Ликвидировать этот "урановый завал" вызвались добровольцы подводники, которых возглавил преподаватель кафедры радиационной безопасности Учебного центра капитан 1-го ранга Владимир Булыгин. Он и его люди с помощью лебедок, а порой и руками вытаскивали "фонящие" ТВЭЛы из осушенного бассейна и перегружали их в ячейки бетонных кубов, поставленных в кузовах мощнейших БелАЗов. Чудом избежали переоблучения, но "дозы схватили". Опаснейший очаг ликвидировали. Капитану 1-го ранга Булыгину вручили Золотую Звезду Героя, остальные получили ордена и цветные телевизоры. По прихоти истории именно ликвидатор Булыгин стал последним Героем вскоре рухнувшего Советского Союза, живым, то есть не награжденным посмертно, Героем. Живет он и ныне под Петербургом - в поселке атомщиков - в Сосновом Бору. Честь и слава ему за неведомый миру подвиг. Но не дай бог, если в Рослякове, куда планируют поставить "Курск", снова потребуются герои-добровольцы. Они, конечно же, найдутся, но доколе испытывать судьбу?
Как ни странно, но представители Госатомнадзора Норвегии выказали уверенность в экологической безопасности подъема затонувшей атомарины. "У нас нет оснований не доверять информации наших российских коллег, - заявили они, - тем более что результаты мониторинга, который самостоятельно проводили норвежские экологи, подтвердили их данные".
Тем не менее в сентябре в Рослякове прошли учения по защите населения поселка в случае радиационной опасности. В Мурманске в аптеках повысился спрос на йодосодержащие препараты...
И вот этот день наступил: в ночь с 6 на 7 октября 2001 года мощное усилие 26 домкратов-подъемников оторвало атомарину от грунта. Это произошло неожиданно легко - без ожидавшегося присоса к глинистому грунту. "Курск" приподняли сначала на четыре метра... В эти минуты люди на борту "Петра Великого" не сдерживали слез. Обнимались все, понимая, ч т о они победили...
Кортеж
...Мир не знал такой похоронной процессии - ни по грандиозности действа, ни по скорби не было ничего подобного за всю историю мореплавания. Баржа-катафалк несла под собою братский стальной гроб, в котором пребывали около сотни тел погибших подводников... Приспустив флаг, её эскортировал тяжелый атомный ракетный крейсер. Впереди шел малый противолодочный корабль, который промерял глубины и был готов к любым неожиданностям на пути каравана, за ним - мощнейший морской буксир впрягал табун всех своих лошадиных сил в стальные "постромки". В шлейфе кильватерного следа следовало гидрографическое судно, ведя радиационные замеры. Весь этот кортеж двигался медленно-медленно, как и подобало печальному шествию.
Если бы лучшие церемониймейстеры мира сочиняли ритуал к подобному случаю, и то бы не получилось так, как вышло по жизни, - строго, скорбно, величественно.
А море сияло небесной голубизной. Море вернуло "Курск", простив людям все их просчеты и проволочки, и от грунта отпустило, и злые осенние штормы попридержало, и даже дельфинов на прощание прислало. Они появились там, где их никогда не было, - в районе гибели атомной подлодки. Туда же, на опустевшее ложе поднятой атомарины, с борта экспедиционного судна "Майо" была опущена мраморная плита в память тех, кто здесь погиб и кто провел уникальную судоподъемную операцию...
Есть нечто жутковатое в том, когда машины начинают копировать не движения даже, а поведение людей: вот одна из них принимает в свои объятия мертвого собрата и передает его на железные длани третьей. Именно так выглядела "драма", разыгранная погибшей атомариной, баржей-транспортировщицей и доком.
Буксировочный ордер медленно входил в створы Кольского залива. Под днищем баржи-гиганта пребывал пока в родной стихии обезображенный "Курск"; он словно стыдился показать миру свое страшное увечье. Так было во сне одной из вдов подводников, Ольги Колесниковой: "Я знаю, что он вернулся домой и где-то прячется. Я ему - Митя, но ведь ты же где-то здесь, выходи! А он мне - не могу, ты испугаешься..."
