– Да, было дело… – признал Саня.

– Вот-вот. Так что их сталкивать не надо. Хотя я до сих пор не понимаю, как Долганов решился на смелость договориться с Бандзартом, – видимо, он допинг храбрости принял. Но у Щепкиной такое точно не получится, уже ввиду той ссоры, о которой Феликс вряд ли забыл.

– Да, он должен это помнить … – сказал я.

– Вот! – подтвердил Костя. – Поэтому идею о пропуске химии предлагаю забыть – она изначально провальная. Но есть ли иные варианты?

Тут опять всё было ясно. Оставался один прекрасный вариант – литература. Его и утвердили. Костя снова сходил к Дарье Алексеевне, а позже сообщил нам, что теперь мы можем спокойно порепетировать как на первом, так и на пятом уроках.

– Тем лучше, – сказал он. – Больше репетиций – больше уверенности!

Думаю, что нет смысла сейчас подробно рассказывать Читателю о том, как прошли наши пятничные репетиции, ибо они немногим отличались от той, ударной, что прошла в четверг. Пожалуй, единственная изюминка состояла в том, что Костя взял с собой гитару, и наша компания артистов услышала пение Лёши. Надо сказать, что и песня, и исполнение всем понравились – очевидно, слова собственного сочинения, да ещё под отличную мелодию, Лёша пел очень легко. В целом же, было видно, что последний эпизод красиво и необычно завершал весь номер.

Уже после уроков мы с Костей шли из школы и беседовали о предстоящем выступлении:

– И всё-таки у меня есть чувство, что завтра всё должно получиться. И даже Чивер с Барнштейн будут довольны! – сказал я.

– Я надеюсь, что так и будет, – ответил Костя. – Не зря же старались.

– Интересно, как все отреагируют?

– Ага. Но пока – вообще неясно. Может, скажут, что номер блестящий. Ну или всё, как обычно…

– Но почему «как обычно»? Должно же хоть раз всё произойти не так, как обычно. А то надоела уже эта долбаная критика, недовольство, возмущения… Неужели всё, что делал наш класс ранее, – настолько бредово? – размышлял я.

– Ну конечно нет! Я уже говорил, что дело не в нас – дело в них, – ответил Костя.

Он помолчал, но потом продолжил:

– Видишь ли, всему виной стереотипы. Увы, встречаются такие люди, которые, если им что-то однажды не понравится, потом всю жизнь будут испытывать к этому форменное отвращение… И что бы ты ни делал, как бы ни пытался их раззадорить, развеселить, удивить, обрадовать или увлечь, – всё без толку! Называется «даже не пытайся!». И впрямь, если и большинству что-то понравится, то им – никогда. Эти мрази везде найдут, к чему придраться.

Вспомни: когда мы в первый раз выступили на сцене, а это было, кажется, в шестом классе, очень многие учителя были нами недовольны. Если я всё правильно помню, нам даже не аплодировали. Но тогда, невзирая на возраст, мы действительно выступили хреново. И, по-моему, Гареева же тогда назвала наше выступление говном.

– Да, вроде, – улыбнулся я от таких воспоминаний.

– Вот так. А что сказали Чивер с Барнштейн? Они же нас вообще больше не хотели видеть на сцене, за то выступление; считали, что мы отстои, – заметил Костя. – Да, конечно, всё это лишь слова, но приятного в них тогда было мало.

– Да, мы тогда расстроились, – вспомнил я.

– И ещё как! Кто-то вообще плакал… Но время прошло, мы подтянулись, и уже в следующем году, я считаю, вышли на очень хороший уровень. Вспомни: нас тогда назвали самым поющим классом! И то правда: Карина тогда здорово спела!.. – восхищённо, но с грустью заявил Костя. – Да, преподы и то были в восторге! Они утверждали, что мы «неплохо так изменились». И это слова Никаноровой!.. Что ж, даже Гареева заявила, что «на сей раз всё получилось просто excellent!» И Долганов был несказанно рад! Однако… Чивер с Барнштейн всё равно нас обругали. И эти их «вы могли выступить лучше…», «мы ждали большего…» и «вы ещё не доросли до…» – ну, в общем, всё было понятно. «Если вы утверждаете, что нашей публике что-то нравится, то поговорите прежде с Чивер и Барнштейн», – вот это я давно понял.

– Классная фраза! – оценил я.

– Спасибо, конечно, но слишком уж она печальна. И больше всего меня удручает тот факт, что Барнштейн с Чивер вечно ругают именно наш класс. Другие на коне, а мы…

– Но где же твой оптимизм, Костя? – спросил я.

