Со всех сторон остров был окружен рифовым кольцом. Оно было настолько плотным, что нечего было и думать подойти к острову не только на большом военном корабле, но даже и на крохотном рыбацком суденышке. Любое корабельное брюхо неминуемо было бы вспорото торчащими из воды, а иногда и скрытыми от глаз подводными рифами. Лишь с южной стороны кольцо разрывалось, образуя неширокий проход, по которому к острову и подходили корабли. А подходили они затем, чтобы пополнить запасы пресной воды из бившего в самом центре острова источника или переждать волнение на море в тихой, образованной рифовым кольцом бухте.

Лишить противника доступа к источнику питьевой воды и прибежищу во время штормов показалось Григу Второму очень заманчивой идеей, и он решил строить на острове крепость. Сведущие люди пытались было высказать сомнения относительно разумности такого шага, но лишь вызвали тем самым очередной приступ ярости сумасбродного монарха. Словно назло своим оппонентам, он решил построить не просто крепость, а Крепость с большой буквы, Крепость, какой еще не знала Эссентеррия. И ее построили. Правда, самому Григу Второму, увы, так и не довелось увидеть воплощение своего замысла, поскольку строительство продолжалось более ста лет.

Крепость заняла весь остров, подступив своими могучими стенами к самой кромке прибрежных скал. Местами стены буквально вырастали из морской пены, местами их отделяла от воды узкая, не больше одного-двух метров, полоска первобытных скал. С высоты птичьего полета Крепость представляла собой слегка вытянутый с запада на восток шестиугольник. В каждом из шести углов над крепостными стенами возвышались сторожевые башни. Еще две дополнительные башни охраняли массивные ворота Крепости с южной ее стороны. От ворот по направлению к единственному разрыву рифового кольца тянулся плавучий пирс.

Создатель Крепости, по-видимому, в совершенстве владел искусством фортификации. Многометровую толщь стен, которые казались естественным продолжением вздымающихся из воды скал, не могло бы пробить ни одно осадное орудие. Рифовое кольцо служило естественной и непреодолимой преградой для подхода вражеских кораблей к стенам Крепости. С такой дистанции корабельные орудия не могли причинить никакого существенного вреда крепостным стенам. В то же время установленные по всему периметру Крепости мощнейшие на то время орудия с легкостью разнесли бы в щепки любой флот. Единственный проход в рифовом кольце надежно запирался перекрестным огнем со всех четырех южных сторожевых башен, а также орудий, расположенных на стенах.

Ни один смертный, обладай он самым мощным флотом во всем подлунном мире, не рискнул бы предпринять штурм Крепости, находись он в здравом уме и светлой памяти. Но даже предположив, что такой безумец всё-таки объявился и что его кораблям (о чудо!) удалось под шквальным перекрестным огнем пройти сквозь рифовое кольцо и высадить десант, нападавшие все-равно были бы обречены на неминуемую гибель. Стены настолько близко подходили к воде, что лишали противника возможности закрепиться, развернуться и сгруппироваться на берегу. А из сотен бойниц, расположенных в стенах и башнях Крепости, на осаждающего неприятеля тотчас бы обрушилась лавина расплавленного металла, горящей смолы и целые мириады остроконечных стрел, каждая из которых несла смерть встретившейся ей на пути человеческой плоти.

Даже взорванные или разрушенные любым другим способом ворота не могли стать гарантией победы для наступающих. Ворвавшись в единственный проход в Крепость, они, вопреки всем ожиданиям, оказались бы не на широком дворе, а в длинном и узком, как бутылочное горлышко, проходе, образованном внутренними стенами, также усеянными смертоносными для прорвавшегося противника бойницами. Ширина прохода не позволяла одновременно протиснуться по нему более чем трем-четырем войнам. Встреченные арбалетным (а позднее и ружейным) огнем и градом заготовленных в изобилии валунов, нападавшие не просто не смогли бы пробиться внутрь Крепости, но и надежно запаковали бы бутылочное горлышко собственными телами.

Бьющий в центре острова ключ был приручен, загнан в систему трубопроводов и служил надежным и неиссякаемым источником чистой питьевой воды, а запасов продовольствия и боеприпасов хватило бы для того, чтобы без труда дождаться помощи королевского флота.

Одним словом, Крепость была совершенно неприступной.

