– Решила, что сможешь заработать здесь «лёгких» денег?

Янг пожала плечами, продолжая смотреть преподавателю в глаза.

– Что ж, я таки дам тебе возможность их отработать.

Томас полз к ней навстречу по мягкому и шелковому ложу, нащупывая кожаный ремень, пытаясь расстегнуть его и грубую брючную пуговицу. Всё, что он сейчас видел, это обнажённые девичьи ноги и покрывальце, которое здесь было лишним. Испуганное тельце сжалось, по инерции отодвигаясь назад.

– Что такое? Триста фунтов на дороге не валяются, Янг! Зачем работать головой, если можно час поработать отверстиями, да?

Шульман навалился на хрупкое тело, опустив голову на её плечо, утыкаясь густой бородой и пухлыми губами в нежную шею, ощущая зверское головокружение, как после морфина со времен войны. Сухие пальцы скользнули по правому бедру, которое дико задрожало. Сладкий запах духов пьянил его.

– Вы блефуете… – прошипела девушка, ощущая горячее дыхание в шею и больше ничего. Том не двигался, замерев в одной позе.

– Либо ты смелая, либо глупая. И я не знаю, что из этого хуже, – пробормотал он, продолжая дышать ей в ухо, – Я чувствую, как ты дрожишь, как дрожит твой голос, – Шульман отпрянул, толкнув девушку в грудь, от чего та упала спиной на кровать, возмущённо осматриваясь.

«Дура!» – подумал он, надевая рубашку, пытаясь со злостью застегнуть манжеты рукавов.

– Пойми, лёгких денег не бывает, – Томас осознавал, что снова лезет в её жизнь, напрашиваясь быть вновь облитым чаем. Он не знал, зачем сейчас допытывался до неё, ведь проще было оставить девчонку на растерзание кого-нибудь другого. Лишь бы его всё это не касалось, но какой-то отцовский инстинкт не позволял ему развернуться и уйти.

– Бросаться из крайности в крайность – не выход даже в самой сложной ситуации, – бормотал он, не поднимая взор на девушку, что продолжала сидеть в углу кровати, проливая солёные слезы. Капли падали на серый шёлк, медленно впитывая воду, растекаясь по волокнам ткани.

– А что тогда выход, мистер Шульман? – Лили уткнулась в стену, роняя прозрачные капли с абсолютно безразличным лицом, на которое Томас внимательно посмотрел, услышав свое имя, – И есть ли вообще выход? Нас рождают на свет для вечного скитания по несбывшимся надеждам, заставляя жить в собственном мире под названием «Разочарование».

Мужчина нервно почесал бороду, скривив нижнюю губу, а после повернулся к ней, осматривая осунувшееся лицо, длинную шею и бледные плечи. Левая рука лежала на груди, поверх ткани, скрывая её несовершенства. – Шульман вздохнул, делая ещё одно движение, чтобы приблизиться к студентке на расстояние вытянутой руки, убирая русые волосы с влажного лица за ухо.

– Послушай, ты очень запустила учёбу, – он смотрел в её карие глаза, читая безысходность в чёрных зрачках, – Я хочу, чтобы ты поборола свой юношеский максимализм и взялась за ум.

– Для чего? – спросила Лили, продолжая равнодушно по отношению к Томасу буровить стену, – Жизнь – метание, затяжной вздох от рождения и до смерти.

Мужчина ухмыльнулся, слушая её рассуждения.

– Я думаю, образование, диплом и хорошая работа позволили бы тебе метаться меньше. Вот увидишь, и вздох станет более облегчённым.

Лили слабо улыбнулась, заражая этим и еврея.

– Одевайся, мой водитель увезет тебя домой.

Шульман встал с постели, утыкаясь в собственные часы, с мнимым интересом рассматривая циферблат, пока за спиной юная девушка в спешке натягивала платье.

– Вот, – буркнула она, подходя к мужчине, протягивая три сотенных купюры, – Возьмите назад. Я не заработала.

Том вскинул брови:

– И здорово! – ухмыльнулся он, обнажая кривые и белые зубы, но заметив всю серьёзность девушки тут же добавил, – Оставь себе и приходи уже в колледж!

