Моя дорогая. Сказал он.

Вам по вкусу завтрак?

Я смотрю, вы ничего не едите.

Так чего доброго вы обессилите. А ведь, обессиленная женщина, продолжал он, не может рожать здоровых детей.

Детей? Ужас холодными тисками сжал её, и ей стало трудно дышать.

Детей! Его детей! Сама мысль, что внутри её утробы будет частица него, этого человека, привела её в неописуемый ужас. Желудок свело и ей показалось, что её стошнит.

Но, сохранив самообладание, она холодно посмотрела на него и ответила.

Что в её привычки не входит столь плотный завтрак и пообещала, что в обед она, несомненно, будет голодна и съест всё.

Надеюсь, надеюсь. Ответил он.

Наконец-то завтрак был закончен.

Она так и не съела ни кусочка.

Он поднялся и сказал, что отправляется на прогулку верхом, объехать поместье. Она ответила, что утомлена и останется дома. Он пошёл к выходу и уже у дверей вдруг повернулся и сказал.

Моя дорогая.

Как же вам, однако, повезло! Вы теперь мадам де Брезе!

Ещё вчера, вы не могли предполагать и надеяться на столь великую удачу в вашей жизни! Сказал он ей, скривив свои тонкие губы, в подобие улыбки и вышел.

А она так и осталась стоять униженная и оскорблённая до глубины души его словами. Лишь её глаза на мгновение вспыхнули жёлтым огнем и где-то далеко, в самой глубине, зажглись жгучей ненавистью к удаляющейся фигуре графа де Мольврье.

Она сжала свои маленькие кулачки так сильно, что ногти впились ей в кожу и из ранок проступили капельки крови. А сердце, казалось, провалилось в пустоту и перестало биться навсегда.

Зима, зима!

Всё за окном оделось в белые одежды и испортило и без того не очень хорошие дороги. Прошёл год с её замужества. Граф отсутствовал вот уже как месяц. Отправившись в Париж по делам. Но, какие дела были у графа, знали, пожалуй, все. Несмотря на свою почти невероятную скупость граф был заядлым игроком. Неизвестно как в нём переплетались столь не совместимые качества, как невероятная скупость и азартный игрок. Свою молодую жену, что была уже беременна, он вынуждал ходить в залатанных до неприличия нижних юбках, для своих скудных нарядов. У Дианы было всего несколько приличных платьев. На её счастье или несчастье Диана почти не выходила в свет. Узнав о своей беременности, она впала в глубокую тоску, в тайне надеясь на выкидыш. Беременность проходила тяжело. Она была ещё бледнее, чем обычно, а под глазами залегли тёмные круги. Схватки начались неожиданно. Она почувствовала боль, согнувшись, застонала. Она поняла что началось. На её зов прибежала служанка, что была при ней. Служанка запричитала, размахивая руками.

Ой, рожаете, мадам! Ой, ой! Повторяла она.

Служанка помогла дойти ей до кровати.

Послали за опытной повитухой, которая приняла не одни роды. Прошло достаточно времени, и графиня родила.

Всё обошлось хорошо, она родила девочку.

Мадам, это девочка. Сказала повитуха. Она хотела поднести малышку к матери.

Убери, раздался глухой голос графини. Убери её, повторила Диана, хрипло.

Убери её от меня, повторила она. Не желая смотреть на ребёнка. Старуха опешила. Диана, белая, словно сама смерть, с посиневшими губами, повторила задыхаясь.

Убери! Я тебе сказала!

Но, как же, мадам? Начало было старуха. Графиня приподнялась на постели, бледная с перепутанными волосами, её глаза расширились. Она смотрела на ребёнка глазами полными, казалось какого-то ужаса.

Убери её! Повторила она твёрдо, отвернувшись от дочери.

Найди кормилицу, пусть привезут женщину сюда. Ты меня поняла?! Отдала она приказ служанке держащей плачущего ребёнка. Его крик словно ножом резал её на части, но она не смотрела в его сторону.

Ну, иди уже! Вскричала она, не в силах выносить больше эту муку.

Оставьте меня. Наконец тихо сказала она, словно последние силы покинули её. Старуха и служанка не пошевелились, ещё не придя в себя от её слов.

Идите же, наконец! Закричала она на них, выводя их из оцепенения. Наконец-то они вышли, унося с собой ребёнка.