Вот только, как это часто случается, Крепости так и не суждено было выполнить свою миссию. Со стен ее за всю многовековую историю так и не прозвучало ни одного боевого пушечного залпа. Сколты, едва завидев начавшееся на острове строительство, просто стали пускать свои корабли далеко в обход будущей Крепости, отыскав другие источники пресной воды. Об этом, собственно, и пытались предупредить самодержца умудренные опытом советники. Попытки эти не увенчались успехом. Но Григ Второй не успел испытать разочарования. За то столетие, которое продолжалось строительство, преставился не только он сам, но и его сын, и даже сын его сына. Заканчивал строительство Крепости уже правнук Грига Рольда, скорее из уважения памяти почивших предков, чем руководствуясь стратегическими соображениями.

Несмотря на то, что надобность в Крепости как в военно-фортификационном сооружении отпала, ее продолжали содержать в должном состоянии. На всякий случай. Мир – штука хрупкая, а Крепости – они для того и нужны, чтобы самим фактом своего существования этот хрупкий мир сохранять.

В Крепость определили постоянный гарнизон. Орудия хоть и изрядно проредили, но для острастки оставили. Назначили коменданта, который, за неимением других развлечений, денно и нощно муштровал несчастных солдат, отрабатывая действия гарнизона на случай нападения неприятеля, которого, и это четко знал и понимал каждый, никогда не будет. Его и не было. Не было целыми веками. Коменданты сменяли друг друга, умирая не от ран, полученных в яростном бою, а от старости или белой горячки. А чем еще прикажете заниматься в этой оторванной от всего мира дыре? Только пить и муштровать солдат. И ежедневная муштра с ежедневным пьянством продолжались годами, десятилетиями, веками – до тех пор, пока Крепость не сменила своего назначения.

– Добрый день, Лорд Гут! – комендант Крепости доброжелательно улыбнулся, помогая гостю спуститься по шаткому трапу.

Подавая руку, комендант отметил про себя, что Лорд Гут воспользовался его помощью скорее из вежливости, чем по необходимости. Крепкий и подтянутый, он как будто не замечал качки и одним легким движением вскочил на твердый причал. Легкость и уверенность, с которой он это проделал, твердость рукопожатия, открытый и уверенный взгляд вызвали в коменданте искреннюю симпатию.

– Позвольте представиться, меня зовут Бен Торн, я комендант этой Крепости.

– Рад знакомству, господин Торн. Искренне рад. Не так много у нас осталось людей, столь честно и преданно служащих своей стране. Мне очень много рассказывали про вас.

– Врут, скорее всего, – улыбнулся польщенный похвалой высокого гостя Торн. – Давно у нас уже не было никакого серьезного дела, которое бы позволило мне заслужить такие лестные отзывы о своей скромной персоне. Но что мы стоим? Пойдемте, я покажу вам свои владения. Заодно и вы расскажете, что привело в нашу дыру самого Вице-Канцлера.

Блойд Гут не спеша проследовал рука об руку с комендантом по деревянному настилу пристани к единственным воротам Крепости. Тяжелые, окованные сталью пятиметровые створки гулко лязгнули и медленно, словно нехотя, ожили, открывая перед комендантом и Вице-Канцлером вход внутрь, больше похожий на исполинскую пасть ужасного, окаменевшего сотни лет назад гигантского чудовища.

Крепость и вправду вызывала неподдельный трепет. Но только не у Торна. Это была его территория, его дом. Старина Бен не был исключением в череде комендантов Крепости. Он честно исполнял свой долг. Дисциплина и выучка солдат гарнизона были известны всей Эссентеррии. Единственное, от чего не переставала болеть душа Торна – это осознание бессмысленности всех его стараний. Вид клетчатого пледа и теплых домашних тапочек вселял в него гораздо больший ужас, чем самое беспощадное и кровопролитное сражение. Он навевал на него неописуемую тоску. Умереть в пороховом угаре, захлебываясь кровью врага и своей кровью, изрешеченным десятком свинцовых пуль или порубленным на куски острыми мечами неприятеля – вот настоящая достойная смерть для настоящего достойного солдата. В этом его призвание и его судьба! А состариться, командуя горсткой таких же стареющих на его глазах солдат, попивая при этом виски и полируя ногти изящной пилочкой – это, простите, не его.