– Да, ты прав! И впрямь пессимизм навеваем, – взбодрился Костя, но дбавил: – Хотя я до сих пор не знаю, как изменить отношение Чивер и Барн-штейн…

– Но ты же не думаешь, что здесь уже ничего не изменишь? – испугался я.

– Нет-нет, я не хочу так думать. – моментально ответил Костя. – Но ты видишь шанс понравиться им?

– Не знаю… – задумался я.

– Вот и я не знаю… Но, впрочем, подумай сам: оно нам надо? Ведь мы должны знать, что выступаем для всех, а, значит, не следует подстраиваться только под Чивер и Барнштейн. К тому же… Кто они такие в обычной жизни? Ха! Да это у них здесь высокий социальный статус! – вот и командуют всеми подряд. А так… Они же самые простые люди, и … наверняка недалёкие – короче, ничем не лучше нас с тобой! – заявил Костя так, что у меня даже улыб-ка на лице появилась, но дальше – больше: – И ведь, строго говоря, они про-сто тупые! – а мы… Мы хоть выступаем! Учимся! И развлекаться умеем! И вообще, главное – относиться к этому спокойно: не тушеваться, не нервничать, не плясать под их дудку; и, конечно, знать, что есть и другие люди, которые всегда будут с тобой на одной стороне!

– Ты имеешь в виду Щепкину?

– Разумеется. Но не только её. Вот мне интересно, с Бандзартом можно договориться?

Признаюсь, сейчас я не очень хотел говорить с Костей о Бандзарте, и вообще не хотел вспоминать Феликса, – поэтому на том разговор наш и прекратился. Мы дошли до места распутья: после прощания Костя повернул в сторону своего дома, я пошёл к своему.

Но я, идя, ещё долго думал о том, что сказал мне Таганов. И всё выходило верно.

Его слова отражали мнение уверенного в себе человека – может, чуточку развязного, но хорошо знающего людей и общество, и способного легко устанавливать контакт с незнакомыми людьми, и знающего, как поступать в конфликтных ситуациях. Но одного я не понимал. Допустим, ты видишь, что тебя кто-то явно недолюбливает, и это никак нельзя изменить. Всё фигово. Тогда приходится обращаться за помощью к «другим, которые всегда будут с тобой на одной стороне». Но вот вопрос: «А всегда ли такие люди найдутся и будут рядом?» Что, если они не готовы встать на твою сторону? Не хотят? Может, боятся? И чем не вариант тогда уж попробовать наладить отношения с врагом – тем, кто тебя ненавидит? Пойти на уступки – вдруг что-то изменится? Но ведь всё это сложно, очень сложно… У некоторых людей стерео-типы настолько давние, что искоренить их едва ли возможно, хотя если ты дашь их владельцу миллиард долларов, то … вероятно, он всё же увидит в тебе некие благородные начала (я специально назвал их «некими»!)… Впрочем, даже тогда он сочтёт тебя за полного придурка, который не брезгует разбрасыванием таких больших денег.

И всё же первые вопросы заставили меня задуматься. Я проразмышлял над ними весь вечер. И только утром, кажется, докопался до истины.

Не зря говорят, что утро вечера мудренее, – и то правда! Действительно, как я раньше не додумался до таких очевидных вещей?! Ведь всё просто. Для того, чтобы человек не попадал в ситуацию, когда поддержать его некому, – надо – виват банальности! – просто иметь таких друзей. Конечно, для этого нужны связи, знакомства, нужен непременно широкий круг знакомых (то есть не обязательно друзей); однако главное – ни в коем случае нельзя забывать своих друзей, переставать поддерживать с ними отношения! – ибо такой путь есть путь неумолимого развала дружбы, – столь грустного и неприятного процесса. И, в общем-то, в этом и весь ключ. С хорошими друзьями все враги будут казаться слабаками! При этом, нужно всегда интересоваться жизнью этих хороших людей…

Но надо же, неужели я только сейчас осознал, какой глубокий смысл заложен в нашей Компании?! Компании Таганова! И не случайно именно он вчера повёл своё размышление о людях! Основатель Компании, как теперь я понял, говорил совершенно правильные слова; говорил о том, что всегда надо помнить, и особенно в нашем нынешнем обществе, во время прохождения процесса социализации, о своих друзьях! Основатель Компании, очевидно, так хотел, чтобы я его понял, что не мог не прибегнуть к столь долгим, но крайне важным размышлениям, которые только теперь, спустя время, стали мне понятны. И это прекрасно – он не зря так старался.