Тонкий аромат липы, словно аромат вкуснейшего меда, который ешь чайной ложкой, запивая горячим чаем в саду, дурманил мою голову. Я вдыхала его снова и снова, пока от этого не стало темнеть в глазах. Жалко, что липа цветет не круглый год.

Мы с мамой частенько рвали липовые листья, и пили чай, главное, как следует промыть их от городской пыли.

Я любила лето в городе. Каждую весну, как только заканчивалась четверть, мама увозила меня за город и брала отпуск на работе. Конечно, изредка ей все равно приходилось возвращаться, чтобы сделать какие-то дела, да и просто проверить квартиру.

В городе у меня была подружка, с которой я поддерживала связь, даже когда уезжала. Машка была своеобразной девчонкой, как и я пятнадцати лет. Рыжие толстые волоски вечно попадали ей в глаза, и она очень этому возмущалась. Слегка детские пухлые щечки выдавали то, что она любила поесть. В стрессовых ситуациях Маша жевала, не переставая, а таких случаев у нее было предостаточно.

Оказавшись дома, я первым делом побежала в душ. Какое это было удовольствие – мыться не в тазах в парнике или поливаться из лейки после жаркого дня. Вода струилась бесперебойно и чуть теплые струи стекали по лицу.

В квартире ощущалась непривычная прохлада и тишина. Бросившись в объятья кровати, я растаяла.

Вечером я вышла на улицу.

Излюбленным для наших прогулок местом стал частный сектор недалеко от улицы, где мы с Машкой жили. Я ходила босиком по раскалённой дороге, чувствуя, как она обжигает ступни, а мелкие камни, случайным образом попавшие на дорогу с обочины, врезались мне в босые пятки.

Маша бурчала что-то себе под нос, уткнувшись в новенький слайдер.

– Сейчас музыку включу, – крикнула она.

– Маш, а как понять, что ты мальчику нравишься?

– Ты что влюбилась что ли? В кого это? – Машу перекосило.

– Да нет, я так просто спрашиваю, – меня терзали сомнения.

Я не знала, действительно ли влюбилась и стоит ли это рассказывать ей, но мне ужасно хотелось открыться кому-то, а в какой-то степени и похвастаться.

– Маш, а если я расскажу, ты не будешь смеяться? – такой вопрос у меня возник потому, что ей я всегда говорила, что Тарас очень самовлюбленный и влюбиться в него может только самая последняя дурочка. Теперь я чувствовала себя неудобно. Будто я и есть та самая последняя дурочка.

– Значит все-таки, влюбилась, да я сразу по тебе заметила, – хихикнула она.

Я покраснела.

– Так кто он?

Я пожала плечами, и будто сейчас провалюсь от стыда, выдавила еле – еле: Тарас, но я не уверена.

Маша рассмеялась, словно я только что рассказала ей неимоверно смешную историю. Она продолжила допрос, и я пожалела о сказанном. У нее была характерная черта следователя – допрашивать и строить предположения. Из всего, что я рассказала, она сделала вывод – виновен, то есть влюблен. Сомнений в Машиных размышлениях не было.

Через пару дней она уезжала с мамой в Анапу и потому погулять подольше у нас не получилось.

Золотистые пряди волос ее мамы то и дело играли на солнце.

– О, мама, ты уже тут!? – сказала Маша.

Я бросила печальный взгляд в Машкину сторону.

– Здравствуйте, жалко, что сегодня так мало погуляли.

– Успеете еще, Агнюш, жизнь она длинная, вы же не собираетесь ссориться? Ведь так, девчонки?

Мы с Мари переглянулись и звонко засмеялись.

– Как дела у мамы, все работает? – спросила мама Маши.

– Сейчас на работе, а вообще мы за городом, как обычно, – я покачивалась из стороны в сторону.

– А дом как, строитесь уже?

– Пока нет, – мне всегда было странно общаться с взрослыми, будто мы равны друг перед другом. Будто знаем друг друга очень давно и можем разговаривать на любые темы. Я смутилась и опустила глаза на асфальтовую дорожку возле моего подъезда.

– Ну, увидимся еще, Агния, маме привет передавай, – закончила она нашу беседу.

