Приезд же Вице-Канцлера, легенды повстанческого движения, ближайшего друга Канцлера Спотлера и вероятнее всего, его преемника на следующих выборах, был явно неспроста. Неужели что-то назревает? Неужели НАКОНЕЦ-ТО что-то назревает! Мысль эта не оставляла Торна с самого первого момента их встречи. «Нет, – размышлял про себя Бен, – этот парень не прост. Он не похож на всех этих безвольных и обрюзгших слюнтяев из Совета Лордов. И если уж он приехал, значит стоит ждать перемен».

Блойд Гут в продолжение всей ознакомительной экскурсии по Крепости преимущественно молчал. Но взгляд его не был взглядом праздного туриста. Он цеплялся то за одни, то за другие детали, словно примеряясь к чему-то, соотнося увиденное с тайными, одному ему известными мыслями. Его мало интересовала история создания Крепости. Похоже, он знал ее не хуже самого коменданта. Не занимали его и забавные случаи из жизни гарнизона, которыми Бен Торн обильно сдабривал свое повествование. А справедливости ради, надо сказать, что делал он это мастерски, не хуже любого артиста столичного королевского театра (королевским его продолжали называть даже после того, как Эссентеррия перестала быть королевством).

Зато искренний и неподдельный интерес вызывали у Блойда сухие данные о расположении и площади помещений, толщине стен – внешних и внутренних, расположении казарм, устройстве проходов и сообщений в крепостных стенах, о существующих системах замков и запоров, количестве и материале дверей, устройстве отхожих мест, коммуникаций, водоснабжения и водоотведения, гарнизонной кухни и лазарета и прочих скучных, с точки зрения коменданта, вещах.

– Что скажете, господин Гут? – спросил Торн, когда они, закончив осмотр, расположились в удобных креслах просторного комендантского кабинета с бутылочкой лучшего эссентеррийского бренди.

– Блойд. Называйте меня просто Блойд. Нам с вами предстоит терпеть друг друга ближайшие несколько месяцев. Поэтому я бы предпочел, чтобы между нами сразу сложились теплые дружеские отношения. А как мы можем подружиться, если вы все время будете называть меня господином Гутом, – Блойд дружелюбно улыбнулся коменданту и потянулся к нему своим бокалом. Чистый хрустальный звон наполнил кабинет.

– Черт возьми, Блойд. Я чертовски польщен. Видит Бог, вы мне симпатичны. Сразу видно, что вы не из тех слизней, которые всю жизнь только и делают, что делят чужие деньги и заседают в Совете. Похоже, жизнь вас изрядно потрепала. Вы можете рассчитывать на мою искреннюю дружбу. И уж конечно, я для вас просто Бен, старина Бен.

Они снова чокнулись. Старый благородный бренди, оставив приятное послевкусие, уже начал свое путешествие по венам и артериям к самым отдаленным капиллярам, наполняя все тело, каждый его уголок приятным теплом и негой.

– Хороший бренди, – умиротворенно промолвил Блойд.

– Хм, хороший… Он не просто хороший, а лучший! Лучший во всей Эссентеррии! Уж поверьте, я знаю в этом толк. Что еще прикажете делать в этой забытой всеми богами дыре, куда даже птицы не залетают? Вот и дегустирую всякое пойло, – Торн разом осушил свой бокал и вновь наполнил его, не забыв при этом обновить содержимое и бокала Вице-Канцлера.

– Но все-таки, Блойд, давайте начистоту. Вы заставили черствое солдатское сердце биться быстрее. Признаться, я измучил себя догадками, что бы значил ваш приезд. И провалиться мне на этом самом месте, если в мою пустую голову пришла хоть одна стоящая мысль. Зачем вы здесь, Блойд? И какому событию я обязан удовольствием общения с Вами в ближайшие месяцы? Я правда искренне рад, что мне будет с кем скоротать несколько десятков вечеров и изрядно потрепать мой винный погреб. Но черт возьми, какова ваша цель? И чем я смогу послужить вам, Блойд?

– Не мне, старина Бен, не мне, а своей стране. Настало время послужить ей не словом, а делом!

– Неужели… – Торн аж привстал, пораженный страшной и одновременно пьянящей любого настоящего солдата догадкой. – Неужели будет война?

