Тарас слюнявил мой подбородок, нежно захватывая нижнюю губу. Я не понимала, как дышать. Наши губы соприкасались с каждым разом все нежнее и нежнее.
– Ты точно целовалась? – спросил он, отрываясь от меня.
Ребята все еще смотрели на нас, открыв рты от удивления.
Мы целовались очень долго, пока друзья не прервали нас. Мне даже показалась, что именно тогда я и научилась целоваться.
– Мы играть – то будем? – спросил Богдан, который явно был не в настроении.
Мы быстро доиграли партию и спустились вниз. Вдвоем.
Даша ушла домой, а Гога с Богданом о чем-то разговаривали наверху.
Он сел на диван, я стояла и смотрела на него, не понимая, что я испытываю к нему, отвращение или любовь?
Мой первый поцелуй был самым мерзким из всех вариантов, но с другой стороны я любила этого человека.
Он обхватил мои ноги и прижал к себе.
– Садись.
Я села на диван.
– На коленки садись.
– Опять? – удивленно спросила я, но села.
Он продолжал меня целовать, на часах было около двух ночи и казалось, я уже протрезвела и понимала, что я наделала.
Вниз спустились Богдан и Гога.
– Домой пошли, ребят, – фыркнул Гога.
Я встала и хотела обуть шлепки, сброшенные в неизвестном направлении, но никак не могла их найти.
Мальчики помогли мне, и мы вышли на улицу. Погода сильно переменилась, вот – вот должен был начаться дождь. Деревья качались из стороны в сторону, ветер завывал в двери пристанища.
Я попрощалась с Гогой и Богданом. Перед последним я чувствовала себя особенно неловко.
Тарас шел со мной, но провожать до дома не пошел. Мы разошлись у его калитки. С этого дня все изменилось.
30
Я вбежала в дом и растолкала маму.
– Мама, мамочка, я целовалась! – кричала я на всю комнату.
Мама потерла глаза и села на кровати.
– Поздравляю тебя, – сказала она тихо. – Ну и как?
– Ну мам, отстань! – крикнула я.
– Вот мой первый поцелуй был с моим другом, после того как мы сходили в кино. Он поцеловал меня, а я ему пощечину отвесила, – рассмеялась мама.
Я долго не могла уснуть, поэтому вышла на крыльцо, Пусьена выбежала за мной. Она будто спрашивала меня: что случилось, чему ты так радуешься?
А я отвечала ей и все рассказывала и рассказывала ей о случившемся. Она согласно мурлыкала, будто понимая, что я говорю. Будто она тоже рада.
Так мы сидели, пока не рассвело.
31
На следующий день я ждала, что будет. Я хотела, чтобы он пришел ко мне, чтобы позвал гулять или еще что-нибудь.
В обед позвонила Даша.
– Ты выйдешь?
– А Тарас пойдет? – спросила я робко.
Даша рассмеялась и сказала:
– Он тоже самое про тебя спросил.
– Так пойдет или нет?
– Он сказал, что сегодня не хочет.
– Ясно, ну ладно, я выйду.
Я не понимала, что же все – таки случилось и что это все значит? Может быть, он просто боится, что я не восприняла это всерьез или может быть ему стыдно? Мыслей было много. Гулять я пошла только для того, чтобы не думать об этом. Но так не вышло.
– Даш, а вчера вот это все совсем стремно было? – спросила я спустя пару часов.
– Обычно, а что такого? Ты так спрашиваешь, как будто первый раз целовалась.
– Да нет, что ты.
«Как будто не как будто» – думала я. Конечно в первый раз. В груди что-то щемило.
Мы бродили по улице, в клуб идти я отказалась. Я боялась снова увидеть его обстановку, вспомнить все.
На улице было пасмурно и сыро после ночного дождя. В конце концов, Даша замерзла, и мы разошлись по домам.
Войдя в комнату, я легла на кровать и с головой накрылась одеялом. Раздался громкий вой и из глаз потекли слезы. Душу рвало от боли и ненависти к себе вчерашней.
32
На последней неделе июля погода резко наладилась, и мы снова пошли купаться. Случившееся в клубе больше не обсуждалось. Мне казалось, что ничего и не было, что это был мой очередной сон. Этому противоречило то, что Богдан очень сильно изменил свое отношение ко мне.
