимо от того, как богат пассажир: предполагалось, что общее правило — это использование ближайшей железнодорожной линии… А между Мальгури и аэропортом, оказывается, вообще нет ветки?
Фургончик, как было обозначено большими буквами прямо над водителем, принадлежал «Майдинги Аэро»… Так что, машина аэрокомпании регулярно обслуживает частных пассажиров? Но аэрокомпаниям не выдают лицензии на наземные перевозки.
Может быть, служба безопасности имеет особое разрешение. Но неужели тут настолько чрезвычайные обстоятельства?
— Мы боимся нанять автобус? — спросил он и указал на хорошо видную вывеску впереди «Майдинги Аэро».
— До Мальгури не ходит автобус.
— Но это закон. Полагается, чтобы были наемные автобусы…
Фургончик сделал резкий поворот, Брена бросило на подставленную руку Чжейго.
Чжейго похлопала его по колену, он сложил руки и снова устроился на своем месте, усевшись поглубже, стараясь собрать осколки своего достоинства и самообладания, а над головой раскатился гром.
Были места, где уровень техники не соответствовал правилам. Были места, представляющие собой экономические исключения.
Но, черт побери, только не собственные владения айчжи! Табини не в состоянии оплатить автобус? Или же автобус, идущий из аэропорта до городка Майдинги, не обслуживает поместье Мальгури, которое расположено совсем рядом? Айчжи должен показывать пример строгого следования правилам охраны окружающей среды. Кабиу. Хороший прецедент. Правильное поведение. Приличия.
Да где же, черт побери, находится это поместье, если городской автобус не может отвезти нас туда?
Под шинами заскрежетал гравий, и фургончик запрыгал по дороге, с одной стороны которой была серая пустота, а с другой — гора. Теперь дорогу никак нельзя было отнести к категории «усовершенствованных», и Брен припомнил вето одного из своих предшественников, наложенное на законопроект о прокладке шоссе до высокогорных деревень, — и свое собственное заявление перед айчжи, довольно шаткое, что такая мера «подорвет приоритет железных дорог», что прошения из горных деревень всего лишь дымовая завеса (айчжи с восторгом подхватил это выражение, когда разобрался в его смысле), прикрывающая амбиции провинций и подталкивающая провинциальных айчжи к неповиновению и бунту.
Точно такие же аргументы использовал его предшественник — Брена самого тошнило от той параноидальной логики, которую эти аргументы навязывали Табини, тошнило, так сказать, с этической точки зрения — но Табини как будто счел их абсолютно разумными с позиций атевийской логики, а пайдхи не отклонялся от аргументов своего предшественника по чисто человеческим причинам: пайдхи придерживался того, что сработало при прошлых администрациях, что было аргументировано логикой атеви — кроме тех случаев, когда он очень осторожно и тщательно подготовил изменение и провел его через совет.
И эта дорога была, очевидно, побочным продуктом той самой логики, базирующейся на вето его предшественника против системы шоссейных дорог и подпертой его собственными аргументами.
Никаких автобусов. Никакого покрытия.
Во время отпусков он катался на лыжах. Он был заядлым лыжником. На Мосфейре, на горе Аллана Томаса, ему приходилось повидать интересные дороги.
Мощеные дороги, прошу прощения. Спуск с горы на лыжах — это одно дело.
Но это…
…машина не рассчитана на горные восхождения. Она скользит на поворотах.
Он стиснул покрепче свой компьютер, чтобы не сполз в задок салона. И подумал, что мог бы, пожалуй, изменить свои рекомендации относительно предложения по негородским дорогам.
* * *
Как показалось Брену, фургончик прогрызал себе дорогу по размытому дождем гравию больше часа, завывал, оскальзывался и карабкался в гору по серпантине, плевался гравием из-под колес на поворотах. Серая мгла и бесконечный дождь залепляли окна со всех сторон, кроме одной. Фургончик лез в гору, пошатываясь и кренясь, и Брен цеплялся за сиденье свободной рукой, стискивая побелевшие пальцы, и Чжейго качалась напротив — к нему, от него, — а сбоку, и внизу, и впереди было то ли озеро Майдинги, то ли пустой воздух — он не хотел смотреть. Не хотел давать волю воображению.
Сколько времени пройдет, пока поисковые партии найдут нас, если шина соскользнет с размытой дождем обочины и мы плюхнемся в озеро?
Очередной толчок — занос.
— Господи!
Водитель испуганно глянул на него, покосившись в зеркало заднего вида, — на миг отвлекся от управления. После этого Брен намертво закрыл рот. Но тут Банитчи завел разговор с водителем — и водитель все время оглядывался на заднее сиденье, излагая свою точку зрения.
— Пожалуйста, нади! — не выдержал Брен.
Гравий сыпался за бровку дороги. Правые шины по очереди перепрыгнули промоину и чуть не соскользнули с обреза насыпи — он был в этом уверен.
И вот наконец за поворотом, на сером обрыве, за занавесью дождя открылась уходящая вверх серая массивная тень. Там поднимались каменные башни и шпили, едва различимые сквозь россыпь дождевых кристаллов на стекле, — Брен уже не мог понять, где дорога, только скрежещущий рокот гравия под колесами заставлял его верить, что машина все еще едет где положено.
— Мальгури, — произнес низкий голос Банитчи.
— Крепость сорок третьего столетия, — немедленно подхватил водитель, архитектурная жемчужина этой провинции, содержащаяся на средства из провинциальной казны, осенняя резиденция Табини-айчжи, в настоящее время вдовствующей айчжи…
Брен сидел, обхватив футляр компьютера, и смотрел, как башни в переднем окне становятся все больше и больше, как прорезаются на них детали сквозь всеобщую серость тумана, среди серости озера внизу и облаков вверху… как набирают цвет, как проступает более темная серость старого камня, а на самых верхних ярусах — поникшие, вымокшие под дождем геральдические флаги.
