– Томми, можно не домой, пожалуйста! – взмолилась она, не желая скучать в своей комнате. Учиться и корпеть над латынью было больше не надо, поэтому Том поцеловал её в макушку и одобрительно промычал.

Том и Лили подъехали к бару, где он хотел было вернуться к своим мужским делам. Девчонка вылезла из машины, прячась за его широкой спиной.

– Так, мне надо немножко поработать. А ты пока погуляй по заведению, послушай хорошую музыку. Ничего не трогай! – предупредил еврей девушку, поправляя её кардиган, сплавляя любознательную почемучку под ответственность Исаака. Полчаса тишины и покоя, пока Томас разбирал свои документы, проверяя и перепроверяя каждый договор о поставке. Ахмет Озан – его бывший друг и просто вычурный урод, нарисовался очень кстати. Еврей встал с места, направляясь к нему навстречу, ведь ублюдка надо сопроводить. Том знал, что он настырно закрывает магазины и заведения, где он продаёт свои наркотики. Ахмет делал свое дело тихо, молча и исподтишка. «И для чего я тогда делаю эту дрянь, а? Чтобы какие-то недоделки вроде него мешали мне продавать?»

От недостатка гормона «радости» Томас был буквально на взводе, так же как и пистолет, что мирно торчал за пазухой его рубашки. Ахмет уже ждал Шульмана в своей светлой шляпе и таком же костюме-тройке, с короткой бородкой козленка. Вся его турецкая сущность и натура напоминала еврею педика эпохи возрождения, мать его! Даже Лили, даже она не залезла бы на этого женоподобного прохиндея, в котором ну априори не может быть мужика, как и яиц.

Мистер Шульман приблизился к нему, надменно и вопросительно глянув в бледную рожу, собираясь сказать пару ласковых, но всех оглушил девичий визг.

– Стоять всем здесь! – буркнул Том, узнав голос и бросившись в его сторону.

Лили стояла с обожжёнными руками, изнывая от жгучей боли.Мужчина подлетел к ней, опуская руки под ледяной кран, умывая, к счастью, целое девичье лицо.

– ЧТО Я ТЕБЕ СКАЗАЛ, А? О ЧЁМ Я ТЕБЯ ПРОСИЛ? – проорал Том так, что вздрогнул весь персонал и моментально затих, силой удерживая красные руки под водой.

– А ТЫ ЧЕГО ДЕЛАЛ? – обратился Томас к Исааку, который испугался больше Лили, зная что еврей еврей оторвет ему голову первому, – ТЫ ЧЕГО ДЕЛАЛ? КТО ЕЁ ВООБЩЕ ПОДПУСТИЛ К ОБОРУДОВАНИЮ?! – Шульман обратился ко всем, заметив молча стоящего за спиной Ахмета Озана.

– Я ходил отлить.

– Отлить? – спросил Шульман, – Отлить? А, ну тогда извини, дружок! Это ОХРЕНИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА!

Лили молча плакала, покраснев и опухнув, вытаскивая руки из ведра с ледяной водой.

– Прости меня, инвалид ты наш! – Лили высунула руку со словами больно, на которой тут же появился мелкий пузырёк, – ТЕРПИ! – гаркнул Том, возвращая внимание к Исааку, окончательно забив на Ахмета, – Такая ялда действительно порок и веская причина, а?

– Долго мне тут смотреть на ваши семейные разборки? – вмешался Озан, раскрыв свой хлебальник.

– Ты что, бля, в глаза долбишься, урод? Не видишь, девушка руки обожгла! ЕСЛИ ЕЙ НЕ ПОМОЧЬ, ОНА БУДЕТ ОТКРЫТЫМИ РАНАМИ ЗИЯТЬ ЧЕРЕЗ ЧАС!

Ахмет нервно цокнул, набираясь терпения, закатив глаза:

– Найдёшь себе новую раб-силу, – проговорил он, стараясь не лезть на рожон.

– Я себе и нового недоделка, что перекрывает мне воздух, найду!

Мужчины сцепились, но бить друг друга никто не хотел, ведь ещё месяц назад они сотрудничали, что называется, не разлей вода. После его выходки с подставой, где погибли шестнадцать парней Шульмана, половина из которых даже не успела жениться, а тем более завести детей. На этом их дружба резко прекратилась. Еврейский народ и так поголовно истребляли, а тут погибли совсем молодые. Скрепя сердце, Том усмирил гнев, подняв под руки девчонку, провожая её и гостя в свой кабинет.