По оба берега Кольского залива стояли люди с биноклями и без. Они молча вглядывались в бесшумный издали и почти бездвижный караван, будто тщились разглядеть в глубине синих вод черное тело подводного крейсера или хотя бы его рубку в проеме баржи "Гигант"-4. И все города и городки с восточного и западного побережий залива - Полярный и Горячие Ручьи, Североморск, и Росляково - безмолвно отдавали честь тем, кто возвращался домой на щите.
"Ку-урс-ск" - выл и свистел ветер во всех антеннах и штагах. Траурный эскорт медленно проследовал мимо кораблей эскадры, застывших у пирсов, мимо геройской и не в пример счастливой подводной лодки К-21, навечно поднятой на постамент, мимо белого особняка штаба Северного флота на вершине сопки. И мало кто знал ( в штабе-то знали), что самую острую боль в своем сердце таил сейчас только один человек. Он стоял на мостике тяжелого атомного крейсера "Петр Великий" - капитан 1-го ранга Владимир Гелетин. Тело его сына - капитан-лейтенанта Бориса Гелетина покоилось во втором отсеке "Курска". И если отрешиться от глыб военного - корабельного - металла, морских глубин и скал вокруг, то все было предельно просто и издревле горестно: отец вез мертвого сына домой. В позапрошлом августе он провожал его в море. Еще раньше - в июле - Гелетин хоронил своего четырехлетнего внука (сына Бориса), умершего от неизлечимой болезни. Есть ли предел ударам судьбы? И какова мера стойкости человека? Капитан 1-го ранга Владимир Гелетин - живой ответ на все эти жестокие вопросы...
Итак, "Курск" вернулся... Он долго ждал разрешения на вход в росляковский плавучий док.
Когда-то именно там началась и моя флотская служба - подводная лодка, на которую я был назначен, стояла именно в этом ПД-50. Кто мог подумать тогда, что сюда же встанет и атомный подводный крейсер К-141? Кто мог подумать, что "непотопляемая" атомарина в считанные минуты рухнет на грунт? Как часто мы восклицаем теперь это почти риторическое - "кто бы мог подумать?!". Но жизнь заставляет думать, заставляет предвидеть самое невероятное. Удары по нью-йоркским небоскребам тому ещё один печальный повод.
В те дни, когда решалась судьба подъема "Курска", на кольских брегах тихо и скромно отмечалась пятнадцатилетняя годовщина гибели в Саргассовом море атомохода К-219. Последнее время, увы, годовщины своих катастроф мы отмечаем чаще, чем дни праздников.
За накрытыми столами сидели те, кто едва не повторил судьбу экипажа "Курска"... Тридцать четыре подводника с К-219 во главе со своим былым командиром капитаном 1-го ранга Игорем Британовым приехали в Гаджиево, из которого когда-то уходили в свой последний поход. Несмотря на предельную занятость, командующий Северным флотом адмирал В. Попов сумел выкроить час, чтобы побывать на товарищеском вечере. В те далекие и тревожные дни его подводная лодка находилась в соседнем районе. Капитан 2-го ранга Попов попытался прийти на помощь К-219, но аварийная ситуация развивалась быстрее, чем ожидалось. Игорь Британов сделал все, чтобы спасти своих людей. На этом вечере жена одного из офицеров, Татьяна Кретова, расцеловала Британова:
- Спасибо вам, что мы не вдовы!
Адмирал Попов вручил командиру, пережившему суровую опалу, наградной кортик. Разумеется, речь зашла и о "Курске".
- За все эти 14 месяцев, которые прошли со дня трагедии, мы не получили от подводников ни одного рапорта о списании на берег, - сказал командующий Северным флотом. - Более того, офицеры надводных кораблей просят о переводе на подводные лодки. Военкоматы забиты письмами - "хочу служить в подводном флоте!". И это при всем при том, что подводники сегодня лишены почти всех льгот, которые были у них в прежние времена. Дух сегодня таков, что даже если кончатся корабли, пойдем в арсеналы, разобьем ящики, достанем винтовки, снимем смазку и будем служить, как наши прадеды.
Работы по подъему "Курска" ни на один день не прервали плановую боевую подготовку флота. Подводные лодки как выходили, так и выходят в море. Вот и сейчас они там.
