Седьмая пробная партия новичков прибыла на остров Зелёный через день после того, как из Оленьки сварили суп. Партия состояла из трёх девочек. Степень их опасности обозначили литерой В, потому везли заключенных без вооруженной охраны. Просто посадили втроем на заднее сидение облезлого серого автомобиля.

Первую партию подопытных собрали из особо опасных. Присвоили им литеру А. Не попади те девчонки в эксперимент, отправили бы их прямиком в тюрьму. Первая партия закончила существование в полуторамесячный срок. По крайней мере так значилось в документах. Обстоятельства не уточняли. Известное дело: голод, болезни, несчастные случаи. Найдется, как списать образцы. Во втором и третьем наборах чередовались литеры А и Б. Следовательно, определяли сюда не только убийц, но и воровок, мошенниц и малолетних налетчиц. Отчеты по партиям поступали противоречивые. Проверяющие временами не возвращались, потому было не слишком ясно: живы эти поступившие или продовольствие на них выделять – излишество. Партии с четвертой по шестую состояли из литер Б и В. Таких запросили с острова. Часть из них куда-то исчезла после неудачной попытки побега. Остальные вроде бы жили тихо, благоустраивали садик и кладбище, сдавали тесты и всячески готовились стать людьми нового мира. Нынче же дали отмашку доставить седьмых. Собрали их едва не за день: простой критерий, минимальные условия.

Мост на остров сгорел от удара молнии неделю назад. Полностью восстановить его не успели. Потому переправлялись паромом. Ириша брезгливо смотрела на песок гнилого сизого оттенка. Как тут ступать чистыми лаковыми туфельками? Мерзко. Вязко. Перед самой кромкой мертвой воды она-таки запнулась и села в эту влажную кашу. Ёлка рассмеялась, злорадно наблюдая как прибрежная клейкая слизь перекрашивает многослойные кремовые кружева. Листик же молча подала руку, с лицом невозмутимым, без жалостливых причитаний, словно попутчица просто сама решила отдохнуть в грязи, а теперь встаёт.

Конвоир молчал до тех пор, пока погрузились. Паромщик же заулыбался во весь гнилозубый рот и справился:

– Эти издалека?

– Местные. Под городом взяли.

Листик поморщилась болезненно. Стоило делать вид, что не слышит, да было всё равно уже. С её обстоятельствами не выкрутишься. Так что и притворяться больше ни к чему.

–Опять, как водится, вас – в две стороны, а их – в одну?

–Нас тоже в две. Только во вторую не совсем сейчас, – бойко вмешалась в беседу взрослых Ёлка.

–Тут уж неясно, что оно выйдет, девонька… Как звать тебя хоть?

–Елена. Можно Лена, – привычное имя всяким там открывать было ни к чему.

–Вы там это… не выбрасывайте ничего, главное. Особенно в реку. Тогда может и возвратитесь… такими, как приехали.

– Им дадут инструкции, – сказал с ноткой раздражения конвоир.

Листик смотрела на приближающуюся путаницу корявых корней. Деревья цеплялись за обрыв. Подмоет прибоем – сойдут в воду с пластами земли. Лес в отдалении ещё казался глухим. Строить дом не на левом берегу, а на острове Зелёном казалось затеей глупой. Глухомань. Из развлечений только то, что сейчас визгливо воет и ухает в чаще, заставляя Иришу ёжиться. Колонии для дефективных размещаться в самый раз. Но вот дом господский как тут очутился – загадка для лучших сыщиков из дешёвых пёстрых книжек.

На противоположном берегу столпились бестолково у тропинки. Листик перекрестилась, про себя повторяя с младенчества знакомые слова о небесах и хлебе насущном. Ириша – тоненькая кудрявая девочка в кружевном платье с заляпанным подолом – подняла четыре веточки, сложила из них не то квадратик, не то колодец.

–На дорогу, —пояснила сама себе, потому что правильные обряды надо делать, не оглядываясь на остальных.

Мамочке понравилось бы.

Ёлка, что-то насвистывающая всю переправу на мотив не то частушек, не то ещё каких простеньких уличных куплетов, посмотрела на обеих соседок, как на больных. "Ничего. Доберемся, там и нормальные девчонки будут".

