К концу сражения у Нитоля тоже эмоции били через край! Тем более, что их подогревал прячущийся в его сердце нежный образ чудесной красавицы – молодой мужчина обязан был добыть в этом бою победу!

Нитоль сумел направить энергию любви в нужное русло! Достаточно было вообразить, что эта армада бомбардировщиков действительно – враг и летит – о, Господи! бомбить её дом, где так сладко пахнут смятые простыни и раскиданные подушки? Как кровь Нитоля закипала, а тело наливалось невиданной силой. Будто, как и в его самолёте при форсаже, у него внутри открывались все заслонки, и высоколегированное топливо взрывалось в кипящем кислородном потоке, быстро отдавало всю свою энергию, превращаясь в огненную плазму. Нитоль уже понял, что обычными, изученными на теоретических, кабинетных занятиях, способами к каравану «жёлтых» не пробраться, требовалось – такое часто встречается во внекабинетной практике, неординарное решение. И вот, в сей миг он вдруг почувствовал, что именно благодаря этому – милому, бесконечно дорогому образу он сегодня способен на невозможное! Организм, каждая клеточка его наполнилась некой, можно было бы сказать, дьявольской уверенностью в себе. Дьявольской – можно было бы утверждать, если бы эта же самая уверенность дополнительно не согревала сердце Нитоля божественными теплом и неясной трепетностью. Но жизнь состоит из противоречий, подчас не разрешимых. Обычно для выполнения сложных фигур высшего пилотажа скорость истребителя снижали, ибо военные медики считали, что возникающие перегрузки при сверхгипцэзвуковой скорости непосильны для человеческого организма. И насколько всё же не постижима она – настоящая Любовь?! Какие преимущества даёт она – во что вдруг преображает убогое естество обычного человека?

Самолёт Нитоля рванул под отметку двенадцать тысяч километров в час, стал заходить на вираж, однако не стал его выполнять, а, резко сбросив скорость, соскользнул вниз? Выхлопные газы вычертили в небе купол. Тут же набрав скорость, с переворотами через крыло резко обогнул одно звено эскортников, затем ещё два, ещё… теперь никто не мог тягаться с перехватчиком, да и «Ястребы» «жёлтых» не решились сразу повторить такие фигуры на подобной скорости. Медики оказались во многом правы, опасаясь за здоровье пилотов! Ощущения были не из приятных: куски плоти готовы сорваться с костей, сознание балансировало на грани реального и загробного миров! Только свет Мариюшкиной любви, пронзая все жилки и поджилки, точно снабдил их дополнительным магическим каркасом и – несмотря на свою эфемерность, такой каркас удержал-таки ткани тела на месте – Нитоль не только выжил, но и остался в трезвом уме.

А с земли понеслись недоуменные замечания:

– «Яма», ведущий! «Яма», я – «Утёс» – вы допустили запрещённый манёвр – не играйтесь! Приказываю снизить скорость! Вы будете оштрафованы и даже дисквалифицированы! Приём?

Да только все приказы были уже бессмысленны, поскольку Нитоль уже просто не мог остановиться – оседлать своего сверхгиппергвукового коня на полпути к цели! С ним сейчас произошло то, что в боевой практике называется слиться с машиной воедино – через биостимулятор и электронную систему управления истребитель Нитоля чётко уловил стремление к Победе. И по удивительно красивой и точной траектории, на предельной скорости истребитель полупикировал в центр косяка!

Судорожно всполошились все эскортники и авиакрейсера поздно! Стало очевидно: в атмосфере неотвратимо повисло несокрушимое уже ничем ощущение сиюминутной победы и подвига: Победы одного такого неприметного виду, паренька.

В сей момент Диман и посмотрел на самолёт ведомого. На бомбоносе безошибочно сработало устройство имитации поражения ему уже ничего другого не оставалось, как отвалить в сторону запасного аэродрома. Тем не менее – на земле его выходки посчитали недопустимыми для учебного боя! Из штаба авиагруппировки «Синих» его безоговорочно попросили покинуть учебное сражение и лететь на запасной…

Нитоль и не собирался больше никуда откланяться, ибо потерял уже всякий интерес ко всему – Марию – его прекрасная полубогиня, позволив ему выполнять свои обязанности перед страной и народом, снова заполнила собой его мысли до отказа!

После того как тяжёлые парадные ворота «Кедрового Бора» закрылись за чёрным лимузином Вольгии – Нитоль на руках внёс свою Марию, свою Марьюшку, свою – самую, самую, самую, в терем. И каждая деревяшка мозаичного паркета, каждый камешек фундамента быстро впитали в себя ту сказочную нежность с какой волшебные, в силу того, что безоглядно влюблённые, молодые тела соприкасались друг с другом.

