— Свадьба была прекрасна, — говорю я. — Мне понравилось танцевать в палатке со свечами и сверкающими огнями.

— Да? — бормочет Джек, медленно покачиваясь. — А мне нравится здесь. Тихо и уединенно. Не говоря о присутствии щенков.

Он поднимает мой подбородок двумя пальцами и нежно прижимается к моим губам. И это кажется настолько правильным, что это неправильно, так неправильно, что это правильно. Я отдаляюсь от него и касаюсь своего рта.

— Что если кто-то увидит? — говорю я, мои глаза разбегаются.

— Кто нас увидит? — он осматривает сарай. — Мул Чарли? Утка Джордж Вашингтон? Собака Эш? Сомневаюсь, что Эш заметит нас. Ей нужно разобраться с двенадцатью детьми. А утки и мулы вообще тупые. Но ты права, свинья Джеймс, вероятно, что-то расскажет.

Это меня смешит.

— Я хочу показать тебе кое что, — бормочет он, кладя руку мне на поясницу. Жар от его кожи прожигает мое платье.

— Вперед, — требую я, и он хватает меня за руку и вытаскивает из сарая в сторону Кедар Хилла. Мы пробегаем вместе под луной, смеясь. Ну, это не столь бег трусцой, сколько он тянет меня через траву. Я останавливаюсь на секунду, чтобы снять каблуки.

Мы останавливаемся примерно в ста метрах от усадьбы, где Джек подходит к древнему дубу и показывает мне люк рядом с ним.

— Подожди, пока не увидишь, куда он приведет.

Он поднимает открывшуюся дверь, мы спускаемся по лестнице, и вскоре я оказываюсь в длинном туннеле. Слава Богу, Джек зажигает фонарь, иначе я бы испугалась до чертиков.

— Мои предки использовали его как часть подземной железной дороги, — гордость в его голосе несомненна.

— И теперь ты используешь его, чтобы провести девушку в свою комнату?

— Откуда ты знаешь, куда я тебя веду?

— Потому что если ты не туда, я буду очень зла, — мой голос звучит скрипуче и взволнованно. В туннеле темно, но света достаточно, чтобы я могла немного разглядеть губы Джека. Он кладет руку мне на талию и прижимает меня к груди.

— Я бы не хотел тебя злить, — тихо говорит он, снова целуя меня. А потом еще раз.

— Джек.

Он медленно целует мою шею, дразня меня.

— Хм?

— Выведи меня из этого туннеля.

— Да, мэм. — я слышу ухмылку в его голосе.

Мы быстро продвигаемся по нему и оказываемся в подвале с дверью, которая ведет в другой подвал, полный гниющих деревянных ящиков. Джек берет меня за локоть и ведет к узкой лестнице. Краска отслаивается от стен, а ступеньки нуждаются в полировке. Когда мы достигаем третьего этажа, этажа, на котором я никогда не была, Джек открывает дверь, и я оказываюсь в его спальне. Три гончие Джека вскакивают на ноги, когда видят его, их когти царапают деревянный пол, но когда он щелкает и указывает на их собачьи кровати вдоль дальней стены, они ложатся обратно. Окно в эркере широко распахнуто, позволяя проникать свежему сентябрьскому воздуху и лунному свету в просторную комнату. Господи Иисусе, так просторно, что здесь можно было бы разместить боулинг. Его кровать королевского размера заправлена — пуховое одеяло идеально расправлено. Маленькие фигурки лошадей сидят на его полках, а рюкзак перекинут через стул. Пара грязных носков усыпает деревянный пол, но в остальном комната безупречно чистая. В отличие от комнаты любого другого мальчика. Горничные делают свою работу.

— Ивонна знает, что у тебя грязное белье на полу? — дразню я, указывая на его носки.

— Тихо, — говорит он, кладя палец мне на губы. — Она услышит тебя и захочет прибраться. И я не знаю, как ты, но я не хочу, чтобы меня сейчас беспокоили.

На стене висит карта мира, покрытая красными кнопками. Большая часть гвоздиков сосредоточена в Италии, Швейцарии и Германии.

— Что это такое?

Его глаза загораются, когда он смотрит на карту.

— Просто места, которые я хочу посетить однажды, когда у меня будет время.

— Я никогда не задумывалась о путешествиях.

