–Регламент, – слова казались жестяными на ощупь, как те игрушки, что кидал в Ёлку нетрезвый папаша, – С рук на руки директору. Я библиотекарь. Собираю, систематизирую, выдаю книги. Не более. Пойдёмте. Если боитесь после идти к реке один – провожу.

Конвойного идея обнаружить Дину Яновну спутницей отчего—то ввергла в краску. Он отодвинулся ближе к девочкам.

–Благодарствую… это… вот… поймём… разберёмся…

–Не хотите, как вам угодно. Обратно проще, чем сюда. Деревья не обидят, они смирные. За поскребушков не ручаюсь.

Серая девушка оправила рукав, манжета которого показалась со стороны куцей. Не то оборванной, не то обгрызенной. Посмотрела на девочек поверх очков и проговорила тихо и как—то подчеркнуто ехидно:

–Гольдштейн, Листопадова, Смурова. Не отставать. Листопадова, вас касается особенно. Гольдштейн, оставьте в покое крысу. Это чужая еда. Вообще отучайтесь закапывать сами. Накажут же, вам не понравится.

Ёлка ждала, что сейчас заденут и её. Тогда можно будет выдать в ответ что—то дерзкое и смешное. Но Дина Яновна, прекратив отчитывать, сошла с тропинки на лужайку. Девочка Ëлка еë не интересовала. Нырнули в коридорчик промеж деревьев, тянущийся пару сотен метров. То ли тут находилась бывшая часть господского парка, нынче запущенная и дикая, то ли березы и осинки умудрились сами выстроиться двумя ровными рядами. Ириша прикасалась ладонями поочередно к стволам справа и слева. "Раз. Два. Три. Четыре"– счёт до десяти привычно делал мир своим. Ёлка пинала шишки беззаботно, ровно до тех пор, пока мысль, что они тут делают – хвойных деревьев и в помине нет! – не стукнула по затылку увесисто и точно. Выбрались к плетню. Низенькому, по грудь малорослой Листику, такому частому, что ничего не разглядишь насквозь. С той стороны донёсся энергичный повизгивающий лай. За плетнём остановились у аккуратно отделенного от двора натянутыми веревками участка. Внутри были камни и плиты (на некоторых – только фамилии и даты, на некоторых – ещё и рисунки), пара покосившихся крестов и статуя в виде коленопреклоненного ангела, грязно—белая, похожая на мраморную. У пары холмиков лежали букетики из подувядших квелых цветов – пурпурный иван-чай вперемешку с лимонным чистотелом. Пахло от погоста горьковатой травой и влажной глиной. Ириша заулыбалась, потянула к ограждению тонкие птичьи пальчики, но сразу отправиться изучать обстановку всё же постеснялась.

– Пять минут. Ожидайте. Товарищ директор может быть занят, – Дина Яновна наконец догадалась подхватить юбку и направилась одна к виднеющемуся вдали белому пятну дома.

Лай перешёл в вой, заунывный, на одной низкой ноте. Листик не выдержала, осторожно опустилась на дёрн, с наслаждением вытянула ноги. Образок выпал из-под расстегнутого ворота кофточки, и Богородица настороженно смотрела на чужих, прижимая ближе пухлого младенца. Ёлка примостилась рядом, подцепила указательным пальцем иконку, с бесцеремонным любопытством, какое с ней случалось от безделья.

–Чего это интересненькое? Верующая, да?

Объяснять долго. Да и, если пытаться говорить, вразумлять, приходят снова, и с каждым разом делают хуже. Листик ткнула девчонку в солнечное сплетение кулаком. Рука сработала привычно, разве только резковато. Откатилась в сторону боком, не поднимаясь, будучи готова пинать в колено, цепляться, принуждая рухнуть. Ёлка от чистенькой и тихонькой попутчицы сюрприза в таком роде не ожидала, потому увильнуть или отбить не успела. Пару минут просто пыталась продышаться.

–Чокнутая?!

Она, пожалуй, что, и сдачи давать сейчас не хотела, скорее выяснить: что за дичь творится?

–Ша! Отлипли друг от друга! – рявкнул конвоир.

"Литера В. Котята. И туда же…"– он пропустил с чего началась драка, а потому не мог сообразить: встряхнуть за шиворот каждую или хватит словесного внушения?

–Извините, пожалуйста, – Листик не повышала голоса, произносила слова шелестяще мягко, – Это не повторится.