– Хм. Да, пожалуй, это действительно война, и считайте, что она уже в самом разгаре. И в этой войне у вас особая, очень важная миссия. Да, да, не удивляйтесь, война действительно идет. На нас, слава Богу, пока никто не напал извне. Эта война внутренняя. Разные, очень разные силы стремятся растерзать Эссентеррию, развалить ее на куски, уничтожить все завоеванное нами таким трудом. Есть люди, которые с искусством паука плетут хитроумные сети заговоров и интриг. И главное, не всегда ясно, кто в этой войне друг, а кто враг, кто на твоей стороне, а кто спит и видит, как бы скорее вогнать последний гвоздь в крышку твоего гроба.

– Черт побери, Блойд, не забывайте, что вы говорите не с членом Высшего Совета, а с простым солдатом. Я так ничего и не понял из того, что вы сказали. Мы болтаем уже битые полчаса, но туман в моей голове стал только гуще. Может, виноват этот волшебный бренди, а может, просто моя черепная коробка создана исключительно для команд, а не для пространных умозаключений. Так выстрелите в нее наконец простой и понятной для меня командой!

– Хорошо, Бен. Я приехал сюда по поручению Канцлера, чтобы вместе с вами перестроить Крепость. Точнее, несколько ее переоборудовать.

Бен искренне рассмеялся.

– При всем уважении к Высшему Совету, Канцлеру и к вам лично, Блойд, неужели вы думаете, что Крепость можно хоть как-нибудь улучшить? Это самое совершенное оборонительное сооружение в нашем грешном мире! Верните назад все настенные орудия, и ни один враг не сможет пробиться внутрь Крепости! Слышите, Блойд, ни один! Будь он даже самим дьяволом во плоти и собери он хоть весь флот всех морей под всеми флагами мира! Никогда никому не проникнуть в Крепость, если только сам старина Бен этого не пожелает! А я, будьте уверены, уж точно этого не пожелаю.

– Я верю в вашу искренность, Бен. И я абсолютно уверен, что Крепость не взять штурмом. Но у нас с вами другая задача.

– Какая, черт возьми? – комендант извелся в нетерпении, силясь хоть что-нибудь понять.

Блойд снова дружески улыбнулся, всем своим видом успокаивая собеседника.

– Вы слишком часто поминаете черта, Бен! Не стоит, поберегите себя от него. А я постараюсь вас дольше не мучать. Крепость нельзя захватить извне. Это факт, не подлежащий сомнению. Но наша с вами задача сделать так, чтобы она стала столь же неприступна и изнутри. Другими словами, чтобы из нее невозможно было выбраться наружу.

Блойд влил в себя остатки бренди из бокала и испытующе посмотрел на коменданта. На лице последнего застыло искреннее недоумение. Где-то там в глубине, за высоким морщинистым лбом Бена шел активный мыслительный процесс, который пока не привел к каким-либо более или менее вразумительным выводам. Торн медленно посмотрел сначала на остатки бренди в бутылке, затем на Гута, стараясь понять, то ли алкоголь размягчил мозг собеседника, то ли он просто сумасшедший и возлияния здесь ни при чем. Тоном врача психиатрической клиники, беседующего с пациентом, Бен промолвил:

– Простите меня, господин Гут! Видимо, алкоголь притупил мой слух и замедлил мои мысли. Я правильно понял то, что вы сейчас сказали? Вы хотите сделать Крепость неприступной изнутри?

– Именно так, дружище, именно так!

– Но зачем, черт побери? Кому это понадобилось? Ведь для того, чтобы не выпустить врага из Крепости, его надо туда впустить! А это невозможно, вы сами минуту назад с этим согласились!

– Я согласился с тем, что взять Крепость штурмом невозможно. Враг действительно не сможет силой зайти в Крепость. Но этого и не требуется. Мы сами его туда поместим. Точнее их, так как врагов у Эссентеррии хватает. А ваша задача, Бен, сделать так, чтобы у них не было ни малейшего шанса выбраться наружу.

– Ааа… Постойте, постойте, – до Бена стал доходить смысл сказанных Блойдом слов. И по мере осознания их сути лицо Торна багровело, наливаясь кровью. Он с негодованием швырнул недопитый бокал в стену. Осколки шрапнелью разлетелись по кабинету. Но комендант не обращал ни малейшего внимания ни на осколки, ни на темное пятно, оставшееся на стене от разбитого бокала. Он всем своим могучим телом навис над Блойдом, последними усилиями воли сдерживая праведный гнев.