Я как всегда сидела на мостках, рядом плавали Тарас и Богдан, с того момента их взаимоотношения тоже сильно изменились.
Даша и Гога играли на берегу в летающую тарелку.
– Пошли купаться! – крикнул Тарас.
– Я плавать не умею, – сухо ответила я в очередной раз.
Меня раздражало, что он будто забывал то, что я ему уже говорила. Будто ему абсолютно не важны слова, которые говорю я. Будто я пустое место.
– Да ладно, притворяется она, – задорил меня Богдан.
– Я не притворяюсь, я не умею плавать и это правда! – почти со злостью отвечала я.
Меньше чем через минуту, я почувствовала прикосновение чьих-то рук.
Я под водой. Мои волосы и платье из шифона подхватывает течение реки. Она мягкая и холодная, несмотря на то, что на улице стоит невыносимая жара.
Погружаясь с каждой секундой все глубже, я думаю, что меня не расстраивает происходящее, возможно еще пару дней и сама бы решилась сброситься с деревянных мостков на откосе, но сейчас я не делала этого.
Я тону и чувствую, как начинаю захлебываться. Безуспешно барахтаюсь руками и ногами в жалких попытках выбраться на поверхность. С каждой секундой я оказываюсь все глубже и глубже под водой.
В какой-то момент я натыкаюсь на чью – то руку хватаюсь за нее и этот кто – то вытаскивает меня на поверхность. Не могу открыть глаза.
– Что вы наделали!? О чем ты думал, когда толкал ее?
Гога стал извиняться то ли передо мной, то ли перед Дашей, которая всерьез кричала на него.
Открыла глаза я уже на берегу. Я лежала на горячем песке и с трудом делала вдохи. Вокруг меня столпились ребята. Все без исключения.
Мокрые тяжелые волосы ложись на плечи и лицо, будто я была рыбой, попавшей в сети. Некоторые волоски упрямо лезли в рот, из которого их никто не догадывался убрать. Мне было холодно и мерзко.
Пухлые губы никак не могли сомкнуться, потому что, я жадно глотала ртом воздух. Меня тошнило, а нос ужасно щипало от воды, которая в него попала. Глаза абсолютно ничего не видели и как стеклянные шары смотрели наверх.
– Я провожу ее, – сказал Богдан и помог мне встать. Я опиралась на его плечо, крепко вцепилась тонкими пальцами в его костлявую руку. Голова кружилась все сильнее с каждой минутой, и казалось, еще чуть-чуть и меня стошнит прямо на Богдана.
Богдан и правда проводил меня до дома, маме мы сказали, что с мостков я упала сама.
Одновременно мне было больно физически и душевно.
33
На следующий день с самого утра прибежал Гога. Он долго извинялся и говорил, что сам не знает, что на него нашло.
Я, конечно же, простила его. Но гулять вышла только к вечеру и то из – за непредвиденных обстоятельств.
В течение дня приходили и другие ребята, казалось, все возвращается на круги своя, но это было не так.
Лежа в кровати и понимая всю безвыходность своего положения, я размышляла о том, что было бы, если бы я утонула. Я не знала, что больнее смерть или любовь, которой не суждено расцвести. Сад моей души завял.
Вечером прибежали ребята, просили о помощи. Мама была против того, чтобы я куда – то шла, но убедив ее, что со мной все хорошо, я вышла на улицу.
Был вечер, темнело уже довольно быстро. В девять уже было темно. С машины родителей Тараса кто – то снял значок. Мы сразу заподозрили психа, и пошли искать его.
Почему я вышла, спросите вы? Потому что любила и каждая минута, проведенная рядом, была дорога для меня. Даже та, в которую я была для него никем.
Мы искали долго, пока не увидели убегающего мужчину. Мужчина этот был соседом Тараса. Все в деревне знали, что у него проблемы с головой. Воровал значки с машин он уже не впервые.
Мы бежали за ним, мне бежать было сложно. Богдан, заметив это, крикнул ребятам: Мы подождем вас здесь, возвращайтесь. Те бросились что есть мочи и догнали вора.