Вечером всё это общество собралось на пир по поводу удачной охоты. И, несмотря на свою раненую ногу, Генрих веселился от души. Его добычу уже хорошо прожаренную приветствовали шумными и бурными возгласами, восхваляя охотника за отвагу и ловкость. Придворные шумели и веселились. Когда было выпито достаточно вина они стали играть в милую и бесшабашную игру, жмурки. На глаза надевали чёрную шёлковую повязку и кружили.

И тот, у кого были закрыты глаза повязкой, должен был поймать с закрытыми глазами кого-то из убегающих. Если это была привлекательная дама, то находилось много желающих кавалеров попасться ей в руки.

Если же это был привлекательный мужчина, то даме, которой он приглянулся, не стоило труда попасть в его объятия, притворно изобразив, что она старается убежать.

И многие дамы почему-то бегали так плохо, что очень быстро оказывались в лапах игроков. Суть была в том, что никто не от кого не убегал на самом деле, а быстрее оказывался в объятиях того кто ему оказывался мил. Выигрышем считался поцелуй, но одним поцелуем, как правило, ничего не заканчивалось. Генрих сидел за столом, наблюдая за игрой. Положив раненую ногу на маленькую табуретку обшитую бархатом. Пуатье осталась так же сидеть на месте, не участвуя в веселье. Он посмотрел на неё.

Не играете? Спросил он.

Нет, ответила она, скучающи.

От чего нет? Продолжал Генрих.

Возможно, вы бы развеселились.

Уголки её губ поплыли вверх, словно крылья бабочки.

Я не вижу там достойного игрока. Ответила она, всё ещё улыбаясь.

Он засмеялся.

Да, а вот я думаю, многие не отказались бы попасть в ваши чудные ручки. Продолжил он их диалог.

Она вскинула брови вверх. Пристально и внимательно на него посмотрев, ответила.

Вы видно переживаете, что не можете сыграть? Пропела она.

О, я думаю, вам за раз попалась бы целая дюжина милейших дам.

А те, кто не успел бы попасться, явно были бы огорчены. Закончила она, ехидно промурлыкав слова, словно большая кошка. Улыбаясь ему одним лишь уголком губ.

Он улыбнулся ей в ответ.

Какая же вы злая, однако! Ответил он усмехаясь.

Ах, моя дорогая Диана.

Какое мне дело до этих домашних кошечек. Он улыбнулся ей с ухмылкой.

То ли, вы! Другое дело!

Так и норовите слопать кого-нибудь на обед или ужин.

Несчастные жертвы! Добавил он.

И не подозревают, что добыча. Вздохнул он.

И чем крупнее дичь, тем для вас лучше. Продолжал он.

Явно намекнув на короля и её с ним связь.

Пуатье ничего не ответив, медленно поднялась из-за стола. Давая ему понять, что уходит. Хмыкнув и картинно состроив гримасу, ответила.

Сегодня я не голодна.

Генрих рассмеялся, покачав головой.

Значит, им повезло! Сказал он, махнув лениво на бегающую весёлую толпу.

Куда вы? Спросил он.

Она картинно раскланялась ему.

Конечно же, спать, ваше высочество! Промурлыкала она и поплыла, словно лебедь к выходу.

Он крикнул ей вдогонку.

Вы бросите больного, почти умирающего человека?!

Это не милосердно, Диана! Добавил он.

Она всё же повернулась, весело рассмеявшись.

Вы меньше всего похожи на больного и умирающего! Ответила она весело.

Спокойной ночи, ваше высочество. Сказала она, уже удаляясь.

Спокойно ночи, ответил Генрих, вздохнув. Опечаленный тем, что она всё же ушла. Пуатье были выделены комнаты во дворце, туда она и направилась, где надеялась отдохнуть от столь полного событиями дня.

Но, спать ей не дали. В дверь постучали. Ей передали маленькое письмо. Письмо было от Генриха. Он писал: «что ему, кажется, стало хуже, и его бросает в жар, и кажется, что он вообще при смерти. И его последним желанием является увидеть её». Она читала послание и смеялась от души.

При смерти!

Боже мой!

Да на вас нужна как минимум дюжина кабанов!

Мой дорогой Генрих.

Пропела она. Говоря с собой и от души рассмеялась. Она постояла минуту в раздумьях. И решила идти в его покои. Посланник дожидался ответа за дверью.