У нас с ним такие разные мечты, но, увидев маленькие красные кнопки, мне захотелось отправиться с ним в романтическое путешествие. Пара бокалов, упаковка тайленола[25] и фотография Джека с отцом с лошадью стоят на тумбочке. Я вдруг почувствовала себя очень близкой к нему, увидев его личные вещи.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он, когда снимает часы и кладет их на комод.

С его полки я поднимаю маленькую фигурку черного коня. Пробегаю указательным пальцем по его гриве, думая о Муншадоу.

— Джек, ты же не собираешься продавать Звезду, верно?

Он кладет подбородок мне на плечо и обхватывает руками мой живот.

— Не сейчас.

— Но ты же продаешь лошадей.

— Постоянно. Это часть бизнеса.

— Вы проверяете, кому вы их продаете?

— Всегда. — Джек разворачивает меня и пристально смотрит мне в глаза. — Мы наводим справки.

— После смерти мамы я начала ухаживать за кобылой. Ее звали Муншадоу, — я шмыгаю носом, вспоминая, как она подскакивала, когда я входила в ее стойло. — Мы заботились друг о друге.

Он слушает, как я рассказываю, что сделал ужасный мистер Кейтс, как он продал Муншадоу человеку, который заставил ее участвовать в гонках, хотя ее гоночные дни давно прошли. На своем втором забеге она споткнулась на выходе из ворот и сломала две ноги. Они застрелили ее за дорожкой и оставили, не заботясь о том, что с ней случилось. Папа помог мне похоронить ее в лесу за нашим трейлерным парком.

Вот почему я так сильно ненавидела богатых людей. Все, о чем они заботились, — как заработать побольше. По крайней мере, я так считала. Пока не встретила Джека, который заботится о семье, чести и истории.

— Сожалею, что так вышло, — говорит Джек, обнимая меня. — Похоже, ты была для нее хорошим другом. Я рад, что ты есть у Звезды.

— Правда?

— Я мучил бедолагу, заставлял его проводить время с мальчишками, когда он их ненавидел. Я должен был догадаться, что ему нравятся девушки. Прямо как его владельцу.

Я игриво бью Джека по плечу, он снова меня обнимает.

— Я не могу отблагодарить тебя за помощь со Звездой. По дороге домой из Кентукки мой отец сказал мне, как он гордится тем, что я стою на своем. Может, я все-таки пройду этот тест благодаря тебе.

— Мы хорошая команда, да? — отвечаю я.

— Да, это так, — говорит он слабым голосом и глубоко целует меня, прижимая к стене. Мы медленно целуемся, и меня поражает, насколько правильным это кажется, нет места, где я бы предпочла быть. И вдруг все ускоряется в очень хорошем смысле. Он обхватывает моё лицо обеими руками и смотрит, как я расстегиваю его рубашку. Он разворачивает меня и расстегивает мое платье, позволяя ему упасть на пол, оставляя меня в лифчике и трусиках. Слава богу, я сегодня надела комплект. Он убирает мои кудри, чтобы поцеловать меня в шею сзади, и я обхватываю его затылок, вплетая пальцы в его длинные волосы. Его грудь давит на мою спину, его сердце бешено колотится. Его руки повсюду, мягко гладят мой живот, бедра, грудь.

Он снимает ботинки, прыгая на одной ноге, чтобы разуться, затем снова целует меня. Я притягиваю его к кровати. Он падает на меня сверху. Наши губы жадно находят друг друга. Он держит обе мои руки над головой, когда мы целуемся, захватывая меня.

— Как мне расстегнуть твои штаны, если ты не отпускаешь мои руки? — я спрашиваю тихим голосом, вся дрожа.

— Никак, пока я не закончу с тобой, — он оставляет след поцелуев от шеи до живота. — Так вот где она, — говорит он, целуя татуировку подковы на моем бедре и улыбаясь.

— Ты носишь ремень с пряжкой, которая гласит “дерзкий”? — я вглядываюсь в его пояс.

— О, хм…

Я закатываю глаза, улыбаясь, как сумасшедшая.

— Может, уже вернешься к поцелуям?

— Конечно, мадам, — говорит он, снова ко мне наклоняясь. Я целую чувствительную впадинку на его шее. Его тело пульсирует у меня на губах. Я кусаю его ухо и шею, пока мы извиваемся под одеялом, а наши ноги переплетены.

— Не так сильно, — он делает паузу, чтобы улыбнуться мне. — Мои родители убьют меня, если я появлюсь за завтраком с засосом.