«Должно быть, это не так страшно, как кажется».

Это было последнее, о чем Келен успела подумать перед тем, как усталость сломила ее. И этой ночью ей ничего не снилось, как обычно. Келен давно перестала видеть сны.

Через день почти все в классе, а затем и в школе узнали о споре между ней и Картом. Эмма изводила Келен вопросами, на которые той не хотелось отвечать.

– Я никогда не слышала, что ты увлекаешься игрой в шахматы. Сколько лет за доской?

– Я не играю.

– И в чем смысл вашего с Оливером поединка?

– Спроси у него, – довольно грубо ответила Келен. – Он тебе, конечно, наплетет что-нибудь гадкое.

Настроение было отвратительное. Чем больше Келен старалась уйти от расспросов, тем сильнее ее донимали одноклассники. Их возгласы, полные саркастичного удивления, издевательские взгляды, предвкушающие ее бесславное поражение, вонзались в нее точно ядовитые клыки многоглавого чудища.

– Ну что, как быстро собираешься поставить Оливеру мат? Пяти минут тебе будет достаточно?

– Ты только если проиграешь, не убивай его, пожалуйста.

У Келен жутко болела голова. В кабинетах было душно, а небо за окном покрылось свинцовыми непробивными тучами. Подростки продолжали издеваться и разводить безмозглые шутки. И с каждым новым словом ненависть к ним и жалость к себе возрастали десятикратно, до небывалых высот. Но Келен зло молчала, не произнося в ответ ни слова. В голове начали проскакивать дурные мысли. До конца учебы они болезненно распухали, становясь шире, занимая больше места. Келен не собиралась их останавливать.

Выйдя за пределы школьного двора, она не отправилась ждать автобуса. Вместо этого Келен развернулась и побрела в сторону центральной части города.

Над головой стоял низкий серый потолок из кучевых туч. Келен считала, что тому месту, где она жила, совершенно не шел дождь. Есть такие города, которые никак не смотрятся в лучах солнца, у этого всё было наоборот. Брайтон жил солнцем и морем, спасался ими, солнце приманивало туристов, а туристы приносили городу деньги.

Куда бы она ни пошла, всюду ощущала соленый морской воздух. Напоминание о большой воде под боком сквозило во всем: указатели, ведущие к пляжам и на пирс; бетонные, отсыревшие стены домов; въевшийся запах соли и рыбы; стянутая кожа рук. Совсем скоро улицы города осиротеют и станут выглядеть в разы хуже и противнее, чем сейчас.

Келен заглянула в ближайший кафетерий, где ей пришлось отдать неоправданно много денег за пластмассовый стаканчик горячего шоколада. Дождь всё не начинался, на улице стало темно как поздним вечером. Келен старалась уйти подальше от шумного проспекта, виляя меж людей. Горячий шоколад обжег ей язык, но сердце забилось чуточку оживленнее, чем раньше, а щеки ненадолго вернули свой натуральный цвет.

Сидеть на лавочке Келен не хотела, потому что, находясь на одном месте, она чувствовала себя глупо и неуверенно. Гораздо легче было куда-то идти, втихомолку рассматривая прохожих.

«Главное, перестань думать. Это тебя и убивает».

И все же не думать Келен не могла. Проходя мимо ярких магазинных витрин, ей на ум пришло соображение, что имея много денег, можно было справиться с любой проблемой. Вот она бы, будь богата, каждый день покупала себе любую еду, какую захотела. Или проматывала бы время в развлекательных центрах. Там всегда все напускное, до одури веселое, и Келен растеряла бы там свою печаль. Вместе с мозгами. Устроиться бы на подработку… Да только куда ее возьмут?

Келен остановилась, смяв в ладони пластмассовый стаканчик. Дорога заканчивалась тупиком, упираясь в старое строение из красного кирпича. А по правую руку стояло полуразрушенное высотное здание, редкость в Брайтоне, заброшенное ввиду бесперспективности или отсутствия финансовой поддержки. Покореженные оконные рамы с выбитыми стеклами смотрели на улицу зияющей пустотой, потрескавшиеся бетонные стены выглядели крайне хлипко.

Вид развалины вызывал у Келен смешанные чувства. Отчетливее всего в ее нутро проникали страх и одиночество.

