Вернула его на изначальное место, не дав толком разглядеть ни фигуры людей, ни странную острокрылую бабочку на гербе—украшении.

– А вы определенно чувствуете себя удовлетворительно. Потому я вас провожу в столовую, – Дина Яновна взяла решительно девочку за плечи и силой поволокла к выходу, впрочем, не находя сопротивления.

–А вы не боитесь, что украдут? – Листик оглянулась на футляр, – Вы… храните открыто…

Дина Яновна остановилась. Развернула девочку к себе, посмотрела в упор в глаза, так что Листик ощутила лопатками зыбкую неуютность.

–Плохая идея что—то красть из хранилища. Неудачная. Она никому не приходит в голову. – хмыкнула, отпустила вздрагивающую, – Вещь принадлежит мне. У меня не воруют. Это правило. – в голосе звучала снисходительная уверенность.

Впервые с момента отбытия из города в голове Листика забрезжила красная мысль. И всю совместную молчаливую дорогу до столовой девочка безмолвно убеждала себя, что делать глупости на новом месте не следует.

В то время как Листик приходила в себя, Иришка прилежно закапывала яму. Её воспитали достаточно хорошо, чтобы научить: если старшие просят, помогать надо не переспрашивая. Одежда правда довольно скоро пришла в состояние плачевное. Когда мама поняла, что арестовывать несовершеннолетнюю преступницу вот—вот придут, она достала из шкафа лучшее иришкино платье: кружевное, кремового хлопка. Мама же одела на ножки дочери белые чулочки и светлые туфельки. Прибрежная грязь со всем парадным нарядом сочеталась так себе, а тут к ней ещё добавилась отлетающая от лопаты почва. Ириша сбрасывала вниз рыхлую землю. Яма была мелковата. Закапываемый еле туда вмещался, и Олег Николаевич вздыхал выразительно, глядя на получающийся результат. Выдохшись довольно быстро, Ириша села у могилы, надергала свежей травы, присыпала ей сверху новенький холмик и зашептала под нос про мать-землю сырую.

–А почему…тот дяденька…умер? – она деликатно постаралась забыть, что покойный конвоировал их на остров.

Великое дело, может и обозналась.

–Задавал вопросы, девочка. – Олег Николаевич утомился явно ещё сильнее её.– А таак… несчаастный слуучай, – протянул директор задумчиво, – Бывает. Иногда.

Ириша посмотрела на огороженное веревкой кладбище и благоразумно решила не уточнять: как часто тут не везёт приезжим? Вместо этого она сочла вежливым узнать о том, что волновало её, если уж начистоту, с самого выхода за дверь столовой:

–Извините, пожалуйста… но, пока мы тут, к нам не прибегут поскрёбушки?

–Не исклюючено, – протянул директор, утирая бисеринки пота со лба рукавом уже не белой рубашки.

Иришка поняла: ей крайне хочется узнать, как выглядит спальня и директорский кабинет, а двор не очень и интересен.

–А гулять вообще нельзя? – решила уточнить заранее девочка, став к Олегу Николаевичу как можно поближе.

–Можно. Но ни в коем случае до или после обеда, в темноту, и в сильный ветер, когда деревья сносит. Я вам всё ещё расскажу. Закончим только с делом, – директор улыбнулся Ирише так дружелюбно, как только мог, и, отвлекшись, оперся на древко лопаты.

Вновь залаяли в отдалении, визгливо и гулко.

–Собачка у вас ещё маленькая, да? Щеночек? – Ириша не знала о чём говорить, молчать же казалось неприличным.

–А. Там не собака. Это Галина. Вы познакомитесь, хорошая девочка, – непонятно отозвался Олег Николаевич, и эта реплика понравилась Ире ровно настолько же, насколько нога в галифе, на которую она сбрасывала мелкий сор, близость бродячих поскрёбышков и отполированный блеск лопаты, которой пользовались явно часто и продуктивно.