Шли долго, полчаса или около того. Хотя, может, с непривычки казалось. Плохая дорога: кочки, бурелом, ямы. Кое-где перебирались через упавшие сухие деревья. Через тропинку метнулся бурый хромой заяц. Пролетела, щелкнув Ёлку по виску крылом, дымчатая птица с пятнистым рыжеватым хвостом. Иришкино платье источало гнилостную вонь застывшей тины. Листик шагала размашисто, с обреченным упрямством, платок ко рту прижимала лишь иногда, просто вдыхала глубже. Конвоир двигался механически, даже и назад не оглядывался, словно и не сомневался, что девочки никуда не денутся. Ёлке идти молча оказалось невмоготу, и она спросила, огибая очередной крысиный трупик:

–А кормить нас там нормально будут, дяденька? Форму дадут?

–Вам это… сотрудница расскажет…– выдохнул неохотно военный и кивнул в сторону лужайки, виднеющейся за берёзами.

Женщина стояла неподвижно. Серый силуэт, острый, тонкий, как разжиженными чернилами вычерченный в воздухе. "Похожие картинки называют "графика", – откликнулось в Листике запоздалой ненужной памятью. Конвойный улыбнувшись широко, крикнул:

–Дина Яновна, день добрый!

Шла незнакомка бесшумно, скользяще, будто не касаясь земли. Хоть длинная юбка и мела по палой листве, цеплялась подолом за сучки.

–Здрасьте, – решила побыть вежливой Ёлка.

Ириша сделала книксен, с той заученной кукольной лёгкостью, что мама считала изяществом.

–Три. Очень интересно, – на приветствие им не ответили, зато начали обозревать внимательно из—под толстенных стекол крупных очков.

Ёлка решила про себя, что вид у тётки мышиный. Жидкие каштановые волосы убраны в короткий хвост. Зубы кривые, с изрядными дырами-зазорами между ними. Платье блеклое, невзрачное, подвыцветшее. И монашески скромное: рукава –  по запястье, юбка – ниже башмаков. И годится мышиная тетка на роль— классной дамы. И тётка ли? Возраст не разобрать. Что-то среднее между восемнадцатью и тридцатью. Может и девушка, чуток постарше их самих. Но что выделялось сразу: пятна. Бурые и черные. От земли или ещё какой—то пакости. Подол, измаранный до талии, рукава – до локтя. Иришина одежда по сравнению с этим казалась аккуратной и чистенькой. Где островная мышь так изгваздалась, интересно знать?

–Сколько нашлось…– конвойный неодобрительно смерил взглядом хрупкую собеседницу, – Опять своих… кладбищенских… подкармливали? Зря. Они заразу разносят.

–Какую? Трупный яд? – уничижительная усмешка придала острому лицу выражение неприятное, – Бумаги на новеньких передадите сразу или в корпусе?

–По порядку надо бы там… и не вам… – последняя часть реплики прозвучала откровенно опасливо, – Но… держите, конечно, Диночка Яновна…

Ириша, пока большие говорили, тихонько подняла дохлую крысу. Присела, собирая на кружева муравьёв и сухие листья, положила трупик между двух прутиков, зашептала привычно:

–Тварь земная, иди в землю – повторила три раза, пока крысу не отняли, и успокоилась.

Вышло правильно, и нынче душа зверушки отлетит далеко, к крысиному королю.

Листик наблюдала за погребением, прислонившись к дереву спиной. Возможность короткой остановки смиряла с чужими странностями. Дина Яновна приняла пакет, поднесла документ к самым глазам.

–Ирина Гольдштейн. Членовредительство. Елена Смурова. Соучастие в ограблениях. Ангелина Листопадова… –  улыбнулась одними губами, без намёка на смех, – Любопытно. Ангелина нам пригодится особенно, – косой взгляд царапнул Листика мельком.

Ёлка уловила смутившую странность сразу. Но загнала догадки в себя. Уверенная повелительная жёсткость тона читающей не нравилась ей в упор. "Привыкла тут распоряжаться…".

–Сами дальше проводите? А то время послеобеденное. А мне назад, в управление, вы же понимаете…– конвойный улыбнулся просительно.