Диана, дорогая. Улыбнулся Генрих.

Кажется, вы взяли моего жеребца, сказал он.

Она изобразила невинную улыбку.

Я, право, не смогла удержаться.

Надеюсь, вы меня простите? Сказала она. Делая невинное личико и изображая милого ангелочка.

Вы ездите в мужском седле к тому же. Добавил он, усмехаясь.

Это жутко не прилично.

Вы разве не знаете?

Его глаза озорно блеснули, а улыбка стала шире.

Посмотрев на него заговорщически, она, продолжая изображать всё ту же невинную простоту. Ответила шёпотом.

Но, вы ведь никому не расскажите, правда?

Он всё ещё улыбался. Деланно покачал головой.

Я, нет. Моя дорогая, Диана. Я некому не расскажу.

Уверяю, вы можете на меня полагаться.

Но, как вы понимаете, моя дорогая Диана. Продолжил он.

Дымчатого, на охоту взять вы, увы, не можете.

Я бы уступил вам его, не сомневайтесь.

Но, боюсь. Весь двор врят ли примет с восторгом вашу езду в мужском седле.

Так что, увы, мадам.

Вам надо будет выбрать другую лошадь.

Она надула губки.

Генрих ну разве я виновата, что самый великолепный жеребец во всей конюшне оказался вашим.

Он засмеялся от души. Добавив уже серьёзно.

Это было не предосудительно, вы могли покалечиться.

Она улыбнулась ему вновь улыбкой ангела.

Поехали, моя дорогая Диана.

Я знаю, какая лошадь вам подойдет.

Сказал он, направляя своего коня к конюшням видневшимся вдали.

Она последовала за ним. Подъехав к конюшням, Генрих ловко спрыгнул с седла и подал ей руку. Она изящно тоже спрыгнула с лошади.

Генрих провёл её к стойлу, где стояла кобыла, которую Генрих, как он выразился, присмотрел для неё.

Это была рыжая не высокая лошадка, которая больше подошла бы для тихих прогулок верхом, детям. Диана потухла. Кобыла была ничем не примечательной. Её ноги были совсем не такими изящными, длинными и тонкими как у её более чистокровных, породистых тёсок. Увидев её расстроенный вид. Генрих поспешил расхвалить животное.

О, моя дорогая! Это совершенно, замечательная лошадь! Поверьте мне.

Она приучена к женскому седлу.

И самое главное.

У неё великолепный, спокойный нрав.

Вот увидите. Вы будете в восторге.

Диана была готова расплакаться от обиды.

О да, месье!

У неё спокойный нрав, словно у коровы.

Заметила лишь она. Генрих сделал вид, что не расслышал её. Она была совершенно расстроена. Как обиженный ребёнок. Она бросила завистливый взгляд на дымчатого жеребца, высунувшего морду из стойла. Жеребец фыркнул презрительно. Словно говорил, что она сделала дурной выбор. Она вздохнула обреченно, посмотрев на Генриха с упрёком. Генрих, не дав сказать ей больше ни слова. Словно боясь, что если она заговорит, то переубедит его. Куда-то, быстро заторопился. Стараясь не смотреть в её сейчас, такие несчастные глаза. Зная, что не сможет ей сопротивляться. Решил ретироваться. Дабы, не менять своё решение. Старик сообщил ему о том, что мадам уехала на его дымчатом жеребце. Генрих, зная нрав своего коня, проклял всё на свете, дав, мадам де Пуатье, самостоятельно выбрать лошадь. Его сердце, провалилось куда-то в пропасть от страха, что с ней могло что-то случиться. Поэтому сейчас, он больше не собирался делать, такой ошибки. Выбрав сам, для Дианы, самую смирную лошадь, какую смог найти в конюшне. Он сказал, что его ждут не отложные дела и попрощавшись с ней, поцеловав руку.

Сказав ей.

До завтра, моя дорогая, Диана.

Быстро, удалился прочь, не переменив своего решения.

Ранним утром следующего дня. Придворные собрались на охоту. Мужчины находились в состоянии какого-то нервного возбуждения, женщины пестрели своими великолепными костюмами для верховой езды, украшенными драгоценностями и золоченой вышивкой.

Диана сидела на своей рыжей кобыле. Одета она была в костюм для верховой езды, цвета великолепного тёмно-зелёного омута или глубокого озера в лесной чаще. Костюм для верховой езды, был сделан из прекрасного бархата.

