– А ведь Костя прав, – заметил я, – это действительно так.
Окружающие тоже стали соглашаться с Костей.
– Вот почему, – продолжал явно находившийся сегодня в ударе Костя, – учителя заваливают нас направо и налево. Вот почему они так критически к нам относятся. Блин, это всё не просто так! Тут наверняка есть … заговор! Да, я уверен, что здесь имеет место заговор! Ведь они задают нам много д/з и требуют с нас до хрена пересказа не потому, что так написано в какой-нибудь долбаной программе. И не потому, что хотят, чтобы у нас реально появились знания. О нет! Они делают это потому, что знают, что за наш класс никто и никогда не вступится, что 11б – объект насмешек; объект для издевательств и подчинения! И они не менее хорошо знают, что, пока у нас Долганов, – так и будет. А у нас всегда Долганов!.. Увы, травля идёт уже не первый год. Ещё Бандзарт в нашей школе не работал, а нас уже перестали уважать.
– Вау! Как ты круто всё обмозговал! – восхитился Лёша.
– Я бы так красиво рассказать не смог! – заметил Арман.
– Кстати, – вдруг подумал я, – интересно, а откуда у нас в школе вообще появился этот Бандзарт? Ведь я точно помню, как до него у всех химию вела одна такая жирная тётка, – у неё ещё во время ходьбы всё время зад выпирал. Но народ о ней неплохо отзывался… Так, спрашивается, на хрена проводили рокировку? Кому всё это выгодно? И что стало с той?
– Очень интересная мысль, дружище, – заметил Костя. – Действительно, мы ничего не знаем о той рокировке. Как ушла полная: уволили или сама? И почему пришёл именно Бандзарт, этот монстр в мире химии? Да и как вообще его допустили к работе?
– Что ж, выходит, его всё-таки не так просто позвали, – рассудил я. – Это приглашение было хорошо продумано.
– Следовательно, – продолжал мою мысль Костя, – Бандзарт совсем даже не случайный герой в этой истории.
– Так кто же он тогда? – спросил Миша.
– Ну, пока … только загадка для нас – с того самого момента, когда мы впервые столкнулись с химией, – ответил Костя.
– Но зато мы теперь точно уверены в участии Бандзарта в заговоре против 11б. А даже если это – ошибка, мы всё равно не должны отбрасывать сомнения – уж слишком спонтанным и противоречивым выглядит его приход.
– Да, Коля, ты абсолютно прав, – сказал Костя.
– А, может, он блатной? – предположил Арман.
– Пока это неизвестно, – сказал Костя. – Но тут могут оправдаться любые, даже самые невероятные предположения. Лично я, когда увидел его впервые, подумал, что он пришёл из какой-нибудь тайной организации – у него вид, как у агента. Недаром иногда тёмные очки носит. А ещё этот коричневый плащ…
– Да всё ясно. Он шпион! – заявил Саня.
Костя хотел было поспорить с Саней, но тут раздался звонок, и мы пошли на психологию.
В целом, мысли о Бандзарте отражали наше мнение о многих учителях. Нет, конечно, мы совсем не считали их шпионами, но некоторые нехорошие подозрения относительно них временами проскальзывали в наших дискуссиях – уж слишком часто нашему классу «ставили подножку». Чего стоит хотя бы прошлогодний инцидент на алгебре! Помнится, писали мы тогда всей параллелью районный срезовый тест, который включал в себя 10 заданий части A, 5 заданий части B и 3 задания части C. Надо сказать, что написали мы его тогда плохо, ниже среднего уровня, однако «А» класс получил достаточно неплохие отметки, в отличие от нас. Разумеется, после разглашения этой новости, наш класс захлестнула волна всеобщего удивления и непонимания – мол, неужто наши параллельные классы – параллельные линии – настолько взаимно удалены друг от друга в математике? И почему? Интересно, что объяснением этой странности заинтересовался даже сам Долганов (видно, всё-таки припугнул его кто-то из высших лиц), а уж как были заинтересованы мы… По правде говоря, дело шло даже к скандалу!