Я помахала вслед двум уходящим от меня фигурам.

Когда разговор заходил о Машкиной маме, я непременно вспоминала ее прекрасные кудри, будто у ангелочка, только рыжие. Они нежно спадали на ее плечи и отражали всю мягкость ее характера. Повезло Маше с мамой.

Перед сном у меня была привычка воображать себе свое будущее, иногда, будущее из снов, становилось настоящим, и я видела в этом магию. Магию воображения.

Засыпая в этот раз, я представляла себя и Тараса. Значит и правда влюбилась, подумала я уже сквозь сон.

Пуська скакала по цветному ковру с моим носком в зубах. Смешная она конечно, носок был размером почти с нее, но она отважно боролась.

По приезду в город, она быстро освоилась и нашла все самые лучшие места в квартире. Особенно ей нравилось спать на спинке моего рабочего кресла, за диваном и на моей подушке.

Пуся была больше чем кошкой, за эти пару недель она стала членом семьи.

Конечно, были у нее и пагубные привычки. Например, бывало она делала свои делишки на кровати или прямо в мои туфли. Долгое время мы не понимали почему.

Кошка росла быстро, аппетит у нее был отменный. То и дело с моим махнолапым другом случались какие-то казусы. Когда усы дверь защемит, кстати, усы у Пусьены были будто бы и не ее вовсе, длинные, в две трети кошачьего тельца. А случалось, что и сама себя в зеркале напугается.

Сначала жизнь с ней была не простой, каждые два часа приходилось отпаивать ее молочком из пипетки, Пуся сопротивлялась, мол, не буду я пить вот эту вашу гадость. Позже процесс этот затянул ее, и она стала в знак благодарности впиваться когтями в ноги, быстро перебирая лапами.

То и дело она путала мои руки с игрушками. Стоило только свесить руку с кровати во время сна и от последней грозило ничего не остаться.

Соседские коты Пуську не признавали и пытались задрать ее, поэтому наша «сильная и независимая» особа приходила то с окровавленным носом, то с изодранным боком, хотя поначалу там и выдирать-то было нечего.

И вот из совсем малюсенького котенка, которого приходилось отпаивать из пипетки, она стала превращаться в самостоятельную красивую кошку. А вместе с тем и в полноправную хозяйку дома.

Она демонстративно отказывалась есть то, что было ей не по нраву, не спала с людьми и очень избирательно подходила к дружбе.

Но все это было ничем по сравнению с тем, что я чувствовала к этому махнолапому существу, которое в порыве своей любви могло повредить тонкую кожу моего лица.

Однажды, так и случилось, в порыве нежных чувств нежная подростковая кожа носа была слизана полностью. Нос болел не меньше недели, а выглядел просто ужасно.

Я очень привязалась к ней и изредка стала называть Пусьеной Тарасовной.

Мы пробыли в городе всего пару дней. Дорога до деревни всегда была для меня целым испытанием. Только представьте, я и мама, нагруженные рюкзаками и сумками в каждой руке, к которым в этот раз еще добавилась переноска. Пуся в ней сидела не охотно и при каждой возможности просилась на руки.

Путь до вокзала был не очень близким, а после этого нужно было еще четыре часа трястись в ПАЗике. Мягкий шерстяной комочек сидел у меня на коленях и любопытно выглядывал в пыльное окно. Меня же в дороге всегда укачивало, и я засыпала.

У нас с мамой был плеер «Panasonic» с большими накладными наушниками. Я надевала наушники и погружалась в свой собственный магический мир. Мир сна.

По приезду в рабочий поселок мы снова нагружали на себя все наши тюки и продолжали свой путь. Лямки рюкзака всегда ужасно больно давили на плечи и, если не получалось переключить с них свое внимание, дорога превращалась в каторгу. Солнце палило прямо в лицо, а мчащиеся мимо машины не давали расслабиться и получать удовольствие от прогулки.

Идти приходилось по трассе. Изредка могло повезти и, проезжая мимо Веселый Молочник, который развозит доярок, мог подхватить нас.

Веселым Молочником его прозвали потому, что он всегда был веселым, не смотря на все обстоятельства, которые происходили в его жизни. Он был простодушным мужичком с густыми усами и приличным животиком.