Стены зданий умеют хранить молчание, но их память куда глубже памяти людей. Они умеют хранить в трещинах, каменных морщинах самое главное, то, что почему-то весьма часто выпадает из сознания людей: их искренние чувства друг к другу! Духом человеческих отношений они и живут: и радуются, и грустят, и плачут, улавливают оттенки человеческих настроений. Вот почему, по какой причине некоторые из них рушатся сразу, иные же стоят тысячелетиями!

Сколько раз Кедровый Бор – то ли палаццо для царицы, то ли загородный особняк для короля, восторженно распахивал все двери перед двумя такими же влюблёнными, как ласково прогибались вместе с настилом пола его плиты, до чего ликовали от того что могут соприкоснуться с изумительным шёлком кожи округлой попочки Вольгии, когда она в кричащем любовном угаре то и дело вылетала за пределы кровати. К главным сокровищам Воштонской короны все как элементы, так и узлы строения отнеслись очень и очень бережно! Однако – на сколько яростными явились стены Центрального дворца для одного «полузаморского» гостя и в тот день вынесли безжалостный приговор, не оставляющий шанса Валдису вернуть Элли! Может быть – где-то и в этом смысл священных слов: «камень, отверженный строителями, станет во глав угла…» Оно и верно – на том основании, что у мастерового строителя, работающего с душой, не бывает лишних, то есть отвергнутых, камней – подобно тому, как не бывает обрезков у отличного портного. Любое творение человеческих рук и качество сделанного есть выражение души трудившегося, возможность высказать своё отношение ко всем остальным, другим людям. Вот почему дома тоже и любят, и страдают, и иногда плачут, словно беззащитные дети перед напором окружающего зла. Судьба также безжалостна к ним, как и к каждому из их обитателей!

Зато в настоящий момент судьба снисходительно улыбалась Кедровому Бору! Ибо новая парочка влюблённых пустилась выделывать пируэты эротического пилотажа в уютном пространстве его залов. И всё здание, подхваченное приливом божественной, ласковой страсти, по волнам бескрайней чувственности медленно и незримо поплыло в чудесную межзвёздную страну вечности! Будто четыре волшебные, невиданно прочные нити, спустившись с небес – торжественных и благодатных – превознесли этот ковчег для двоих безумцев над Тироей… И загородный особняк, будто диковинные качели, закачался в такт молодым, свежим телам!

Дворец, вместе с заглядывавшими в окна вековыми кедрами, убаюкивал залетевшую к нему в гости пару, отдаляя от их хрустального мира Мир, из конца в конец переполненный камуфляжной паутиной и бронированной сталью.

Первыми бархатность девственной попочки Марию, ощутив на себе, оценили паркетные полы вестибюля. Именно сюда влюблённые тела красиво сползли, неумело цепляясь за беломраморные перила парадной лестницы, до которой они толком и не дошли… Здесь – у подножья центральной лестницы – Марию начала безнадёжно терять свою одежду, словно ткани пропитались свинцом и мешали подъёму. Обнажившись, роскошные тела получили заметное облегчение и теперь преодолели три ступеньки, однако не успели на них закрепиться. Любовь – это всё равно что лазание по голым скалам, ели не успел закрепиться и подстраховаться, то неизбежно слетишь вниз, не в силах разорвать отчаянных объятий, молодые почти скатились на паркет. Первое соединение – самое отчаянное! Позже они всё-таки поднялись на верх заветных трех ступенек – так обозначилась вторая фаза! Тем не менее зафиксировать умозрительно, когда произошло полное восхождение – нынешним или уже следующим днём, растянувшимся и смешавшимся с сумерками, было совершенно невозможно. А может они в кромешной тьме карабкались по хладным плитам и каждый раз натыкались на разгорячённые бесконечные глаза и губы, плечи и груди, руки и пальцы, пупки и ягодицы, ползли друг за другом по мягкому, ворсистому ковру – все побочные мелочи уже нельзя было различить – они потонули в страшном потоке душевного огня. Растворились в шипящем и искрящемся напоре душевного пламени, взлетавшего от пола к высоким потолкам, восхитительными искрами вьюжившего мимо окон и дверей, ликовавшего от одной стены к другой перекатываясь через кровати и кресла, опрокидывая стулья и пуфики, разбивая в дребезги вазы и фужеры, салютовавшие влюблённым брызгами игристого вина.