Передайте его высочеству, что я никак не могу отказать больному в его просьбе и непременно навещу его.

Она подумала и сказала.

Через час.

Да, добавила она, я буду у его высочества, через час.

Посланник поклонился и исчез в коридорах дворца. Через час она была у дверей покоев Генриха. Слегка постучав в дверь. Ей открыл тот же самый слуга, что принёс письмо. Она зашла в комнату. Слуга скрылся за дверью, оставив их наедине. Она прошла в комнату, где застала Генриха за написанием другого письма. Бумага лежала рядом с ним на кровати.

Что вы пишете? Спросила она.

Он поднял глаза.

Я собирался вам написать следующее послание, на случай если вы не придёте.

А если бы я и тогда не пришла? Улыбаясь, спросила она.

Тогда, я слал бы вам письма всю ночь. Ответил он.

Он отложил в сторону бумагу, на которой писал очередное послание.

Что ж, это уже не нужно, вы уже здесь.

Она стояла рядом с его кроватью.

Значит вы при смерти? Сказала она, улыбаясь.

Он улыбнулся ей в ответ.

Мне уже лучше, ответил Генрих.

Как ваша нога? Продолжила Диана.

О, ничего страшного, начал, было, он.

Потом, спохватился.

О, ужасно плохо! И принялся, притворно постанывать.

О! Какая боль! Сказал он. Театрально расширив глаза и деланно гримасничая. Изображая мучение. Устремив мучительный взгляд, в потолок и протягивая к ней руки.

Ну, присядьте же рядом со мной, иначе я точно умру! Продолжил он этот фарс.

Она устроилась рядом с ним на краешке его кровати. Покачала головой. Серьёзно посмотрев на него, спросила.

Так как, всё же ваша нога?

Может, вы всё-таки ответите?

Он, весело посмотрел на неё, своими тёмные глазами, сказал.

Я ведь уже сказал. И хотел было, повторить свой сказанный ранее, такой театральный монолог.

Но она, остановила его. Вскинув брови вверх. И ожидая вразумительного ответа.

Он посмотрел на неё. Понимая, что его монолог не принят. И она ожидает от него серьёзности. Просто сказал.

Да это просто пустяк, моя дорогая Диана.

Вам право, не о чем беспокоится, уверяю вас.

Не пройдёт и недели. И я буду снова на ногах. И он улыбнулся.

Неделя!

Боже мой!

Генрих!

Да у вас рана по всей ноге!

О чём вы говорите!

Право, мадам. Вы увидите сами. Через неделю, я буду на ногах, как не в чём, не бывало. Поверьте мне. Ответил он смеясь.

Этот чёртов кабан лишь слегка поцарапал меня, вот и всё.

На самом же деле, кабан нанёс Генриху сильную рану. Вспоров, словно бритвой кожу и мясо по всей ноге, до самого бедра, и только чудом не задев артерии, что могло грозить Генриху неминуемой гибелью! Генрих носил этот шрам, оставленный в тот день чудовищем до конца жизни. Пуатье сказала, сделав серьёзное лицо.

Завтра я принесу вам бульона. Он поставит вас на ноги и восстановит ваши силы. Не слушая его болтовню про царапины и зная, что если она не позаботиться о том чтобы Генрих выпил чудо бульон, то сам он это делать не за что не станет. Диана искренне верила, что хороший бульон лучшее средство от любых недугов!

Я выпью ваш бульон лишь с одним условием.

Если вы сами будете меня им поить с ложечки!

Подняв палец вверх, изрёк Генрих. Смеясь и веселясь.

Иначе, я не стану его не за что пить! И он скривил лицо гримасничая.

Хм! Хмыкнула Пуатье.

Придётся мне вас им напоить.

И даже не сомневайтесь, я обязательно это сделаю. Если вы иначе, не намерены лечится!

Деловито добавила она.

Вдруг, став серьёзной добавила.

Генрих, я хотела поблагодарить вас. Сказала она.

Если бы вы не появились так вовремя, там в лесу. Я не знаю, что случилось бы. Сказала она. Не в состояние объяснить свой ступор во время встречи в лесу с кабаном. Но, она не успела закончить, как он притянул её к себе и поцеловал в губы. Она почувствовала его горячий и настойчивый поцелуй и ответила на него. После долгого и горячего поцелуя, чуть отстранившись от него, она посмотрела на него. Его глаза горели огнём, в слабом свете свечи. Она отвела взгляд и произнесла.