Ёлка посмотрела на побледневшие губы блондинки, запоминая про себя. " Погоди. Сквитаемся ещё, припадочная". При посторонних нарываться на неприятности казалось глупым.

Мужчина, приведенный Диной Яновной, был хотя бы в чистом. Белая рубашка, наглаженные костюмные серые брюки, лаковые туфли, кожаные перчатки – костюмчик стерильный, чересчур щеголеватый для здешних сельских грязей. Он посмотрел на девочек, поправил светлые локоны и проговорил напевно, растягивая гласные:

–Смуурова, Гоольдштейн, Лиистопадова. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет. Лиитера В…

–Встать, – прервала его Дина Яновна, – К. Вам. Пришёл. Директор. Колонии. Кто. С ходу. Хочет. В карцер?

Листик и Ёлка поднялись. Листик – цепляясь за веревку. Ёлка – легко и пружинисто.  Ириша вытянулась по струнке, уронила руки вдоль тела, задрала подбородок и часто, по-детски, зашмыгала носом.

–Ну, не стоит же… Дина Яновна… вы… М.. эээ…сейчас получите форму…

–Не получат. Мерки с них только сняли.

–…Получите позже форму, а пока – места в спальне и возможность сходить в душ. Пообедаете с другими воспитанницами, а после пройдёте ко мне на инструктаж. Рекомендую слушать внимательно все условия, потому как нарушения – препятствия исправления. А выпуск возможен только при положительной характеристике… и… товарищ… – он обратился к конвоиру, – результаты медицинских обследований отсутствуют. Подвезут позже или произвести осмотр своими силами?

–Пусть доктор тут их глядит. В городе не успели… и, товарищ директор, поговорить бы надо. Не только об этих… Управление интересуется. Последние две комиссии делись куда-то… но то отступление было, то штурм, то мост раскурочило, а отчёт—то надо!

Директор вздохнул:

–Меня зовут Олег Николаевич. Олег Николаевич Умецкий. И через час…нет…через два… мы с вами хорошо познакомимся. А пока, Дина Яновна, мы общаемся по делу с товарищем, а вы проводите детей, передайте завхозу, пусть оформит им, что положено, – он вдруг по—птичьи заморгал, заметив куцый край рукава серого платья, – Дииина Яяяновна…  Вы опять? Кормите, а ведь не положено… повредите руку, не сможете в библиотеке книжечки свои расставлять, – вздохнул, наткнувшись на вежливое равнодушие собеседницы, – Но после. Всё помните? К завхозу, а потом…

–А потом я каталогизирую собрания сочинений, – Дина Яновна поманила за собой девочек кивком головы, – Доброго дня, Олег Николаевич.

Дом был синий, двухэтажный, сильно раздавшийся в ширину. Некоторые пристройки к боковым крыльям явно соорудили позже основного здания. Они выделялись на фоне геометрически правильного прямоугольника постройки своей косой угловатостью. На крыше торчала круглая башенка с изжелта—бледными колоннами, увенчанная угольного оттенка флюгером в форме парусника. "Ротонда", – голос лишней памяти вновь ожил в голове Листика. Входная дверь – тяжёлая, тёмная – казалась из-за узора из резных сплетений лозы едва не воротами в сказочную крепость. Дина Яновна взялась за металлическое кольцо, заменяющее ручку, и пояснила:

–Завхоз – на втором этаже. Дверь прямо, упретесь – не перепутаете. Столовая – на первом. Ищите по запаху. Кабинет Олег Николаевич покажет сам, – и ввинтилась внутрь, а, пока зашли другие, растворилась где—то в голубовато—белом пространстве коридоров.

На широченной мраморной лестнице Листик почувствовала звенящую слабость. Стены плыли и двоились. На всякий случай она схватилась за перила и остановилась, глядя как Ириша и Ёлка поднимаются. Приступ возвращался, и главное сейчас было удержать равновесие, а там, потом, как станет легче, нагонять тех, от кого отстала. Уши закладывало, и плотная жара надвигалась. Листик осела на мрамор, стиснула ватными ладонями налитую тяжестью голову. В груди болело. Отпустило пару минут спустя. На верхней ступени спутницы заметили пропажу, оглянулись, поняли, что происходит: только при них эту кукольную блондинку складывало в третий раз.

–Не умирает, – с лёгким сожалением констатировала факт Иришка.

–Малахольная, – буркнула Ёлка.