Директорский кабинет располагался на первом этаже напротив столовой. Обстановка отличалась скудностью. Из мебели имелись стол, два колченогих табурета, диван с застеленным мятым казенным бельём, намекающий, что тут не только работают, но и живут. Ещё стоял необъятный шкаф во всю стену, где под стеклом видна была мешанина предметов. Она складывалась из книг, бумаг, письменных принадлежностей, старинного тёмного глобуса и утерявшего в силу древности часть меха чучела кривомордой ржавой белочки, коробок с яркими распятыми бабочками и, вероятно, всего прочего полезного владельцу помещения несортированного хлама. Хмурая насупленная Ёлка плюхнулась на чужую постель, прямиком на подушку, закинула ногу на ногу и уставилась исподлобья, всем видом намекая на крайнюю симпатию к происходящему. Ещё немного желтоватая вялая Листик осторожно примостилась на табурет, положила руки на колени, выпрямила спину и замерла выжидающе. Разрумянившаяся после возни с могилой перепачканная с ног до головы Ириша порхнула на второй табурет и завозилась, пытаясь устроиться удобнее. Олег Николаевич, уступивший свою мебель новеньким, остался стоять между столом и шкафом, правее глобуса и чуть ниже белочки.

–Ммм… Вы поступили воспитанницами в третью образцовую колонию имени…

–А первая и вторая где? Чё третья-то? – хмыкнула Ёлка.

–…имени Розы Люксембург…

–Простите, а это кто? – перебила любопытная Иришка.

–А это вам предстоит узнать в процессе обучения и исправления. Оба пунктаа стооит обгооворить отдеельно, – директор снова начал тянуть слова, и Ёлка, которую такая манера речи раздражала, зевнула во весь рот, – В первую очередь запоминаем простые правила. Техника безопасности нахождения на территории колонии.

–Очень пригодится, как я посмотрю, – ввернула Ёлка.

–Пункт первый. Вы не должны противоречить старшим. Оспаривать их слова и решения, – Олег Николаевич внимательно и как—то запоминающе изучал Ёлку и Иришку, – Любой из персонала колонии прав автоматически. Пооотому. То, что я говорю сейчас, запоминаем накрепко. Пункт второй. Не покидать пределы ограды. Они ограничены забором… Плетнем, если быть точнее. В лес выходите только в сопровождении старших. Не любых. Конкретно меня, товарища завхоза, нашего библиотекаря – Дины Яновны. Если вы видите, что ваш товарищ или кто-то из педагогов, или – хуже того – гостей направляется в лес, находите срочно кого—то из нас троих и незамедлительно сообщаете про инцидент. Вопрос жизни и смерти, – директор говорил отрывисто, чеканно, точно внушая серьезность наставления самой манерой произносить слова.

–Звери там что ли дикие? – негромко буркнула Ёлка, – Вроде шли, никого не шастало.

Олег Николаевич поправил воротник рубашки и мягко, как тяжело больным, пояснил:

–Вы достаточно взрослые, чтобы знать: положение города сложное, всё ещё орудуют банды. Мы, конечно, немного в стороне, но возможно всякое.

На словах о бандах Ёлка поняла окончательно, что библиотекарь колонии почему—то проявил больший интерес к её документам, чем директор.

–Кроме того. Освоитесь – убедитесь. В нашем лесу не самая удачная природа. И растительность и, так сказать, животный мир. Та часть, что бывший парк поместья – вам её ещё покажут – относительно безопасна, но имеет свои особенности… Галочка, наша староста, уже прогулялась там без спроса. И теперь ей нужны процедуры. Специфические. Регулярные. Случайная травма, прискоорбные последствия. Потому. Никаких визитов за плетень. К кладбищу тоже не подходить. Только со мной.

–А как же завхоз и Дина Яновна? – Ёлка чувствовала колкое желание противоречить.

–Товарищ завхоз сам туда не ногой. А Дину Яновну я много раз настоятельно просил воздержаться от кормления не по графику… и с ней на кладбище ходить нельзя. Ни в коем случае, ясно?

Листик нахмурилась, потому что мелочи начали расходиться в голове. Багровые мысли запылали ярче.

–Да понятно всё, – Ёлка хотела скорейшего окончания монолога, чтобы задать вопросы, но директор как нарочно, по её разумению, медлил.

–На территории колонии строго воспрещено курить, употреблять алкоголь, зажигать в помещении открытый огонь – спички, свечи – пожара нам только не хватало. В случае нарушения пойдёте в карцер.

–Это как? – уточнила Ириша, единственная из присутствующих не попадавшая прежде в подобные неприятности, – Это куда?

–Это в кладовую, в холод и к крысам. Крайняя мера, до неё, надеюсь, не дойдет.