Томас Шульман привычно стоял у доски, проклиная ноющую боль в ноге, что-то расписывая на доске и нервно поглядывая сначала на часы, а затем на пустое место, которое обычно занимала Лили. С момента их разговора они не виделись неделю, ведь Шульман был в колледже лишь по вторникам, а всё остальные дни он трудился в своём баре и читал Тору. Именно эта священная книга одарила его терпением и сдержанностью к девушке в тот момент, когда она была перед ним как на ладони в чём мать родила. Лили как будто без слов требовала от Тома соблюдения всех заповедей, запрещающих исполнение определённых действий, или же предписывающих исполнение этих самых действий. Девушка не меняла его в лучшую сторону, а лишь открывала новые черты, расширяла его границы. Но устройство Томаса оставалось прежним, потому что он был и оставался – частью лондонской банды евреев, которую крыл самым отборным матом, и это никуда не могло деться.

Шульман стал ещё больше о ней думать, вчитываясь в Тору, бегая глазами по ивриту, словно искал в этой книге ответы на свои вопросы. В его голове сталкивались противоречия, ведь она была христианкой, а он – иудей; она – студентка, он – преподаватель; она – совсем юная, а он уже зрелый и повидавший жизнь. Разные веры, разные взгляды, разные ценности и ничего общего. Том – спокойный и рассудительный, а Лили – буйная и импульсивная, живущая чувствами и эмоциями. Переступив порог её дома, он не мог не заметить чистоты, уюта и комфорта. Вкусная еда, благоприятная обстановка и наличие воспитания у неё и младших детей подбрасывали новую почву для размышлений. Но… всё время появлялось какое-то «но». Мужчина сел на место, поглядывая на часы, что болтались на тонкой золотой цепочке. Задумчивое и хмурое лицо пробежалось по классу, который казался пустым без одной, такой нужной ему студентки. Внезапно старая и скрипучая дверь распахнулась, а в кабинет параллельно со звонком влетела Янг, виновато и разочаровано встав у входа. «Блин, какая-то минута!» – пронеслось в её голове, пока она искала оправдание своему опозданию. Мисс Янг открыла было рот, но мистер Шульман довольно махнул рукой, чтобы та поскорее заняла своё место.

– Указкой бить не буду, мисс Янг, – Лили смущённо улыбнулась, вытаскивая из сумки нужные книги, тетрадь и карандаш.

Томас встал с места, начиная занятие с приветствия и привычного списка отсутствующих, которых сегодня не оказалось. Дальше всё снова по отработанному сценарию: чтение произведения, обсуждение и написание короткого сочинения-рассуждения. Только вот снова произошла не состыковка между мнениями учителя и ученицы.

– Большое значение в литературе всегда отдавалось жертвенности любви, дамы. Ни одно произведение не упускает эту сюжетную линию, – на последний парте кто-то зевнул и хмыкнул, – Янг? – вопросительно буркнул мужчина, заметив вскинутую руку.

– Мне кажется, всё это гораздо проще, чем мы думаем.

– То есть? – обернулся Шульман, поправив набок волосы.

– Это лишь красивые сказки, которые противостоят реальности. Он втирает ей о вечной любви, но после получения желаемого, что происходит? – спросила саму себя девушка, что-то рисуя карандашом на столе, изредка посматривая на заинтересованного и готового слушать Тома.

– Хватит ходить вокруг да около, Янг. Может тебе встать на моё место?

– Вы меня приглашаете?

– Я настаиваю, – учитель сел на место, наблюдая за тем как девушка быстро подошла к доске, сверкнув бордовым и потрепанным сарафаном, под которым была белая блузка, и, обернувшись, взволнованно прочистила горло.

– Как можно вообще относится с состраданием к этой девушке? Что направляло её разум? Чувства и вера в то, чего нет?

Том хмыкнул, сложив на столе руки:

– Нет? Ты не можешь знать наверняка!

– Послушайте, никто не хочет видеть в нас душевную красоту, и всё стекается к телу, разве не так? – Лили развела руками, – Ведь героиня перестала быть интересна мужчине после сближения, не так ли, мистер Шульман?

«Если бы всё стекалось к телу, то ты бы здесь уже не стояла» – учитель устало поджал губы, вспоминая их короткую, но эпичную встречу в борделе. Не будь у него желание рассмотреть её внутренний мир, то он бы поддался похоти и разврату, и, возможно, Лили рассуждала бы иначе?