И тогда всё выяснилось. Благодаря разговорам с Павлом Дубровиным мы узнали, что, конечно, подавляющее большинство людей из 11а получили явно завышенные отметки. А постаралась тут их классная – Никанорова Софья Генриховна – разумеется, учитель математики. Думаю, Читатель и сам догадывается, что наш класс она не слишком любила, зато за свой всегда стояла горой. История школы знает примеры, когда даже самый пустячный скандал, – скандальчик какой-нибудь, – касавшийся 11а, мгновенно пробуждал в Никаноровой чувство гнева и затем так же мгновенно подавлялся ею таким способом, что уже через два дня никто и не вспоминал о том, что что-то там когда-то, в этом 11а, было не так.
Похожая ситуация получилась и тогда, с математикой. Каким-то образом тема фальсификаций вышла за пределы нашей параллели и даже дошла до директрисы – но уже через день дело замяли и закрыли, а оценки менять не стали. Так и решили: «Что стоит – на то и написали!» Больше об этом тесте никто и никогда не говорил.
Всё это, конечно, огорчало. Неизвестно, когда именно и у кого возникла идея заговора против нас – возможно, это случилось так давно, что мы тогда учились ещё в пятом-шестом классе. Впрочем, оно и неважно. Когда-то же она возникла. А теперь уже ничего не поделаешь!.. Правда, кажется иногда, что всё это сплошной бред, чушь на постном масле, и надо бы вообще отправить эти нехорошие мысли куда-нибудь подальше, ибо уже столько времени прошло, но… Практически весь наш класс верит, что особая неприязнь к нам до сих пор существует. И, увы, вторая неделя этого учебного года вынудила нас только ожелезить эти мысли.
Всё началось с геометрии, проходившей пятым уроком в среду, 10 сентября. Никанорова ни с того ни с сего решила устроить нам контрольную работу, о которой прежде, разумеется, не было сказано ни слова, причём задания туда впихнула самые разные – и по теореме о трёх перпендикулярах, и по параллелепипеду, и по кубу, и по призме, и по векторам… В общем, всё было направлено на повторение материала прошлого года. Нет, мы не совсем тупые, мы что-то понимаем в геометрии, но зачем же так внезапно? Понятно, что класс был в шоке. Даже Дима, обычно пребывающий в полуинертном состоянии, на этот раз, сидя за партой, весь задёргался и стал что-то искать в своём портфеле. Что он там искал? – не знаю. Я сидел с Мишей, а перед нами, за третьей партой, зафиксировались в застывшем положении Владимир и Фёдор.
Начало работы дивидендов не принесло. Мы с Мишей принялись было за первую задачу из четырёх, но затем достаточно быстро поняли, что наших знаний о стереометрии на данный момент недостаточно для её решения. С трудом докричавшись до Кости (Никанорова как назло отсадила его от нас подальше), мы всё-таки поняли, где в ней собака зарыта, и обрадовались – варианты наши мало чем отличались, и мы оба с лёгкостью записали на листке решение. А вот дальше случился ступор, продолжавшийся чуть ли не до конца урока, ибо мы осознали, насколько вообще сейчас далеки от геометрии. К сожалению.
Как ни пытались мы с Мишей вспомнить теорему о трёх перпендикулярах, да так и не смогли. А она – и, к несчастью, только она – могла открыть нам путь к решению остальных задач. В четвёртой мы смогли найти сторону призмы, пользуясь замечательным свойством параллелепипеда, однако на этом наши геометрические свершения и закончились. Мы всё-таки кое-как решили вторую задачу, забив на теорему о трёх перпендикулярах, чтобы хоть не получить «2». Но это мало нас сейчас утешало, ибо не было совершенно никаких гарантий, что наш своеобразный подход вообще справедлив в мире геометрии.
Когда геометрический кошмар закончился, мы вышли в рекреацию и долго переваривали случившееся. Саня, как выяснилось, вообще ничего не решил; Лёша нарисовал Никаноровой несколько многогранников; и только Костя решил-таки три задачи – на четвёртую у него просто не хватило времени.
Арман ещё долго ходил вокруг кабинета, Дима сел на скамейку и просидел на ней до конца перемены, Владимир с Фёдором пошли курить.
Ужасно, что всё это было только начало.
В четверг, на английском, нас – вторую группу – заставили составить диалог. Вначале я был относительно спокоен, так как сидел с Костей. У нас были сделаны необходимые заготовки, и, в целом, наш диалог получился достаточно объёмным и – что важно! – лексически грамотным. Оставалось только донести до нашей англичанки – Гареевой Анны Анатольевны – его смысл. И всё. Но… Мы в очередной раз убедились, как же всё сложно в этой жизни.