Верх костюма был вышит прекрасными изумрудами и золотой нитью. Образ дополнял прекрасный головной убор с великолепными перьями в тон костюма и такого же цвета перчатки. В ушах сверкали прекрасные серьги с чистейшими изумрудами, дополняя весь образ. Волосы были красиво собраны в причёску и лишь несколько чёрных завитков спадали по бокам, от чего изумруды на серьгах Пуатье, сверкали ещё сильней. Пуатье, словно сказочная, лесная нимфа, сверкала на солнце, цветом зелёных лесных озёр. Она всё ещё дулась на Генриха за дурацкую лошадь, что он ей подсунул. Кобыла была действительно спокойного нрава, как выразился Генрих. Так что Пуатье это лошадка, которая вечно тянулась за сочными листьями каждого куста мимо которого они проезжали, определённо напоминала корову. Диана увидела Генриха. Его словно подменили! Он излучал нервную энергию. Совершенно не мог устоять на одном месте. Громко говорил и шутил с другими мужчинами. Мечась, словно вихрь между ними на своём великолепном жеребце из стороны в сторону и размахивая в разные стороны своими руками, словно крыльями, и болтая ногами, словно собирался куда-то бежать. Его жеребец был так же возбуждён. Он нервно ржал, раздувая ноздри, и с нетерпением то и дело, поднимаясь на дыбы. Они оба, словно не могли дождаться дикой погони за несчастной добычей. Дамы то и дело кидали на него свои многозначительные взгляды. Он был одет в великолепный охотничий костюм, который почти не был вышит золотом, что для его ранга принца было странно. Генрих предпочитал одеваться скорее как солдат, нежели как принц, и терпеть не мог все эти рюши и вышивки. Его охотничьи сапоги сверкали чистотой и золочёными шпорами. Да и весь его вид был довольно грозный. Его жеребец был украшен нарядной попоной и сверкал на солнце, не уступая хозяину. Но, сильнее всего сверкали у обоих глаза! Генрих был просто великолепен! И скорее походил на корсара на своем дышащем огнем красавце, дымчатом коне. Пуатье была поражена такой в нём разительной перемене! Ведь обычно Генрих был довольно спокойным молодым человеком. И столь разительно отличался он сейчас! Он стал похож на какого-то невероятно обаятельного разбойника, гремевшего своим, как оказалось довольно громким голосом. Так как разговаривал он обычно спокойно и тихо. Диана и предположить не могла, что его голос может так греметь, словно гром, сотрясая всё вокруг! И сверкать глазами, словно молниями. Он увидел её в толпе и улыбнулся ей, поприветствовав и послав ей воздушный поцелуй, не обращая внимания на окружающую толпу, смутив её этим. Вызвав завистливые взгляды многих дам. Диана высокомерно подняла подбородок вверх, делая вид, что не замечает женщин завистливо разглядывавших её. Деланно фыркнула, словно над ней летала надоедливая муха. Раздался звук горна. Собаки радостно завыли, узнав сигнал начала охоты! Генрих рванул с места первым, словно в его жеребце была чудодейственная пружина. Все остальные рванули следом за ним. Лошади, люди и собаки всё перемешалось в шумной толпе, гончие собаки и подгоняющие своих лошадей люди. Диана оказалась в последних рядах, среди отстающих. Её спокойная, как выразился Генрих, кобыла. Казалось, совершенно не знала, что такое галоп и не собиралась этого узнавать и сейчас. Наконец, она отстала и вовсе от всей толпы, оббив все ноги о бока упрямого животного. Пуатье, в конец, выбившись из сил, подгоняя свою рыжею лошадку, сдалась окончательно. Она, наконец, поняла, что это дело бесполезное. Лошадь не собиралась бегать! За какой-то там толпой. Она опустила поводья, понимая, что ей уже никого не догнать. Дала кобыле свободу, и та не теряя времени зря, потянулась к первому попавшему кусту, стала лениво жевать листья. Пуатье вздохнула.

Ты не лошадь! Говорила она.

Ты же просто корова!

Какой болван поставил тебя в конюшню!

Тебе место, право, в коровнике! Ругала она, свою рыжею.

Но, животное, казалось было абсолютно равнодушно к подобным обвинениям.