– Что? – не понял Николай. – Иди куда шла. Не мешай людям развлекаться, – он с сальной улыбочкой положил руку мне на плечо.

Катрин молниеносным движением схватила его за горло и резко подняла в воздух. Николай захрипел. Его лицо начало багроветь, в глазах читался неподдельный ужас. Ещё бы! Тут есть, чего испугаться. Николай был довольно упитанным парнем, но сейчас он болтался тряпичной куклой, так, что его ноги не касались асфальта. Катрин держала его на весу, за горло. Одной рукой. Совершенно не напрягаясь, словно ей вовсе не было тяжело.

– Послушайте, милейший, – голос Катрин напоминал шипение. В каждом звуке слышалась такая исступлённая злоба, что от тихих вежливых слов становилось страшнее, чем от угроз. – Если Ирина сказала «нет», значит, «нет». Ещё раз хоть пальцем её тронете – я вам вырву руки. Понятно?

Это прозвучало как обычная констатация факта. У меня не возникло сомнений, что такая хрупкая девушка способна выдернуть руку из сустава.

Николай попытался кивнуть.

– Хорошо.

Катрин разжала пальцы, и он грохнулся на асфальт, жадно глотая воздух.

– Какое жалкое зрелище, – прошипела Киллерман. – Прочь!

Николай вскочил и побежал, так быстро, будто за ним гналась стая разъярённых собак. Катрин проследила за парнем взглядом и повернулась ко мне.

– Как вы? В порядке? – участливо поинтересовалась она.

Я была напугана и сбита с толку. Чёрт, меня ведь только что едва не изнасиловали! Ещё пара минут, и… К горлу подкатила волна тошноты. Какое счастье, что Катрин была рядом! Но как она оказалась тут? Почему решила заступиться? Я смотрела на Киллерман и не могла вымолвить ни слова.

– Замечательно поговорили, – съязвила Катрин.

Она развернулась и двинулась прочь. Блин, вот дура! Почему я промолчала? Нужно поблагодарить её.

– Ка… Катрин!

Я побежала следом, но не успела догнать, она уже скрылась за углом дома. Когда же я завернула за угол, то никого не увидела. Катрин словно испарилась. Исчезла так же внезапно, как и появилась. Я вздохнула и двинулась обратно к подъезду.

***

Я планировала всё-таки поблагодарить Катрин на следующий день, но она опять не явилась в институт. Впрочем, вечером мне неожиданно представился шанс это сделать.

Я сидела в баре возле стойки, потягивая «Кровавую Мэри». Было шумно, людно, практически все места заняты. Тут из-за моего плеча послышался холодный голос:

– Сто грамм коньяка, пожалуйста.

Да, это была Катрин. Я невольно расплылась в улыбке. Девушка села на свободный стул рядом. Она была погружена в свои мысли и, кажется, не заметила меня. Тогда я решила заговорить первой:

– Здравствуйте.

Катрин бросила удивлённый взгляд в мою сторону, кивнула и улыбнулась уголком губ. Так, вроде бы она рада меня видеть.

– Спасибо… ну… за вчерашнее.

– Не за что, – Катрин пожала плечами.

– Почему же, ваш поступок очень много для меня значит.

Я замолчала. Катрин тоже не произносила ни слова. Она снова погрузилась в мысли. Её взгляд был устремлён в пространство, длинный чёрный ноготь постукивал по барной стойке. Я глубоко вздохнула, собираясь с душевными силами. Что там советовала Наташа? Попытаться начать общение? Что ж, попробуем.

– Мне хотелось бы чем-нибудь отблагодарить вас. Можно, например, угостить вас чашкой чая?

– Нет.

Тон Катрин был абсолютно непререкаемым. Вроде бы она произнесла всего лишь одно слово, а по ощущениям – как пощёчину влепила. Но откуда такая суровость?

– А заплатить за вашу выпивку?

– Не стоит.

– Но почему?

Катрин посмотрела на меня. Сейчас мы сидели как никогда близко, и мне удалось разглядеть, что же такого странного было в её глазах. По краю радужки шла чёрная окантовка, зрачок был расширен почти вдвое. За счёт этого взгляд казался… холодным?

– Вы меня не знаете.

Она отвернулась, опрокинула рюмку коньяка и жестом попросила ещё.