Они вошли, и Томас Шульман вынул из шкафа аптечку с бинтами и мазями. Ахмет по-хозяйски расселся напротив стола, пока его конвоиры сидели на кожаном бордовом диванчике. Еврей забинтовывал ладони, раздражаясь от каждой падающей слезинки и тихого всхлипывания.

– Хорошие девочки не плачут, – съязвил Озан, – Или ты плохая? Лили тут же метнула искрометный взгляд, прыснув своим бабским ядом, забыв про слёзы:

– Не знаю. Спроси об этом у своего папаши… – буркнула она, и Том беспомощно рассмеялся, заметив реакцию Ахмета, который на мгновение нахмурился, затем набычился и в итоге глупо заулыбался.

Вообще, с такими как Шульман и Озан шутки плохи. Если бы он не знал Томаса достаточно хорошо, то вышиб ей мозг прям тут, на новом столе. И если бы ему был невыгоден еврей, то он пришил бы уже двоих и всё на том же столе.

– Ты знаешь, кто я? Я – Ахмет Озан!

Лили было без разницы, чему Шульман мог позавидовать. Она не знала ни его самого, ни Остина, ни Озана, ни других криминальных группировок с их охранено известными фамилиями.

– Мне как-то наплевать… – прошипела она сквозь зубы, но Томас её тут же прервал, случайно, сорвав с языка.

– Еврейской девушке таки стоит вести себя более скромно, да?

Через десять минут машина увезла девушку домой, а Томас вернулся к работе. Да, она надулась, обиделась и уже проклинает еврея всеми известными ей способами, чертыхала и шила куклу Вуду. Но Тому было на это всё равно. В этом мире он сам сделал себя, свой бизнес и свою судьбу. А также он делал под себя и Лили, потому что он Томас Шульман.

– Итак, чего ты припёрся? Хочешь вести со мной херовые дела и губить моих людей? Хер там плавал, Ахмед! Я знаю тебя с горшка, ты тот ещё прохвост!

– Нет, Том. Я принёс свои извинения. – Озан швырнул еврею конверт с деньгами. Шульман не притронулся.

– Во сколько ты оценил их? – спросил Томас с издевкой, не поднимая взгляда на конверт.

– Пятнадцать тысяч, ровно. Этого хватит, чтобы зарыть топор войны?

После чёрной полосы обязательно наступит белая. И если же она не наступает, то её можно насыпать на стол и пройтись, наконец. Вопрос в том, станет ли от этого легче? Но Шульман, как истинный иудей, никогда не опустился бы до подобной безысходности. Наркотики, алкоголь и распутные сучки – удел слабых. Но и сильным постоянно быть невозможно. Он сидел в своём кабинете, прикрыв глаза пальцами, слушая предложение Чарли Остина о том, чтобы ещё несколько людей пришли в его бар, ведь Озан по-прежнему ставил ему палки в колёса. Один день хуже другого.

– Что ты имеешь в виду, Чарли? Я не хочу начинать войну с турками! Ист-Энд в опасности быть опрокинутым! Лидеры групп, их беременные жены и дети погибнут! Слишком много крови. Доброе гребаное утро! – Его пальцы потянулись к алкоголю, передавая Чарли неоткрытую бутылку виски.

– Такова жизнь. Это бизнес. – Чарли закончил свою гребаную серенаду.

Томас сейчас метался из угла в угол. Да, он оказался между двух очень выгодных ему огней. Он, само собой, руководствовался правилом: «Обмануть нееврея – это святость», поэтому и ходил по этому свету и обманывал всех ради собственной выгоды. Не будь Том таким лжецом, то ничего бы у него сейчас не было. Сотрудничать с Остином и сотрудничать с Озаном одновременно? Это как шлюхе садится на два члена одновременно, и делать вид что всё в порядке, симулируя удовольствие, пока эти самые органы больше трутся друг об друга, чем о нужные им стенки. С другой стороны – это двойная выгода, которая волновала Тома сейчас больше всего.

– Черт побери! Я порезал палец! – Сказал Чарли, прижимая его к губам, задев едва сколотое горлышко бутылки, откупорив её.

– Что у тебя за кровь? Менструальная что ли? – Томас усмехнулся, осматривая бутылку, но Чарли шутки не оценил, продолжая сверлить еврея взглядом. Ох уж эти стеклянные глаза, пустые и какие-то мрачные.

Единственной отрадой после паршивого дня для Шульмана обычно была Лили и её объятия, в которые он утыкался как маленький мальчик, оставалось только обоссаться в штаны. Но и она не разговаривала со ним уже почти неделю. «Ты на меня накричал!» – пропищала она в трубку после его двадцать четвёртого звонка. Конечно, он на неёнакричал, потому что Лили сделала то, что Том запретил. Пошла напором и получила своё.