Прошла неделя, она сидела у большого камина закутанная в большой шерстяной плед, её взгляд застыл на окне. Она смотрела на холод природы, морозные узоры мира. Свою дочь она так и не видела с момента её рождения. Лишь интересовалась у служанки, как ребёнок и здоров ли. Кормилицу быстро нашли, это была розовощёкая, здоровая женщина. Графиня велела позвать её вошедшей в комнату служанке.

Через некоторое время в комнату бодрой походкой вперевалочку вошла женщина. Она остановилась рядом с графиней. Диана перевела взгляд с окна на женщину и спросила её тихим, спокойным голосом.

Как моя дочь?

Мадам, очень хорошо. Ответила женщина.

Ест за двоих.

Улыбнувшись простодушно, сказала она.

Моему сорванцу еле хватает.

Но, молока у меня хоть отбавляй. Поспешила она заверить графиню. Боясь, что та может подумать, что у неё мало молока и будет искать ей замену.

Может, взглянуть желаете на неё? Робко, добавила она, потупив взгляд.

Графиня вздохнула устало.

Нет, не сейчас, потом. Добавила она, задумчиво.

Сейчас можешь идти. Закончила она разговор. Переведя вновь свой взгляд на холодные пейзажи за окном. Женщина пошла вперевалочку к выходу. Вдруг, словно что-то вспомнив, Диана окликнула женщину по имени.

Маргарита.

Женщина обернулась.

Спасибо, тихо добавила Диана, и устало улыбнулась кормилице. И та, ответила ей светлой, открытой, искренней и счастливой улыбкой. Которая есть только у любящей матери, вспомнившей своё дитя.

Да что вы, мадам. Да не за что. Ответила она добродушно и вышла из комнаты.

Пуатье снова смотрела, застывшим взглядом, на холод за окном.

Холодно, подумала она.

Боже! Как холодно! Еле слышно произнесла она. Чувствуя всем своим существом холод внутри себя.

У меня дочь. Ещё тише произнесла она свои мысли вслух. Не заметив того, что говорит сама с собой.

Но, почему же так холодно?! Мелькнула мысль.

Дочь она увидела спустя месяц. Ей принесли розовощекую девочку уже округлившуюся на молоке деревенской женщины. Она посмотрела на ребенка, но холод так и не исчез, лишь сердце кольнуло, словно его пронзили тонкой иглой. Девочка улыбалась своей матери, графиня улыбнулась ей в ответ. Малышка смотрела на неё, словно знала, что она и есть её мать. С интересом разглядывая её, и то и дело, прикасаясь к ней своими маленькими ручками. Подержав какое-то время ребёнка на руках, Диана отдала малышку кормилице. Странно, но девочка вдруг заплакала, оказавшись на руках у кормилицы, словно точно знала кто её мать. Диана вновь почувствовала боль от иглы в самое сердце. А потом, вновь холод заполнил всё её существо. Так состоялась вторая встреча матери и дочери.

Граф вернулся из Парижа.

Он был крайне раздражён и не доволен.

Зачем мне девицы?! Повторял он.

От них нет никакого толку!

Мне нужен наследник!

Слышите, Мадам?!

Словно, она была виной родившейся дочери вместо сына. Диана подняла на него холодные и тёмные, словно ночь глаза.

Ну, так помолитесь господу! Месье!

Возможно, он вас услышит! Отчеканила она холодно.

Он взглянул на неё и недовольно фыркнул, продолжая что-то бурчать, нервно вышел из комнаты.

Девочку назвали Луизой.

Ей было три года, когда на свет появилась её сестра, которую назвали Франсуазой.

Так же как и старшую дочь, графиня отдала её кормилице. Граф был просто в бешенстве. Он рвал и метал, говоря Диане довольно грубо.

Вы рожаете одних девиц!

Вы, словно делаете мне это на зло! Обвинял он её.

Мне нужен наследник! Кричал он.

От вас нет не какого толку!

Вы бесполезны!

Пуатье побледнела, её мучило только одно желание, что бы он, наконец, замолчал!

Умолк на веки!

Ей хотелось его убить!

О, да!

Она смотрела на него и думала, как было бы прекрасно никогда больше не слышать его!

Она даже представляла, как лучше это сделать.