«О чем же все-таки думал тот мужик из вечерних новостей?»

Убедившись, что ни одна душа за ней не наблюдала из какого-нибудь окна, Келен приблизилась к черной дыре, изначально задуманной, как вход.

«Я не знаю, чего мне ждать от смерти».

Она перешагнула через мусорные обломки и очутилась внутри безнадзорного здания. Здесь до сих пор воняло всем тем, чем обычно воняет во время стройки: пылью, штукатуркой и железом. Внутри было совсем темно. Двигаясь как можно тише, Келен отыскала лестницу, из которой в горизонтальной плоскости опасно торчали штыки. Хруст щебня под ногами в очередной раз напомнил ей о неустойчивости конструкции.

«Если я представлю, что собралась сделать это, – Келен осторожно преодолевала одну ступеньку за другой, – если пойму, что мне должна принести смерть…»

Выбраться наверх ей хотела помешать заклинившая дверь на ржавых петлях. И все же после некоторых усилий и пары ударов, та открылась, издав громкий скрежет. Келен, упершись ладонями в грязную крышу, выкарабкалась наружу.

Черная мерзкая пыль, где-то смешанная с дождями и превратившаяся в грязь, копилась в этом месте месяцами. Под ногами что-то хрустнуло, она отступила назад и увидела раздавленный использованный шприц. Келен швырнула стаканчик из-под шоколада, который до сих пор держала в руках, в общую кучу хлама. Небо над головой стояло так низко, что девочке показалось, будто бы ее сейчас раздавит. Ветер тут тоже стоял ничего себе, не в меру агрессивный.

Келен пробралась дальше и остановилась в паре метров от края крыши. На самом деле она до дрожи боялась высоты, и мысль о падении вызывала у нее лишь нудную боль в животе.

«Ну же. Представь, что у тебя соскользнула нога, и ты упала».

Тем не менее простые инстинкты самосохранения не позволяли ей шагнуть вплотную к краю. Громко выругавшись, Келен пнула ногой почерневшую жестяную банку. Та с гулким эхом стартовала на другой конец площадки.

– Собираешься с духом, чтобы прыгнуть?

Келен вздрогнула так сильно, что на самом деле чуть не свалилась вниз. Сердце застучало как бешеное.

– Кто здесь? – Она завертела головой.

На углу крыши сидела девушка. До того она была неподвижна, что Келен ее и не заметила среди грязной кучи и догадалась о половой принадлежности той лишь по голосу. Со скрещенными по-турецки ногами, ссутулившись в плечах, она смотрела поверх крыш на пляж и на широкую светлую полосу, тянущуюся до самого горизонта. Впрочем, точно понять, куда именно был направлен ее взгляд, оказалось трудно, потому что верхнюю половину лица неизвестной закрывали винтажные летные очки с полупрозрачными желтыми стеклами.

Келен настороженно замерла, не сводя с нее глаз. Доверительно относиться к людям, рассиживающим по крышам заброшенных зданий, не входило в ее принципы.

– Или просто прицениваешься? – снова раздался женский голос.

– Простите?

– Я имею в виду: ты выбираешь, где лучше распрощаться с жизнью? Атмосфера должна быть соответствующая, все дела.

Келен не нашлась, что ответить. Поэтому опять тупо переспросила:

– Простите?

Тут девушка повернулась к ней и сдвинула дурацкие очки себе на голову. Улыбнулась, сощурив один глаз, который странным образом выделялся на ее лице и был как будто бы не к месту. Щеки у нее были худые, впалые, с ярко очерченными скулами.

– Меня Дженни зовут.

Келен кивнула. Дженни ей не особо понравилась. Затертый спортивный костюм и дохленькая куртка не вызывали симпатии.

«Еще и очки эти».

– Так что ты делаешь?

– А вы? – в свою очередь поинтересовалась Келен. Ноги у нее словно к месту приросли.

– Целый день сижу. Тоже хочу прыгать, – совершенно спокойно объяснила Дженни.

– Неужели?

– Именно. Хочешь, давай вместе?

– Нет, не хочу. – Келен наконец-то вышла из ступора и сделала шаг подальше от края крыши. – Я и не собиралась.

– Зачем же сюда пришла?