– В каком смысле?

– В прямом. Вы. Не знаете. Меня.

– Ну… да, потому что мы знакомы меньше недели и толком ещё не разговаривали. Но я бы очень хотела узнать вас.

– Плохая идея, – Киллерман выпила вторую рюмку. – Вам лучше держаться от меня подальше.

– Не понимаю!

– И не пытайтесь.

Катрин бросила на стойку тысячную купюру и поднялась. Она накинула пальто и хотела идти к выходу, но я придержала её за руку:

– Постойте!

Катрин замерла, ошарашенно глядя на мою ладонь. Потом она аккуратно, двумя пальцами, отцепила мою руку от своей и рванулась к двери. Да что с ней не так?!

Как это ни прискорбно, но придётся признать, что идти на контакт Катрин не хочет. Моя попытка наладить общение разбилась о скорлупу её отчуждения, как волна о бетонную стену. Но просто так сдаваться я не намерена. Ладно, пусть Киллерман не желает сближаться со мной, – её право – но мы ведь можем говорить об учёбе. Пока и этого хватит, а потом ещё что-нибудь придумаю.

Я нашла Катрин в курилке. Так, вчерашнее происшествие в баре лучше не упоминать. Начну разговор с чего-нибудь нейтрального.

– Угостите сигаретой?

Катрин молча протянула пачку и зажигалку. Я прикурила. Что ж, меня не игнорируют, уходить Киллерман не собирается, для начала неплохо. Продолжим беседу.

– Мне очень понравился ваш доклад по Гёте.

Катрин помедлила, будто решая ответить или нет, деликатно выдохнула дым в сторону и сказала:

– Спасибо. Хотя сферой моих интересов является Гюго.

Она как-то странно усмехнулась, словно это была шутка.

– Будете принимать участие в общеинститутской конференции?

– Нет. А какой в этом смысл?

– Зря, уверена, вы блестяще выступили бы.

Катрин пожала плечами. Я немного помолчала, подбирая слова.

– Так, говорите, вам нравится Гюго?

– Да, – Киллерман опять усмехнулась.

Отлично. Если честно, я надеялась, что её ответ будет более содержательным. А теперь снова не знаю, какую тему можно обсудить.

– У вас шерстинка на плече, – неожиданно сказала Катрин. – Сейчас…

Она хотела снять шерсть Персика с моего пальто, но не успела, потому что нас прервали самым наглым и странным образом.

Мимо проходила бабулька полусумасшедшего вида, что-то бормотавшая себе под нос. Увидев Катрин, она остановилась и уставилась на неё с неприкрытым ужасом. Когда девушка протянула ко мне руку, бабка чуть ли не заорала:

– Ах ты, скотина! Людей трогаешь! Вот тебе!

Бабка попыталась треснуть её тростью, но Катрин, скорее автоматически, блокировала удар. Я опешила настолько, что не могла и слова произнести в защиту девушки. А Киллерман была спокойна, будто ей почти каждый день приходилось сталкиваться с сумасшедшими старухами, и она уже относилась к этому как к должному. Её лицо напоминало застывшую ледяную маску.

– Нехристь поганая, тварь, тьфу! – не унималась бабка. – Иди отсюда, иди!

Катрин посмотрела на неё, потом на меня, и… быстро двинулась прочь. Только в этот момент я отмерла.

– Да что вы себе позволяете? Напали на человека не из-за чего!

– Какого человека? – старуха окинула меня неожиданно нормальным, адекватным взглядом. – Ты, чай, ослепла? Совсем нынче молодёжь с ума посходила. Мой тебе совет – не разговаривай с ней, дочка.

И она ушла, опять что-то бормоча, а я осталась у ворот института в смешанных чувствах.

***

– Так и сказала? Тварь? – Наташа удивлённо приподняла брови.

– Ага. А ещё нехристь поганая.

Я и Таша гуляли во дворе нашего дома с Персиком. Пёс бежал чуть впереди. Вот он остановился у дерева, поднял лапку. Нам пришлось тоже притормозить.

– Ох уж эти бабки, да? – усмехнулась я. – Такие странные.

– Ну да, – сестра как-то подозрительно покосилась на меня. – А Катрин как отреагировала?

– Никак, в том-то и дело. Ни словечка не сказала.